Серебряное яблоко (СИ) - Авильчик Анна (читать книги бесплатно .txt) 📗
Она лишь растерянно пожала плечами, в её глазах снова стояли слезы. Феликс никогда не видел её такой, кажется, она вообще никогда не плакала.
— А как же наша свадьба? Она должна была состояться через три дня после нападения тварей. Ты и тогда уже её любил, верно?
— Верно. Свадьбы не было бы. Я хотел сказать тебе об этом.
— Когда? — она внезапно вернулась к своей холодной и надменной манере.
Когда-то и он был таким же, и поэтому они идеально друг другу подходили, даже без любви. Но, наверное, их обоюдная высокомерность всегда была ненастоящей. Феликс просто закрылся от всего мира, а Кассандра лишь хотела ему соответствовать, быть сильной и властной королевой. Но вот она снова неуверенно подергивает плечами, выдавая свою истинную ранимость.
— Так когда, Феликс? В день свадьбы при всех? Как в какой-то деревенской театральной постановке, чтобы я в слезах убегала с торжества?
— Конечно, нет.
— Конечно, нет, — повторила она его слова. — У тебя же было еще три дня в запасе, что бы сказать мне. За день или за два до свадьбы это не то же самое, что в день свадьбы при всех. Это намного приятнее.
Она развернулась, чтобы уйти.
Феликс не знал, что еще сказать. Он знал, что виноват. Кассандра любила его ещё с детства, всегда была рядом, и, наверное, всегда считала, что он её любит. Да, он никогда этого не говорил, имел связи с другими женщинами, но, несмотря на все его поступки, должно быть она всё равно верила. Считала, что его любовь просто вот такая.
Уже у самых дверей она остановилась.
— Одна из тварей уже замахнулась на меня своими когтями, когда между мной и лапой возникло козлиное копыто, — она горько вздохнула. — Я ждала, что меня спасет прекрасный король, мой жених, а меня спасло козлоногое чудовище…
Это выражение будто бы отрезвило Феликса от трогательности всего разговора. Он сразу вспомнил всё, что слышал из уст своей невесты изо дня в день. Как еще в детстве она бросала ошметки под ворота серого дома и отворачивалась во время выступлений “людей зеленой воды” на празднике.
— А ты не думала, что именно поэтому я так и не смог тебя полюбить? Хоть и очень хотел.
Кассандра вопросительно посмотрела на него.
— Ты называешь человека, спасшего твою жизнь, чудовищем… Ты никогда не была доброй ни к кому. Когда я вылечил мальчика после приезда Джейн, ты первая пришла ко мне с недоумением, с яростью в глазах и словах.
На её лице проскочила язвительная ухмылка.
— Конечно, легко любить подобных ему, там, где люди с копытами — это норма.
— Я был в мире Джейн. И такие люди как Тристан — это не норма. Она солгала, когда говорила, что в её мире его приняли бы с восторгом. — Кассандра закатила глаза, услышав о лжи Джейн, но Феликс продолжил, — Уважать их или презирать — это выбор каждого. И этот выбор определяет, что ты за человек. Этот выбор всегда можно было сделать и здесь.
Она закивала, с горечью посмеиваясь:
— Тогда я попробую впервые быть доброй…. — в её глазах сверкали гневные искры, — Я как раз хотела попросить, чтобы ты сделал его руки нормальными. Не знаю, за что ты создал ему копыта на месте кистей, твой жест так и осталось загадкой для всех. Ты прав, это ужасно, что я называла его чудовищем, вот ты к нему гораздо добрее… — она засмеялась, — Все-таки ты дружил с ним до шести лет, и целых двадцать четыре года не портил ему руки. Верни им человеческий облик — эти руки спасли мне жизнь.
Феликс был абсолютно повержен её словами. Она так точно подметила, что и он никогда не был добр к людям, но он и не утверждал обратного, он лишь хотел сказать, что Джейн лучше их двоих и поэтому она захватила всю его жизнь.
Кассандра уже почти скрылась за дверью, когда он крикнул ей вслед:
— Прошу тебя позови Эпса.
— Какого Эпса? Того, что Козлоногий не успел спасти?
Кинув на Феликса долгий взгляд, она вышла из его комнаты.
