Зимнее серебро - Новик Наоми (онлайн книга без txt) 📗

— Нет, нам нужно самое холодное место. Есть тут погреб?

Сергей как раз вернулся из-под навеса, он услышал мой вопрос и пожал плечами:

— Надо, так поищем.

Как будто погреб в доме мог возникнуть ниоткуда по нашему велению. Но Сергей взял фонарь и отправился вокруг дома. Он скрылся за навесом, и издалека донесся его негромкий голос:

— Здесь дверь!

Отец держал фонарь, а Сергей потянул простую деревянную дверь и подпер ее. Снизу потянуло холодом, пахнуло мерзлой землей. Мы стащили Зимояра вниз по лестнице. Погреб оказался просторным, с земляными стенами и каменным полом, обжигающе холодным. Мы уложили Зимояра на пол и сняли с него плащ — мороз тут же потек от него в разные стороны; теперь, когда мы больше не трогали Зимояра, слой изморози сделался плотнее и белее. Отец даже негромко вскрикнул: изморозь коснулась его пальцев, когда он вытягивал из-под раненого плащ.

Мы все стояли и смотрели на Зимояра. Лицо его искажала боль, щеки ввалились, резкие линии скул влажно блеснули, но в следующий миг на наших глазах вода застыла, и мне показалось, раненый задышал легче.

— Наверное, надо воды, — чуть подумав, сказала я.

Ванда притащила снаружи полное ведро и деревянную кружку. Я зачерпнула воды, приподняла голову Зимояра и поднесла кружку к его губам. Он шевельнулся и отпил совсем чуть-чуть. Кружка покрылась коркой льда, едва он коснулся ее губами; ведро тоже затянуло тонким ледком. Я осмотрела его босую раненую ногу — местами изуродованную, изъязвленную, точно подтаявший снеговик. Я отломала кусок льда из ведра и приложила к самой большой рытвине: лед тут же втянулся в плоть, и рана немного уменьшилась.

Я подняла взгляд на стоявшую рядом Ванду:

— А нет нигде льда? Может быть, на реке еще остался?

Но Ванда ведь уже ходила за водой на реку. Поэтому она лишь покачала головой.

— Все растаяло, — сообщила она. — Вскрылась река — вся, от берега до берега.

— Может, укутаем его в солому? — неуверенно предложил отец. — Мы же летом держим лед в соломе.

— Надо поскорее доставить его в его королевство, — ответила я.

Если Чернобог настигнет нас тут, он запросто закует Зимояра обратно в серебряную цепь и соорудит огненное кольцо. И в этот раз он справится без посторонней помощи. Хуже того, в этот раз он, возможно, вырвет у пленника его имя и весь его народ в придачу. И я не знала, что делать. Его дорога не бежит меж зеленых деревьев, и во всем Литвасе зима стоит только в нашем погребе. Когда мы выбирались оттуда, Ванда подала мне руку. Все гвозди в лестнице, железные дверные скобы — все заиндевело так, что не дотронешься. Траву наверху прихватило морозом, и она хрустела под ногами, а земля была твердая и стылая.

Я смотрела сверху на лежащего в морозном кругу Зимояра, бледную статую, высеченную изо льда, — и вдруг налетел порыв теплого ветра. Он промчался по ветвям, взлохматил мне волосы. Тот морозный след, что мы оставили за собой, уже исчез как роса. А наутро взойдет летнее солнце.

Прежде я желала Зимояру смерти. Прежде я на него злилась — лучше бы и сейчас злиться. Он мне столько плохого сделал и даже не сожалел об этом. Сожалел он лишь о том, что сразу не поверил, будто я могу заставить его платить. Но я прошла по тому подземному ходу под городской стеной, чтобы спасти Ребекку, и Флек, и Цоп, и Балагулу. И он тоже прошел этим же путем. Он принес себя в жертву ради них. Он смирил свою неколебимую гордость и взял в жены смертную — не ради полных золота сундуков, не ради власти, а затем, чтобы избавить свой народ от неумолимого врага. И вот он лежит тут, полумертвый, и мне невыносимо смотреть, как он тает, и думать о том, как все Зимояры сгинут, потому что им не вырвать свое зимнее королевство у тьмы.

