Семь легенд мира - Демченко Оксана Б. (полные книги txt) 📗
Айри устало и благодарно улыбался. Он почти не покидал кузницу, осунулся и похудел, спал урывками, по полчаса. Металл не терпит перерывов в работе, особенно этот. Айри удивленно обнаруживал все отчетливее, что знает, чего требует от него дело. Люди, помогающие ему, нервничали и сомневались. День ото дня им было все более странно неподатливое упорство булата. И в то же время сам Вэрри успокаивался и избавлялся от суетливых метаний. Все правильно. Разве он раньше не понимал, как бесконечно упряма маленькая Мира? Ведь надо быть очень сильной, чтобы решиться уйти из дома, убедить дабби и просто выдержать в его караване первый долгий путь. Никого не зная, не видя этого самого пути, не понимая толком даже языка тех, кто идет рядом, не позволяя помогать себе и жалеть, тем самым делая неполноценной и признавая слабой. А еще она – настоящее солнышко и потому, имея светлую и нежную кожу, все же не обгорает на самом жарком юге. Вся из невозможных и удивительных свойств соткана. Самая непохожая на иных людей, всех, кого он встречал прежде. Замечательная.
Одно плохо, пока он тут занимается Лучом, некому сшить ей шапку. Тофей обещал заняться, Всемил говорил, что постарается, Стояр уверял, что присмотрит. Но шапку-то ждут от него! И шапку, и пряжки. Она им и мех-то не отдаст! Как можно было заняться клинком, не выполнив обещания? Арагни смеялась, пугающе точно читая угрызения его совести, и обещала за такое стр-рашное преступление выдумать к весне еще два, а то и три, новых заветных желания.
Заготовка «потекла», когда в успех отказывались верить уже все, кроме кузнеца и его ученика. Вэрри помнил этот день. И свое лихорадочное возбуждение, визги Миры, требующей не спешить и делать все толком, охи Яромила. Он не спешил, но и остановиться не мог. Булат менялся и было просто невозможно прервать его движение теперь, когда живая душа и сталь находили общую форму.
Ночью первая часть работы была окончена. Он устроился дремать прямо в кузне, а Мира сидела рядом и гладила по волосам, снимая усталость и помогая накопить силы. Она знала лучше прочих: этот дракон слишком упрям, чтобы бросить важное дело ради отдыха. Сама такая…
Отоспаться по-настоящему айри удалось уже глубокой зимой, когда удачно прошла закалка, клинок сел на рукоять, сын кузнеца устроился рядом мастерить ножны, а сам Медведь выгнал айри из кузни под ехидные поддевки всех трех Орланов и осмелевшего старосты. Старый взялся за полировку клинка, в которой считал себя непревзойденным мастером. Сердито хлопнул дверью, сообщив, что такое ответственное занятие – не для ослабевших рук и красных слезливых глаз. И в нынешнем виде дракон годен лишь пугать супротивника из Куньей слободы, пусть тем и займется. Вэрри благодарно и покорно сдался. Луч, может быть, и содержал частичку души Миратэйи, но его собственной в клинке уместилось не меньше. Но, надо признать, и прочие приложили усилия. Так можно ли их расстраивать?
Он проведал Актама и пошел спать.
Утром рядом снова сидела Мира, и в руках у нее были давно добытые у Тофея заячьи шкурки. Белые с серебряным узором, редкостные. Как раз как просила.
Неделю айри с удовольствием возился, выкраивая для арагни шапочку и поясняя, какой она будет. Мира щупала заготовки, слушала пояснения, морщила нос и требовала внести изменения. Он ругался для порядка и послушно переделывал, как велено. Потом пришло время кошеля с серебром, заранее запасенным на пряжки. Миратэйя настояла на своем и здесь: все пряжки отливались и чеканились разными, хотя обычно так не делают. Но ведь это – ее куртка! Так на рукавах устроились два Норима, справа голова, а слева конь целиком, летящий иноходью. У воротника прыгали Тирр и Лой’ти, четырежды переделанные по требованию несносной заказчицы. Нашлось место и для Актама с Глядом, и для далекого Рифа. Первая проба готовой куртки и шапочки совпала с днем великого побоища жителей Брусничанки и Куньей слободы за «прошлогодний снег на тутошней полянке, соседями негодными до последней крохи по весне уворованный», как объявил Тофей. Соседи грозили кулаками с дальнего края полянки и шумно предъявляли не менее страшные счета наглым охотничкам, потоптавшим лучшие поганки в лесу.
