Лиса в курятнике (СИ) - Демина Карина (книги бесплатно без txt) 📗
Обжигающим.
Тронь такое, и пепла не останется. Что, человек, сдюжишь?
- Хрен тебе, - просипел Лешек, подтягивая силу-коня поближе. - Сивка-бурка... вещая...
Конь закричал, и в ушах что-то лопнуло, потекло мокрое по шее, заставляя отвлечься, правда, ненадолго. Звон в голове мешал, однако...
- ...каурка... встань передо мной...
Он подступал медленно, не способный сопротивляться, но еще не желающий признавать за Лешеком право командовать собою.
- ...как лист перед травою, - Лешек отпустил повод и схватился голыми руками за пылающую гриву. Конь тряхнул головой, и Лешек оказался на узкой спине. Он как-то отстраненно отметил, что заалела, вспыхнула одежда. И огонь пополз по рукавам, коснулся волос. Тело мигом покрылось змеиной чешуей, и жар стал не то, чтобы невыносим, скорее уж вполне терпим.
А сила заплясала, пошла боком, зад подкидывая, норовя ссадить неудобного наездника. Лешек намотал на руки огненную гриву, стиснул скользкие бока и дернул:
- Пошла, волчья сыть... н-но!
И сила закрутилась, взвилась свечой. Содрогнулся камень, раскололся, принимая обоих. Они падали, и сила билась. Взметнулись огненные крылья, забили, норовя рассечь острыми перьями лицо. Лешек потянул гриву на себя. Привстал слегка, высвободил руку и уцепился за острое конское ухо.
- Дурить вздумала? - он крутанул его, заставляя силу присесть. - Я тебе...
Она рванула, полетела, сквозь землю и камень, потянула за собой, и Лешек знал, что, если не удержится, то не спасет его кровь полозова, так и останется камнем в камне, не живой, ни мертвый.
Гремели копыта.
Высекали черные искры. Дымился гранит, и становилось жарче. Жар проникал внутрь тела, и кажется, оно само уже плавилось, изнутри. Наполнялись кровью легкие, и Лешек кашлял, выплевывая темные сгустки, которые становились каменьями.
А конь летел.
Он вырвался на волю, закружил, поднявшись на крыло, понесся уже по небесам. И черные ноздреватые тучи проламывались под тяжестью его. А Лешек, дотянувшись до головы, ударил, что было силы.
- Не шали! - велел строго и, за второе ухо ухватив, потянул на себя. Конь затряс головой, но бег приспокоил и пошел ровно, гладко, будто признавая за Лешеком право. - Вот так... хорошая моя... застоялась? Давно тебя не выводили.
И почуял - отвечает.
Давно.
Сила не знает времени, только... был договор, а про него забыли. И копилась она, стекалась под дворец каплями пролитой крови, обидами чужими, горем и смертями. Полнилась, пока не наполнила до краев бездонные колодцы.
...ей бы лететь.
Вот так, под небесами, чтоб со звездами наперегонки, а то ишь, поблескивают, просятся в гриву согреться. Пусть ночи летние, но зима скоро. Зимою бури, и сила любит их, она помнит, как подымала к небесам человечков, как летала, носила и...
- Еще будет, - Лешек отпустил ухо и похлопал чудо-коня по шее. - Будет зима, полетаем... я тебя теперь не оставлю...
Сила вздохнула.
И поднялась выше.
Снежка вдруг застыла, уставившись в шкаф, будто в глубинах его, которые ныне приняли три чемодана - еще три ушли во второй шкаф - узрела нечто донельзя тревожное. Лизавета тоже заглянула, но не увидела ничего, кроме дерева, плечиков, на которые развешивали наряды, и еще полок, пожалуй.
- Там, - Снежка моргнула и схватила Лизавету за руку, - надо идти... надо... творится плохо-плохо...
- Вот же ж... - Авдотья встала и коробку свою открыла, развернула к Таровицкой. - На, а то на этих надежды слабо, цивильные все...
И Таровицкая отказываться не стала.
А Снежка всплеснула руками, развела и стена вдруг подернулась дымкой.
- Мамочки, - прошептала Дарья, рот рукой зажимая. И хрупкая фигурка ее задрожала, истончилась, а Лизавета вдруг подумала, что уже не помнит Дарьиного лица.
Надо же, до чего жуткий дар.
- Сиди тут, - Лизавета коснулась бледного марева. - И... будет кто спрашивать, скажи, что мы в парк вышли. Погулять.
