Госпожа ворон (СИ) - Машевская Анастасия (лучшие книги онлайн .txt) 📗
Джайя поймала пальцами скатившиеся слезы, шепнув:
— Замолчи.
— Хо? — интерес в голосе ахрамада смешивался с кислотой.
— Замолчи, — рявкнула женщина. — Как я могла к тебе прийти, если ты вечно то с одной потаскухой, то с другой?
— Ах да, к тебе-то я точно не приходил? От кого же тогда твой ребенок? — Кхассав взглядом указал на округлившуюся талию женщины.
От злобы Джайя схватила первый попавшийся под руку предмет — серебряный кувшин с водой — и швырнула в мужа. Тот уклонился с легкостью и посмеялся.
— Как я могла вообще на тебя смотреть и с тобой разговаривать, если знала, что даже до того, как прийти ко мне, ты всегда… всегда… с ними… — Джайя скривилась, не находя слов в явном желании опорожнить желудок рвотой.
— Так вот, что тебя смущает? — Кхассав натуральным образом побелел. — Что я сплю с кем-то, кто не является раманин, в любое время и в любом количестве? Тебе кажется поводом считать меня последним недоноском, недостойным и одного твоего слова, то, что я стал другим дарить радости, которые ты отвергла? Джайя, — позвал он осторожно, чуть протягивая. Подошел ближе, от чего женщина пугливо попятилась. — А ты вообще знаешь, что такое государство?
Вопрос стал для раманин ударом даже большим, чем пощечина.
— Я знаю побольше твоего, Кхассав. Мой отец — Стальной царь, а моя мать…
— Какая разница, какое у кого прозвище? Джайя, правитель обязан в первую очередь быть хорошим правителем, а все остальное — потом. То, что для этого надо иметь хоть какую-то широту взглядов — к сожалению, да. Но в остальном, — Кхассав качнул головой, — у меня могут быть недостатки обычного человека, и тебе их не исправить, — потом вдруг тяжело нахмурился и ощупал женщину придирчивым взглядом. — Ты знаешь, почему на трон раману всегда претендуют девочки из танских домов?
Джайя молча хмурилась, понимая: чтобы она ни сказала сейчас, ответ будет не верен. Для тех, кто не в себе, существует только их правда.
— Потому что Праматерь велит биться за жизнь, будь ты мужчиной или женщиной. А ты знаешь, что такое битва? А, заморская царевна?
Джайя молчала, и Кхассав презрительно поглядел на нее сверху-вниз:
— Если ты хочешь почтения, которое положено раманин, будь раманин — тем же, чем являются дочери танов, которые не дрожат от каждого шороха за дверью.
— Я не…
Джайю перебили: в спальню тихонько проскользнуло несколько женщин и пара мужчин. Джайя с ужасом и негодованием посмотрела сначала на них, потом на Кхассава. Тот неожиданно разулыбался и, забыв о жене, уже расстегивал пуговицы на парадных штанах.
— Останешься? — предложил он вполне искренне.
— Ты чудовище, — шепнула Джайя, пятясь в двери.
— Я просто не боюсь своей матери, милая, — улыбнулся Кхассав. — Если не хочешь повеселиться, оставь нас, пожалуйста, — попросил ахрамад.
— С радостью, — презрительно выплюнула раманин и вскочила за дверь.
Бансабира проворочалась без сна почти всю ночь. Лишь под утро удалось подремать пару часов, и все равно поднялась она до завтрака.
Трудно откладывать действие в долгий ящик, если ты все решил.
Приказала Лигдаму собрать обильный провиант и седлать коня, взяла большую часть золота, что имела, подготовила легкий плащ, чтобы прятаться от пыльных бурь. Облачилась в привычное боевое одеяние — штаны и тунику. Вооружилась до зубов, припрятав всего пару ножей. Кажется, они становятся все более громоздкими на ее острую быструю руку и начинают тормозить движения. Пора идти дальше.
Будет время поразмыслить об этом в дороге.
Сразу после завтрака она наскоро простилась перед отъездом с раманом, которому сказала, что заболел ее сын, с дедом, которому сказала правду, и с собственной охраной, которая в один голос уговаривала госпожу "не делать глупостей". На переднем дворе у парадного входа женщина проверяла седловку, убеждаясь, насколько крепко затянуты все ремни. Солнце светило не так ярко, как днем раньше, и небо заволакивали тяжелые набухшие облака, которые взревут грозой через пару дней там, куда унесет их восточный ветер.
