Антология Фантастической Литературы - Борхес Хорхе Луис (мир бесплатных книг .txt, .fb2) 📗
Я выбрал этот кустик клевера для Истязаний, выбрал из многих. Бедный ты мой избранник! Посмотрим, смогу ли я создать для тебя мир беспросветной Муки. Дойдут ли твои Безгрешность и Боль до таких пределов, что это взорвет Мир, взорвет Вселенную и кто-то возопит о Небытии, станет умолять о Небытии, о полном Прекращении для себя и всех прочих, ведь мир устроен так, что отдельной смерти в нем нет — либо гибель Всего, либо неисчерпаемая вечность для всех... Единственное постижимое уму прекращение — это прекращение Всего. Мысль, что кто-то чувствующий вдруг перестанет чувствовать, оставив после себя, прекратившего существовать, ту же неизменную реальность, — нет, это невозможно, это не умещается в голове.
Избранный из миллионов, ты будешь, будешь существовать на свете только ради Муки! Пока еще не пора. Но завтра я стану благодаря тебе настоящим художником Мучений!
Последние три дня, шестьдесят—семьдесят часов подряд, дул ровный летний ветер с отклонением разве что на градус-другой, не больше. Дул и дул в одном и том же направлении, с одними и теми же микроскопическими колебаниями, одними и теми же микроскопическими различиями в направлении и в колебаниях. Дверь дома между перилами крыльца и придвинутым, чтобы сократить размах, стулом колотилась не переставая. Не переставая, колотилась под ветром и рама окна. И все эти шестьдесят—семьдесят часов дверь и рама минута за минутой уступали ровному нажиму ветра, а вместе с ними — застыв или покачиваясь в кресле, я сам.
Наверное, тогда я и сказал себе: вот она, истинная Вечность. Наверное, ради этого я на них и смотрел, ради этой находки, этой смеси пресыщенности, бесчувственности и бесцельности, этого переплетения боли, удовольствия, жестокости, доброты — всего на свете, во мне и зародилась тогда мысль стать мучителем клевера.
Попробуем, повторял я себе, попробуем, отказавшись от мысли о новой любви, предаться пыткам самого слабого и беззащитного существа в мире, самой хрупкой и ранимой из форм жизни: сделаться мучителем этого кустика. Бедный, он избран среди тысяч ему подобных, чтобы оттачивать на нем изобретательность и упорство инквизитора. Когда-то я хотел сделать росток клевера счастливым. Но меня вынудили отказаться от этой мечты, оторвать избранника от себя, спрятать его среди других. С той минуты маятник моей извращенной и смертоносной воли качнулся в другую сторону, разом обратившись к противоположному — к жажде зла. Тут у меня и блеснула мысль: надо так истязать безгрешность и незащищенность, чтобы толкнуть на самоубийство Вселенную, отомстить ей за то, что она дает приют злодеям и предателям, подобным мне. В конце концов, разве не она меня породила?
Смерть я отрицаю. Смерть означает исчезновение одного существа из жизни другого. Но если они были друг для друга самой любовью, смерть невозможна. Единственное исключение, которое я признаю, — это чистая смерть, смерть ради смерти. Пускай для того, кто испытал хоть какое-то чувство, смерти не существует. Но почему не существовать окончанию бытия как такового, уничтожению Всего? Ты возможно, Вечное Прекращение. В тебе обретут покой все, кто не верит в Смерть, но с бытием, с жизнью тоже не в силах примириться. Я верю, что наша воля может влиять на Мир напрямую, помимо тела. Верю, что Вера может двигать горы. Верю, даже если в это не верит больше никто.
Не решаюсь бередить память о пыточном существовании, которое я возвел в систему, каждый день выдумывая для ростка новые жестокости и заставляя мучиться, но жить.
Корчась как на угольях, признаюсь: день за днем я держал росток у самого солнца, но не давал прикоснуться к нему ни единому лучу и с особой изощренностью отодвигал бедняжку при первом приближении солнечного блика. Я поливал его только-только чтобы не дать засохнуть, зато окружил всяческими резервуарами и устройствами, с точностью воспроизводившими звук ливня и мороси; они работали совсем рядом, но, увы, не освежали. Искушать и отказывать... Вселенная — это пир, полный искушений и преград: препон здесь не меньше, чем соблазнов.