- Ага, - Одовецкая подхватила черный кофр. - Вот что-то мне подсказывает, что нагуляемся мы...
...и решительно шагнула за черту.
А Лизавета за ней.
- Куда поперлись, дуры?! - раздался возмущенный голос Авдотьи. - Без оружия... без...
...она вдруг оказалась рядом, и схватила Лизавету за руку.
- ...безголовые... папенька бы вас...
...где они?
Темно.
И пахнет паленым, а еще в воздухе такое... непонятное, то ли сила, то ли... грязь? Сам воздух будто бы липкий, густой. Дышать тяжело, и Лизавета все одно дышит.
Ртом.
- Где мы? - поинтересовалась Одовецкая, зажигая на ладони огонек. Тот вышел махоньким и слабым, он плясал, то вытягиваясь в нитку, то расползался по всей ладони, стало быть, нестабилен.
- В чертовой заднице, чувствую... - Авдотья руку опустила и огляделась. - Я пойду первой...
- Почему?
- Потому что хотя бы стрельнуть смогу, если что. Светка, ты закрываешь.
Таровицкая спорить не стала. А Снежка будто и не услышала, она стояла, слегка покачиваясь, и хрупкая фигура ее слабо светилась. Вот по телу пробежала дрожь, и рукава платья расплылись, стали шире... крылья, не рукава... белоснежные, лебяжьи крылья...
- Идти куда, дева ты наша? - с непонятной нежностью спросила Авдотья, и Снежка сделала шаг. Сперва один, нерешительный, точно сама не была уверена, правильно ли она идет. Потом второй и...
...Лизавета держалась рядом.
Сзади шла Одовецкая. А за ней и Таровицкая... молчали... место было... было недобрым.
Определенно.
Ухало сердце. И живот скрутило самым неприличным образом, не иначе, со страху. А страху хватало. Огонек у Одовецкой погас, и она мрачно заметила:
- От нашей магии здесь толку нет...
Зато свяга стала светиться ярче, и коридор ширился, стены расходились, точно опасаясь прикасаться к белому этому пламени. Потолок делался выше, а воздух оставался все тем же липким. И вилось в нем что-то, то ли пепел, то ли пыль...
Снежка остановилась.
- Здесь, - сказала она, опускаясь на колени, и только тогда Лизавета заметила человека, лежащего поперек коридора.
И сердце ухнуло.
Почему-то она сразу его узнала, хотя было темно и в наряде сером человек почти сливался со стенами. Узнала и...
...не закричала.
Она не умела кричать, и плакать почти разучилась, тетушка пеняла, что Лизавета совсем уж окаменела сердцем. А оно, оказывается, живое и...
- Боюсь, - Одовецкая оттеснила ее к стене и присела рядом с князем. Белая ручка коснулась шеи. - Я не могу ему помочь.
Нет?
Лизавете показалось, что она ослышалась. Разве возможно так? Она же целительница! Сильная! Древнего рода и вовсе... она вон в одиночку едва ль не сотню человек исцелила, а... тут один. И крови не видно! Не видно крови!
Лизавета вдруг обнаружила, что сидит на полу, а голова князя устроена на ее коленях. И что эта голова тяжелая невероятно, а лицо бледное, острое... и она гладит по лбу, по щекам, уговаривая вернуться.
- Что? У него височная кость проломлена... и я могу, конечно, накачать его силой, но... - Одовецкая словно оправдывалась.
- Так накачай! - буркнула Таровицкая, озираясь по сторонам. Она выглядела настороженной и, пожалуй, для того имелись причины. - И сделай что-нибудь... ты ж это... целительница.
- Без тебя знаю. Погоди, - это уже Лизавете. - Поверни его голову набок... я постараюсь, но... эти ранения почти всегда смертельны. Извини...
- Вот уж за что не люблю целителей, - Авдотья тянула шею, пытаясь разглядеть что-то во тьме, - так это за их привычку всех хоронить раньше времени.
- Я просто предпочитаю быть честной.
Пальцы ее тонкие касались белой кожи, и сквозь нее уходили капли силы, но легче не становилось. Нет, князь еще дышал...
- Проклятье, - Одовецкая добавила пару слов, заставивших Лизавету покраснеть. - Что? Сестра Епифания порой... гм, была невоздержана на язык. Но обладала весьма обширными познаниями в некоторых вещах и образной речью... шанс небольшой. Держи его крепко... хотя, погоди, поверни в сторону.