— Уезжаете? — Маатхас запыхался, но успел сбежать по ступенькам до того, как, облаченная в самый привычный ее облику походный вид (тот самый, в котором Сагромах впервые увидел Бансабиру и полюбил) танша поднялась на коня.
— Тан? Да, пожалуй, — потерявшая, было, дар речи, Бансабира справилась с чувствами. Прощаться с ним было бы невыносимо, и она предпочла избежать этого вовсе. — Простите, что так внезапно: я надеялась, мне удастся вернуться на север в вашей компании.
— Так возвращайтесь, — Маатхас протянул руку, и Бану, украдкой оглядевшись, вложила свою. Сагромах воспрял и расцвел.
— Я бы с радостью, но возникли неотложные дела в Багровом храме.
— Вот оно что. В таком случае, — с новой силой сжал он вложенные в его ладонь пальцы, не поддаваясь грусти, — как только вернетесь в чертог, пошлите за мной. Я ждал достаточно долго, — непреклонно настоял Маатхас тоном, будто все решил, и от Бану уже ничего не зависит. Стараясь выразить взглядом, что только она знает, насколько долго он ждал, Сагромах давил волей. — Нам надо поговорить.
Бансабира всегда немного терялась от этого чуточку сердитого вида, когда Маатхас переходил к главному в его чувствах. Она попыталась от неловкости отстраниться, но стоило немного пошевелить пальцами, зажатыми в руке Маатхаса, тот надавил еще сильнее. Пока она не даст слова, он не отступит, с замиранием сердца поняла женщина.
Бансабира набрала полную грудь воздуха и гордо распрямилась:
— Непременно, тан Маатхас, — с достоинством ответила она. — Я пошлю к вам гонца, как только переступлю родной порог.
— Я буду ждать, — Сагромах внимательно следил за малейшими изменениями в лице Бану. — Надеюсь, ваше путешествие…
— Прошу прощения, — подал голос подоспевший Гистасп, которому велено было проводить таншу и получить последние распоряжения. — Я задержался, потому что перехватил письмо для вас из дома, — альбинос протянул бумагу госпоже, которая, наконец, освободилась от захвата Сагромаха, а потом обратился к последнему с приветствием, — доброго утра, тан Маатхас.
— Доброго, Гистасп.
Бансабира отошла на пару шагов, разворачивая лист и вглядываясь в каждую строчку.
— А, вот вы где, — по ступенькам сбежал Дайхатт. — Утра тебе, Маатхас, — кивнул южанин Сагромаху. — Наконец, удастся поговорить с вами без бесконечного вмешательства дяди Яфура, а то от него…
— Чтобы у него руки отсохли, — гневно вышептала Бану, смяв лист.
— Тану? — одновременно позвали два тана. Дайхатт, которого перебили самым бесцеремонным образом, немножко подпрыгнул на пятках. Гистасп молча сделал шаг по направлению к госпоже, надеясь предотвратить бурю.
— Потери в разведке, — шепнула Мать лагерей, — шпионаж на Перламутровом, новости из Адани и Орса, Багровый храм, — заговорила она громче, — где мне надо убедить бойцов примкнуть, подготовка Тала, строительство…
— Тану, — еще раз, успокаивающим тоном позвал Маатхас, видя, что Бану заходится, не видя ничего перед собой.
— …поиски достойного генерала, какие-то орсовские жрецы со своим лже-богом на моих землях, атаки исподтишка в адрес Гистаспа… — голос Бансабиры стремительно набирал силу.
— Что-то случилось? — всерьез встревожился Аймар. Он все еще не решил, как поступить лучше: ухлестывать за Бану или за раманской дочкой.
— …Каамал со своими запросами, Тахивран — с угрозами, сестры — с обидами, таны — со свадьбами, а теперь еще и это. Проклятый Отан все-таки замыслил усадить в танское кресло Яввузов малолетнего Адара, гори он в пекле, — прогремела Бану, трясясь от ярости.
— Госпожа, умоляю, не волнуйтесь напр… — начал Аймар.
Маатхас только переглянулся с Гистаспом: что делать? Тот качнул головой: не лезть под руку.
— Или он заткнется раз и навсегда, — грохотала Мать лагерей, — или я по уши вобью его в землю. Гистасп, — гаркнула Бану, — забудь обо всех заданиях в чертоге. Возвращайся и хоть заживо сдирай с Отана кожу, но заставь его замолчать и опустить руки. Не понимает по-хорошему, выбей всю дурь из его головы дубиной.