Мир — наказание для Танталов, сад бесконечных приманок, именуемый Мирозданием, а лучше было бы — Искушением. Все, чего может пожелать клевер, все, чего может пожелать человек, ему открыто, но недоступно. Так и я: мыслью тянусь, а наяву не достигаю. Мой внутренний двигатель, мое танталово самомучительство — в том, чтобы искать наилучших, совершеннейших возможностей страдать, затворясь от жизни, но даруя вместо этого всю полноту бытия, все самые глубокие и острые ощущения своей жертве. В конце концов танталова пытка лишениями заставила ее дрогнуть. После этого я не мог уже ни видеть, ни касаться ростка. Победа переполнила меня отвращением (срывая кустик той, так и оставшейся в моей памяти беспросветной, ночью, я тоже не смотрел в его сторону и с брезгливостью брался за стебель). Шум не освежавшего дождя заставил цветок изогнуться.
Выбранный для мученической судьбы! Бедный избранник! Зачем ты попал в этот мир? Ведь я срывал тебя, заранее предназначая для истязаний»...
Сцена четвертая. ЖИЗНЬ УЛЫБАЕТСЯ СНОВА
В конце концов, подоплекой его убогого предприятия было заносчивое желание расквитаться за Ничтожество Вселенной, за то, что было, есть и будет, за всю эту Явь, физическую и духовную. Рано или поздно Мироздание, Реальность, думал он, этого не потерпят, устыдятся, что под их кровом нашли себе место подобные издевательства над самым слабым, самым беззащитным звеном в цепи живущих. И со стороны кого? — существа куда более сильного и одаренного среди живых. Человек тиранит клевер — разве его миссия в этом?
Отказ после всех посулов — подобные извращения кружат голову любому из мыслящих. Отсюда — его тяга к трусливому истязанию других, отвратительное упоение большой властью при полной ничтожности собственного существования.
Умом Он постиг тождество Бытия и Небытия и не видел ничего странного и невозможного в том, что последнее полностью заместит первое. При этом именно Ему, венцу Мысли, Человеку, и притом — исключительных задатков, суждено в предельном напряжении ума найти талисман, средство, которое приведет Ничто к подмене Всего — подмене, замещению, а то и «вытеснению» Бытия Небытием. Кто, в самом деле, наберется смелости утверждать, будто мышление способно решить задачу, до какой степени Бытие и Ничто различаются в смысле возможной взаимозамены и начисто ли исключено, что Небытие займет место Бытия? Скорее, наоборот: мир может существовать или нет, но если он все-таки существует, то подчиняется закону причинности, а стало быть, его прекращение, не-бытие тоже предопределено своей причиной. И пусть одно искомое средство к прекращению Бытия не приведет — приведет другое... Если Мир и Ничто абсолютно равновероятны, при подобном равенстве, а лучше сказать — равновесии, любая мелочь, любая капля росы, любой вздох, желание, мысль могут переломить баланс, дать Небытию перевес над Бытием.
Наступит день, и явится Спаситель Бытия.
(Я всего лишь комментатор, рассуждающий о том, что Он делает, я — не Он.)
Но наступил день, и появилась Она:
— Скажи, что ты сделал тогда ночью? Я слышала смутный шорох вырванного цветка — как будто голос земли заговаривал боль травинки. Или я ослышалась?
Но он уже пришел в себя от долгих скитаний после того ночного разговора и заплакал в ее объятиях, и опять любил ее бесконечно, как раньше. Эти слезы не могли пролиться много лет, это они разрывали ему сердце, они внушили мысль уничтожить мир. Он вспомнил слабый стон, нестерпимый вскрик раненого цветка, тоненького вырванного стебля — вот что, оказывается, было нужно, чтобы хлынувшие слезы смыли все и вернули его к дням прежней любви... И так же, как этот сдавленный стон отрываемого от земли ростка мог тогда подтолкнуть Реальность к Небытию, так теперь он перевернул ему всю душу.
Верю, что так и было. Многие на свете верят и не такому. Верующего не урезонить, и не говорите мне, что это безумие и абсурд. Любая женщина верит: если возлюбленный по рассеянности поставил ее гвоздику в вазу, которую она ему когда-то подарила, и цветок завял, — значит, его жизнь в опасности. Любая мать верит, что ее «благословение» хранит сына от беды. Любая женщина — что пылкая молитва отводит напасти.
