Темная магия - Уэллс Энгус (электронная книга txt) 📗
Брахт тоже понял, что девушке не по себе, и мягко сказал:
— Каландрилл рассказывал мне о вашей дуэли. У тебя не было выбора. Не возьмись ты за саблю, все мы сейчас были бы мертвы, а Рхыфамун преспокойно продолжил бы свое дело. Если и можно кого-то винить, то только Джехенне или Рхыфамуна. Ты не должна чувствовать вину.
Каландрилл даже подумал, что, пока он грубеет, Брахт становится мягче. Еще год назад подобные слова ни за что бы не сорвались с его губ. Видимо, они положительно друг на друга влияют. Сам Каландрилл окреп, он уже далеко не ученый принц, изнеженный аристократ, а Брахт — некогда циничный наемник — смягчился душой и научился сопереживать. Они словно галька в реке, воды которой переворачивают и трут их друг о друга, стирая острые края, прилаживая один к другому, вымывая слабости, оставляя только самое важное и крепкое.
Катя улыбнулась, оставив свои сомнения, и вновь принялась подшивать обтрепавшиеся края рукавов, а Брахт еще долго сидел и смотрел на нее влюбленным взором, но потом и он принялся готовиться к отправлению.
День клонился к вечеру, солнце спускалось все ниже и ниже, и Брахт закрыл окна и опустил полог. Каландрилл зажег лампы, и они сложили вещи в одном месте, чтобы утром можно было без промедления отправиться в путь. Вскоре вечер окутал долину в темно-голубые цвета. Огонь костров стал ярче, запах жареного мяса сильнее. Где-то вдалеке застучали барабаны, и звук их стал приближаться к кибитке. Брахт вздохнул и принялся причесываться, недовольно бормоча по поводу всяких там церемоний. Каландрилл с любопытством приподнял полог. Перед кибиткой стояла толпа. Впереди — Дахан, по сторонам от него — Моррах и Невин, каждый с барабаном через плечо — отбивал медленный ритм длинными полированными деревянными палочками. За ними, с лицами, полными ожидания, стояла огромная толпа народа.
Барабанный бой чуть стих, и Дахан, сделав шаг вперед громко, так что его голос разнесся по всему стану, объявил:
— Мы чествуем Брахта ни Эррхина и его друзей. Выходите пировать с нами.
Брахт отодвинул Каландрилла от полога и, выйдя на лестницу, церемонно сказал:
— Ты оказываешь нам великую честь, Дахан ни Ларрхын. И мы с благодарностью принимаем твое приглашение.
Через плечо он сказал Каландриллу и Кате:
— Пошли. Не берите ничего, кроме кинжалов.
Он царственной походкой спустился по ступенькам и обнялся с Даханом под одобрительные возгласы толпы и громкий перестук барабанов, вдруг резко стихших. Женщины и мужчины обступили Брахта со всех сторон и, взяв его под руки, торжественно повели к главному костру. Катя пользовалась не меньшим вниманием, и Каландрилл, оставшись один, шел позади.
Он был даже рад этому, ибо получил возможность присмотреться и прислушаться к действу повнимательнее, чем в предыдущую ночь, когда он находился в центре внимания. Сейчас же лыкарды чествовали прежде всего Брахта и Катю, и он с интересом ученого смотрел вокруг.
Подобного пиршества в Секке ему видеть не доводилось. Их усадили по правую руку от Дахана; Моррах и Невин сели по левую; далее расположились старейшины и наиболее уважаемые воины племени. Остальные — у них за спинами. Первый кусок мяса был предложен Брахту, как и первый кубок вина; затем настала очередь Кати, а потом уж Каландрилла, и он вспомнил отцовский дворец, где тоже был последним из ден Каринфов. А теперь я даже меньше того, усмехнувшись про себя, подумал он. Теперь я вне закона, и за мою голову объявлено вознаграждение. Ежели суждено мне когда-нибудь вернуться на родину, удостоят ли меня такими почестями, какие воздаются сейчас Брахту? Смогу ли я противостоять брату? Или победить его? При этой мысли он покачал головой. Какое это имеет значение? Он и так-то никогда не хотел быть доммом, а уж сейчас — тем более. Он с удовольствием оставит это бремя Тобиасу. Если, конечно, подумал Каландрилл, когда ему из бурдюка налили вина и передали блюдо с мясом, Тобиас, сам того не сознавая, не вступит в игру на стороне Рхыфамуна. Он смотрел на освещенные пламенем улыбающиеся лица вокруг костра и думал о том, что, доведи Джехенне свое дело до конца, эти люди прямо сейчас готовились бы к войне с Лиссе, обманутые льстивыми речами Рхыфамуна, жаждущего ввергнуть их в кровавую бойню. А судя по тому, что видел он на родине, Тобиас тоже встал на тот же путь. И если брат его настоит на своем, доммы Лиссе объявят войну Кандахару, и все это, включая интриги колдуна в Куан-на'Форе, подготовит почву для пробуждения Безумного бога.
