Кукушка - Скирюк Дмитрий Игоревич (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Понятно… Позволишь мне рассмотреть твои глаза?
— Ещё чего! Зачем?
— Они у тебя такие же, когда ты… другой. Я никогда подобного не видел. Так что? Позволишь, нет?
Рутгер долго молчал. Под кожей на его лице ходили желваки.
— Кто я? — наконец спросил он. — Кто мы теперь такие?
— Не задавай дурацких вопросов, — не замедляя шага сказал Жуга, хотя в словах его было больше горечи, нежели сарказма. — Ты человек. Вы оба — люди. Никто другой такой глупости над собой не сотворил бы.
Рутгер ничего не сказал.
Два человека шли, рассекая травяное море. Хищная птица смотрела на них с высоты. Отсюда ей было видно, как из леса вышла лошадь — рослая, соловой масти. Вышла, осмотрелась, прянула ушами и неторопливо зашагала следом за людьми.
Птица камнем пала вниз, раскрыла крылья, тормозя, уселась на луку седла и с яростной энергией принялась чистить перья.
Баранина на углях шипела, брызгала жиром и источала умопомрачительные запахи: перед готовкой Иоганес Шольц натёр её солью и перцем, вывалял в каких-то травках, в семенах укропа, спрыснул уксусом. Что да, то да — Глюк Ауф Иоганн знал своё дело. Золтан сглатывал слюну.
Их было только двое у костра: маленький отряд с недавних пор размежевался. Монахи расположились далеко в стороне, где никто не мог им помешать. Они чурались мяса, питаясь хлебом и латуком, и вели неспешную беседу; костерок их еле теплился. С другой стороны пылал костёр солдат (четверых оставшихся). Где-то там, меж ними, подъедался полоумный Смитте. Бритву ему доверять опасались, и голова его немного обросла по кругу, так, что его ранняя лысина стала напоминать тонзуру. Одежда у него была мирская.
Снова все были в пути, и снова всех вела дорога, будто не случилось отдыха в монастыре. Да и какой это был отдых, если вдуматься… Отдых длился первые три дня, потом настала скука, а потом — раздрай и беготня с пожаром и стрельбой. Вот и сейчас они выехали засветло и спешно: брат Себастьян, брат Томас, два стражника, десятник и аркебузир, чья аркебуза ехала в обозе, а сам он стал меченосцем. Маленький отряд пополнился тележкой и вторым конём, принадлежавшим Золтану (а до того — гарлебекскому палачу), но и только.
Алехандро Эскантадес и три его товарища остались лежать на монастырском кладбище под четырьмя одинаковыми скромными католическими крестами.
Настоятель монастыря, снаряжая отряд в дорогу, предложил взять проводников в лице кого-нибудь из братии, но Себастьян отказался.
— Мы не заблудимся, — сказал он. — И не нуждаемся в защите. Но всё равно примите мою благодарность за это ваше предложение. Pax vobiscum, брат мой. Я не забуду ваше содействие следствию и вашу доброту.
Аббат поклонился в ответ: «Pax vobiscum», и ворота за ними закрылись.
Животные шагали бодро. За время, проведённое на монастырском подворье, они повеселели и заметно раздались в боках. В жизни и в быту бернардинцы придерживались строгости и аскетизма, не балуя себя сытостью и разносолами, но рабочую скотину содержали в лучшем виде — всё время, проведённое на монастырских пастбищах и в монастырских же конюшнях, ослы и конь исправно получали полную мерку овса и охапку доброго сена.
Животные, как уже было сказано, шли резво, но и люди не отставали: дороги близ монастыря были великолепные, часть даже вымощена деревом, и, если б не жара, путь был бы в удовольствие. А к ночи стали на большой привал. По дороге попалось несколько трактиров, но из-за жары припасы портились, ночь обещала быть тёплой, и брат Себастьян решил не тратиться на стол и кров. Расположились возле маленького леска.
Мануэль Гонсалес пребывал в рассеянном расположении духа и обычно перед трапезой куда-то уходил. Золтан мог только догадываться, зачем он это делает, но думал, что, наверно, это как-то связано с мечом. Может, он молился ему, а может, проводил каждый вечер в бдении над оружием, как рыцарь перед посвящением. Он спал не больше четырёх часов, вставал с рассветом и ложился позже всех.
Глаза маленького аркебузира теперь всегда сияли отсветом почти религиозного экстаза.
— Я что-то не возьму в толк, что мы теперь-то здесь делаем? А? — вопросил у Хагга Иоганн Шольц, переворачивая длинные полоски шкварчащего мяса. Лопаткой ему служила длинная железная хреновина из арсенала пыточного мастера, которой отгибали кожу и сдирали жир при прижигании железом. Это обстоятельство могло подпортить аппетит, но Золтан рассудил, что этакий цинизм вполне (и даже более чем) допустим для палача.