Ветер, что дул мне в лицо, нес не снежинки, а пепел и запах горящего дерева. Неясный алый свет маячил далеко впереди — огонь, который я спустила с цепи и натравила на королевство, некогда приютившее меня. Я сейчас раскаивалась, как Мирьем. Но я твердо знала, что должна была это сделать. И столь же твердо я знала, что должна буду сделать еще. Мне нужно вернуться в собственное царство, встретиться с отцом и послать за священниками с их благословенной цепью. Неизвестно, как долго не иссякнут жизни простых Зимояров, но едва Чернобог утолит жажду здесь, он вернется к нам. И однажды днем, когда он, сытый, будет отсыпаться в утробе Мирнатиуса, мы закуем его в цепи и предадим огню, изничтожив пламя в пламени. И чем скорее я попаду домой, тем лучше; нужно быть готовыми к возвращению Чернобога.

Но я продолжала стоять, глядя на вздымающееся пламя.

— Простите, — прошептала я, хотя никто не внимал моей просьбе.

Я стояла одна в огороде — наполовину заснеженном, наполовину зеленом, — и рядом не было ни души. На меня не глядело с укором ни дитя Зимояров, ни даже мой закованный супруг. Единственным живым созданием тут была белка — прибежала поживиться хлебной горбушкой, что я раскрошила тут несколько дней назад. И я замолчала, словно была здесь не одна. Мне не все равно, и я раскаиваюсь, но суть не в этом. Суть в том, что я уже свершила и что еще свершу.

— Твое королевство я тоже спасу, если получится, — сказала я белке.

Но та не обращала на меня внимания: ее больше интересовали крошки. От крошек зверьку хотя бы польза, а извинения мои совсем бесполезны. Я вернулась к лохани с водой. Заглянув в воду, я увидела свои покои, туалетный столик с раскиданными кольцами Мирнатиуса и небрежно брошенный изысканный плащ. Позади меня — смертоносное пламя, мною же разожженное, и такое же впереди. Я на мгновение прикрыла глаза; две бессмысленные слезы скатились по моим щекам и капнули в лохань.

Пора обратно. Я на ощупь протянула руку к воде, ожидая почувствовать нагретый воздух спальни на своем лице. Но внезапно в обжигающе ледяной воде возникла вторая рука, нашарила мою руку и вложила мне что-то в ладонь. Я от неожиданности так и шарахнулась от лохани. На моей раскрытой ладони лежал какой-то диковинный орех — вытянутый, гладкий, свежий и белый как молоко. На него налипло немножко грязи. Я опять заглянула в отражение: спальня была на месте и ждала меня. Я для пробы сунула руку в воду, и в этот раз никакой воды не почувствовала — моя рука просто вышла с той стороны.

И вместо того чтобы пройти в спальню целиком, я вытащила руку и снова вгляделась в орех у себя на ладони. Медленно развернувшись, я направилась обратно, к двери хижины. Как раз на границе сумерек и ночи снег слегка подтаял, и получился островок голой земли. Он даже выглядел так, словно здесь кто-то пытался выкопать ямку. Наверное, орех надо посадить. Что с ним еще сделать, мне в голову не приходило. Не случайно же его послали в королевство Зимояров — уж верно не для того, чтобы я забрала его с собой.

Я положила орех рядом и принялась копать углубление в земле. Но не успела я покончить с копанием, как в два прыжка рядом со мной очутилась белка, сцапала орех — и была такова.

— Нет! — крикнула я ей вслед.

Может, я и зря вожусь с этим орехом, но вряд ли его сюда отправили на съедение белке. Я по-глупому хватанула белку за хвост, но та, разумеется, ускакала. Правда, ускакала она недалеко: пристроилась на сугробе рядом с наполовину заснеженными воротами и стала закапывать добычу.

Я выпрямилась и двинулась к белке — осторожно, чтобы не спугнуть. Пришлось лезть через сугробы: там, где снег не сошел, он был мокрый, тяжелый, облеплял подол и меха. Даже у ворот снегу было мне по колено. Завидев мое приближение, белка уронила орех в вырытую ямку и умчалась в лес. Белка не очень-то глубоко зарылась в высокий сугроб; орех в снежной ямке поблескивал в лунном свете почти как серебро Зимояров. Как будто под его скорлупой теплилась жизнь.

В этот раз я благоразумно спрятала орех в карман. Я разбрасывала снег руками, зарываясь все глубже в сугроб. Пальцы тут же начало жечь от холода; обувь промокла, и колени тоже; я копала и копала, и холод пронзал мою кожу. Я обернула ладони меховым плащом, но так дело шло еле-еле, поэтому я решила, что обойдусь. Руки у меня совсем закоченели, и казалось, что пальцы невероятно раздулись, хотя, конечно, ничего с ними не случилось, просто они побелели и застыли.