Каландрилл посерьезнел, понимая, что, каковы бы ни были обещания Молодых богов, он сам, а также Брахт и Катя лишь пешки в чьей-то непонятной ему игре, в которой задействованы неизвестные силы. Какие у них шансы на успех? Рхыфамун на много дней впереди и говорящим с духами вряд ли удастся его остановить, а уж тем более одолеть. А ведь шаманы обладали такими силами, о каких он и мечтать не мог. Что же говорить тогда о них, странствующих меченосцах? Имей веру, твердили ему товарищи. Но достаточно ли одной веры? И Бураш, и Дера говорили им о неких силах, способных помочь в достижении цели. Но поведали они об этом так загадочно, что Каландрилл вовсе не был в этом уверен и еще меньше понимал, как можно взять верх над Рхыфамуном, если, конечно, они его догонят. Временами так трудно бывает не потерять веру!
— Ахрд! Отчего такой несчастный вид? Что? Вино кислое? Или пир невесел?
Каландрилл тут же устыдился своих сомнений. Брахт весело улыбался, поднося к запачканным жиром губам до краев наполненный кубок вина. Каландрилл уныло покачал головой и пробормотал:
— Нет я думал о Рхыфамуне и его деяниях.
— Забудь, — посоветовал ему Брахт. — Наслаждайся вечером. В путь мы отправляемся завтра утром, а сегодня ночью будем пировать. У нас новые друзья. Укрепим с ними дружбу. И предстоящий путь станет намного легче. Так выпей за это.
Каландрилл улыбнулся и вознес молчаливую хвалу богам за то, что они даровали ему такого друга.
— Истинно, — сказал он. — Ты прав.
Он осушил свой кубок и потребовал еще, решив, что от вина ему хуже не станет. Здесь они в безопасности, вокруг — воины, которые, как он думал, будут теперь стоять за них до последней капли крови. К тому же сейчас на их стороне и говорящие с духами, обладающие необыкновенными знаниями и заклинаниями и способные передать им новости о колдуне. Впервые за долгие недели они оказались в полной безопасности, и Каландрилл решил последовать совету Брахта и веселиться.
Но все же он старался держать себя в руках, как и его товарищи. Они ели и пили от души, но так, чтобы утром отправление не стало в тягость. Юноша ел до тех пор, пока пояс не врезался ему в живот и вид еды не стал противен. А вино он пил мелкими глотками, наслаждаясь вызываемой им истомой.
Но этого нельзя было сказать об их гостеприимных хозяевах. Очень скоро от оленей остались одни кости, а бурдюки с вином все ходили и ходили по кругу, и наконец лыкарды принесли барабаны и дудки, и барды принялись сочинять песни, взмывавшие высоко в ночное небо вместе с искрами от костра. Они пели на языке Куан-на'Фора, и Каландриллу показалось, что Брахт покраснел, слушая их рассказ о злоключениях кернийца и о его великом предназначении. Катя была явно смущена, когда Брахт перевел стихи, посвященные ей, в которых она представала в роли спасительницы, загадочной воительницы, прибывшей одолеть Джехенне и спасти ни Ларрхынов oт бесчестья. Каландриллу же отводилась куда меньшая роль — простого товарища и помощника Ахрдова избранника и женщины с волосами цвета льна. Он не возражал уже потому, что у Брахта не было возможности посмеяться на его счет, но все же порадовался, когда торжественные песнопения уступили место более популярным песенкам, какие выводили уже все хором.
Лыкарды, видимо, собирались пировать всю ночь напролет. Кое-кто уже пал жертвой вина — глаза остекленели, речь стала бессвязной. Кто-то храпел внутри круга. Наконец и барды охрипли и смолкли. Начались разговоры. Женщины стали загонять домой разгулявшихся детей, а воины рассказывать про старые битвы и при этом они часто вспоминали добрым словом асифов, описывая доблести противника столь же красочно как и свои собственные. Брахт участвовал в этих разговорах, не видя никакой для себя обиды. В этих простых людях было благородство, которое не встретишь в утонченном сообществе аристократов Лиссе и Кандахара, и Каландрилл расположился к ним сердцем, радуясь, что теперь они друзья, а не враги.