Не успел король осознать услышанное, как вслед за Кассандрой в его кабинет ворвался глава Верховного Совета с несколькими секретарями. Кажется, как только король появился во дворце и зашел в свою комнату, за его дверями собралась толпа посетителей:
— Слава Матери Природы, вы живы, — никогда еще Феликс не видел, чтобы кто-то из Верховного Совета был так искренне рад видеть короля. Все представители Совета всегда считали Феликса чужаком, имевшим слишком много полномочий.
Внутри Феликса все снова сжалось: как же туго здесь всем пришлось в его отсутствие, раз ему так рады.
— Король Феликс, в ваше отсутствие я взял на себя ответственность исполнять роль главы Айронвуда, — он неловко прокашлялся, — Верховного Совета больше нет, да и вообще людей высоких кровей осталось не так уж много после той трагедии. Никто из них не пытался бороться… Эм, да так я о чем? Ах, да. Я введу вас в курс дел. Когда закончились припасы и наступил голод, мы обнаружили несколько полей засеянных злаками и овощами. В большей мере, за счет них мы и продержались.
— Я засадил их прямо перед происшествием, тогда, когда исчез, — перебил его король. — Из-за этого у меня не было сил всех спасти… Если вас это интересовало.
Он снова оправдывался, при чем в этот раз перед людьми, которые ничего для него не значили. Но всё изменилось. Они все — его народ, и он должен был их спасти.
— Да, я помню, вы исчезли на неделю, всё время шел дождь…
— Я рад, что эти поля хотя бы пригодились.
* * *
В этот день его кабинет посетили все оставшиеся обитатели деревни. Вельможи, занимавшиеся разными отраслями, которые вводили его в курс дел, дальние родственники, выражающие свое горячее приветствие, и просто жители, желающие лично убедиться, что появление короля не пустые слухи. Феликсу уже начало казаться, что этот день не кончится никогда и хоть король был искренне рад видеть всех своих сегодняшних посетителей, но его силы были на исходе. Он старался не подавать виду, чтобы его люди видели и чувствовали, что они снова в безопасности. Их могущественный король с ними.
Когда закрылись двери за последним посетителем, перед его глазами всплыло лицо Эпса Фендерсона. За весь день у него не было и минуты чтобы подумать о нем. Феликс не позволял себе отдаться тоске, он понимал, что не мог в тот день спасти всех. Когда твари напали, у него почти не осталось сил, и никто, кроме Джейн, не знал об этом, хорошо еще, что, кроме Кассандры, никто не обвиняет его в случившемся. Кажется, все и вовсе забыли о том, что до трагических событий его не было в деревне несколько дней. Феликс не питал иллюзий о том, что все жители Великих Садов выжили. Но он почувствовал неимоверную боль, узнав о конкретной смерти человека, который старался, как мог, заменить ему родителей.
Сейчас он бы так хотел поговорить с кем-то об Эпсе Фендерсоне. С кем-то, кому он мог бы сказать, как сильно он любил этого мужчину. Король всегда держался с ним официально, отстраненно, он лишь боялся привязаться и снова потерять дорогого человека. Но как бы холоден не был Феликс к другу отца, он все равно привязался и снова потерял.
Думая о своих потерях, взгляд Феликса невольно скользнул на тартулу, стоящую в углу комнаты. Какая же дребедень. Кстати хорошее слово он почерпнул из мира Джейн. Название прекрасно подходило для этой странной кабины с пустой рамой. В последний раз он разговаривал в ней в свои десять лет. С тех пор конструкция служила лишь элементом декора. И хоть общение в тартуле должно быть ежедневным для каждого айронвудца, король пренебрегал бесполезной традицией.
Когда родители были живы, он хвалил себя за обычные ежедневные хлопоты, убеждал, что завтра, он обязательно сможет дальше метнуть топор или копье, нарисовать более яркий и точный рисунок.
После их смерти он подбадривал себя. Говорил в пустую раму, что справится с работой Отца, будет самым лучшим королем. Хвалил этого маленького мальчика за то, что так хорошо справляется без любимых людей. Но каждый день в ответ на его самостоятельную похвалу, из рамы на него смотрел уставший и напуганный ребенок. Кажется, в настоящем зеркале, он выглядел иначе, а тут… унылый и одинокий. И так его злило и досадовало это зрелище. Портрет, который хотелось стереть из памяти. Отражение души. И он перестал заходить в тартулу. Когда теряешь людей, которых любишь, никакие подбадривания и хвалебные песенки среди деревянной коробки не помогут. Он был ребенком. Ребенком, которого поддерживали лишь подружка и бестолковая древняя задумка.