Вэрри скромно устроился с краю, уступая главное место в середине боевого беспорядка селян еще довольно тощему, но уже и теперь опасному и крупному Яромилу. И, может быть, не собрался бы воевать вовсе, вопреки настойчивости Миры, но тут поляну длинными прыжками перелетел Тирр, визжа и щелкая совершенно восторженно. «Куна сманивают» – сердито зарычал Тофей. И тем дал начало потехе.
Айри не помнил, как очутился в ее гуще и как пробивался сквозь ряды союзников и противников. Кажется, вполне успешно: у него была важная цель. Тирр так пищать и радоваться мог только одному человеку. Хотя это и невозможно, перевал закрыт снегом плотно… Навстречу ему не менее успешно двигался гость слободы.
В сумерках два старосты торжественно поделили снег. И, вполне довольные собой, селяне всей толпой пошли и поехали, загрузившись в сани, в проигравшую Кунью слободу «за трофеями»: столы уже с полудня ломились от еды, приготовленной в обеих деревнях. Выиграть слободчане и не надеялись, зная о гостях в Брусничанке. Правда, проиграли с честью, ведь и их войско укрепилось накануне нежданным, но весьма толковым бойцом.
Ронг лишь усмехнулся презрительно, слушая удивленные речи о непроходимом и опасном перевале. В его родных горах род Хранителей такие снега и перевалы опасными не считает. Сложно, само собой, тем более – когда дорогу не знаешь толком, лишь с чужих слов. Но вполне посильно. А чего они ждали? У него из-под носа воруют упчоча и рассчитывают отсидеться за перевалом в безопасности? Мира виновато шмыгала носом и мяла шапку, склонив голову и тяжко вздыхая. Все это она проделала за спиной у обожаемого дракона: пусть-ка страшный Ронг попробует там достать. Напрасные усилия, место надежное!
Расчет оправдался. Ронг ограничился тем, что передал девочке устное обещание Деяны по весне выпороть ученицу настоящими розгами. Впрочем, лукавая надеялась и от этого наказания спастись возле дракона.
Хранитель прибыл за перевал спешно, среди зимы, опасаясь за жизни оказавшихся здесь людей. Он собирался в крайнем случае позвать птиц, чтобы вытащить всех в степь до весны и тем спасти. Но пока не звал, туманно намекая на «обстоятельства». Вэрри смеялся до слез. Наконец и его подловили более ловкие интриганы. Первым добрался, больше всех знает, князей спас – а «обстоятельства» для него тайна. Впрочем, определенные догадки нашлись. Он прищурился, оглядываясь на Миру. Девочка упрямо замотала головой: она, может, как снавь и вычитала в сознании многое, но не скажет. Все же виновата перед Ронгом и его Тирром, вот и будет молчать.
Вэрри покладисто согласился. Ему есть чем заняться. Луч оказался сложным клинком. Он сживался с рукой постепенно и требовал тренировок и усердия, – упрямство булата не улеглось после ковки. Собственно, и сама ковка вышла не так, как он намечал. Айри намеревался, сидя у кромки болота и глядя на Миру – душу меча, – выковать северный обоюдоострый полуторник, вполне обычный для вендов. Но сталь лилась в иную форму, а он не решился препятствовать ей. И получил то, что получил. Нечто среднее между саблей и мечом. Очень малая, почти не приметная, кривизна, заточка односторонняя, длина значительная для сабли. Ширина лезвия довольно скромная, почти равная, без утолщений. Он работал с подобным оружием давно, еще когда учился у мастера из народа ш’ати. И теперь заново отрабатывал приемы, прикрывая глаза и выслушивая мнение клинка, его заставила так поступать неугомонная Мира.
Чем дольше Вэрри работал с Лучом, тем полнее понимал, что тяжелее и массивнее он получиться не мог. Мечи Медведя все имели душу воинов. А эта сабля – маленькая, изящная и немного капризная женщина. К тому же – снавь с собственным странным и довольно необычным даром. Как любая женщина, его сабля полагает себя бесподобной и предпочитает прямой и грубой силе хитрость, мягкие скользящие удары, обманные выпады и скорость. И требует от него именно таких действий.