— Лис убежал, — рассуждал тем временем Иоганн. — Так? Так. И девка испарилась: фьють — и нету. Сбежала, нет — не важно. Важно то, что мы не можем ей теперь ничем помочь. Не можем, а? Не можем. Так какого чёрта?
— Брат Себастьян потребовал, чтоб мы с ним ехали, вот мы и едем.
— Ну и что, что монах потребовал, чтоб мы с ним ехали? Он-то думает, что вы на самом деле герр Мисбах, но вы же не Мисбах! Значит, наше дело теперь сторона. Мы сто раз могли удрать, да и сейчас ещё не поздно. Бросить эти сундуки с железками, распрячь осла — и ходу, как в старые времена. Ни одна ищейка не догонит. А? А то, пока мы здесь зады морозим, там моя корчма, поди, совсем уж развалилась.
— Говори потише, Дважды-в-день. — Хагг покосился на солдат, но у них как раз поспела каша, и они всецело были заняты едой. — Говори потише. Ведь об этом знает только Мануэль, для остальных мы по-прежнему палач с помощником.
— Да, чёртов мальчишка пока молчит, — признал Иоганн. — Даже не пойму, чем вы его так купили! Сам стал не свой, как подменили: в глаза не смотрит, только вверх, говорит загадками, бормочет что-то… Знаете, как он вас называет, когда со мной говорит? «Рыцарь-сарацин»! Во как! Ни больше ни меньше! И вздыхает так, почтительно-почтительно. А как орал, что всех зарежет! Ох, не приведи Господь, как ляпнет что-нибудь этакое своему доминиканскому попу или его служке — пропали наши головы. С чего всё это, а?
— Зачем ты спрашиваешь? Меча не видел?
— Отчего же? Видел. Меч, потом как будто стала чашка, а потом — опять меч. Ну так и что ж? С вами я ещё и не такое видывал. Мало ли у вас в запасе колдовских штучек!
— Чего ж тогда ты на колени падал? А?
— А чтобы подыграть вам, вот и падал. Опять же снизу нападать сподручнее: известно дело снизу-то любой противник мягче… Я ж не виноват, что он заахал: «Градаль! Градаль!» Тут бы мне и дать ему под дых, да вы меня остановили.
— Ты, Иоганн, невежда и болван, — усмехнулся Золтан. — Не знаешь рыцарских легенд, вот и гадаешь. А этот парень бредит ими.
— Ну и чего, что бредит? Насколько мы ему можем доверять?
— Безраздельно можем. Пока парень уверен, что у него в руках Святой Грааль, мы можем из него верёвки вить, он только благодарен будет.
— «Градаль», «Градаль»… — пробурчал Иоганн. — Что это за Градаль такой, о котором вы талдычите всё время? Меня, сказать по-честному, все эти сказки мало трогают, моё дело — кружки да тарелки. Это когда-то, лет пятнадцать тому назад, я мог такой ерундой себе голову забивать, когда по горам из озорства скакал, как козёл, а о кубышке не думал. Ну так по молодости всяк не дурак рискнуть…
Золтан Хагг откинулся на снятое седло и задумчиво посмотрел на огонь.
— Нет, Дважды-в-день, это не штучки, — сказал он. — А если и штучки, то не мои. И парень ближе к истине, чем ты считаешь. Это гномский меч, старинный, очень необычный, у него своя история. Ты помнишь травника?
— Травника? Спаси Христос, а как же! А чего?
— Когда-то это был его меч. Потом, когда монахи разыскали Лиса и всадили ему пулю в грудь, парнишка взял меч как трофей. А Хриз — меч не простой. Волшебный. Признаёт не каждого.
— Ага! Так-так-так. — Иоганн заинтересованно подался к собеседнику. — Я от вас уже слышал что-то такое. Дайте угадаю. Вы хотите, значится, сказать мне, будто этого парнишку, этого задохлика-испанца, меч признал за своего?
— Ну, за своего или не за своего — не знаю, — откровенно признался Хагг. А вот то, что он его слушается, нет сомнений. Правда, есть одна загвоздка. Если меч меняет форму и становится другим, на это у него какой-то свой резон, у этого меча. И травник худо-бедно с этим мог справляться. Мы же оба видели, как меч стал чашею — вряд ли парень мог того желать. Мечтал, быть может, как школяр о деве, но желать… Навряд ли. Парнишка возмечтал добыть Грааль — святую чашу, самую таинственную христианскую реликвию? Меч предоставил ему такую возможность! А это значит, меч ведёт свою игру. Угадывает тайные желания, чтоб подтолкнуть нас в нужную сторону.
