Эвиал - Ринат Таштабанов (читать книги полные .TXT) 📗
Окутанный голосами, руки касается ветер. Они кричат, далекие, неистовые, они… А меня не хватит даже на шаг. Я только и могу, что ловить горячие капли расплавленного багрянца, и рассказывать себе, что я не чудовище, что так надо, что зло меньшее все-таки существует, и я даже не творю его, а только подбираю, что… Что я не одинока, в конце концов, что дети Света и Тьмы снова и снова пьют из того де грязного ручья, что не все ли равно пролитой крови и силе, на что она пойдет, что… Но падальщиком быть еще противнее. Ничего, я возьму свою гордость и спрячу, как самый драгоценный клад, как прятали секреты жизни и смерти, как прятал Спаситель скрижали…
Я слушаю, как его голос ломает виски. Я чувствую, как ломается душа, или что там у меня вместо, ломается под моими пальцами. Я…
Дарра. Об этом нельзя забывать. Хозяйка перекрестков. Даже если только их…
Я хочу смеяться. Долго, неистово, безумно, уткнувшись лбом в землю и кашляя пылью. Но не решаюсь.
Вязь слов — это много. Это вера и заклятья, это знание и сила. Надо только суметь взять, не сломав, не испортив, не… Оружием может стать что угодно. Даже в моих руках.
А еще хочется плакать. Так часто, так неправильно. Я помню, кто-то где-то когда-то говорил, что слезы приносят облегчение и покой, что это оружие бессильных. Но проверить не получается. Порой кажется что вот, сейчас, и я почти вижу каплю тьмы, слегка отливающую серебром, срывающуюся с края века, но… Я не умею плакать. Как боги, как звери. Я… У меня есть не так уж мало — цель и оправдание, и даже намек на возможность. Наверное, это смешно и глупо, играть роль трагического героя даже с собой, но я никогда не умела лгать наполовину. Потому что ложь, в которую веришь даже ты, перестает быть таковой. А еще… лгать себе — это по-настоящему опасная штука, а мне хватает его, чтобы не искать ни дополнительных врагов, ни проблем. Потому что игра не в коем случае не будет ни легкой, ни простой. Потому что…
Кажется, я делаю ошибку. Я начале ему отвечать. Начала просто для того, чтобы убедиться, слышит ли он. Слышит. Даже чересчур хорошо. Это похоже на разговор с собой. Это похоже на те пресловутые искушения, о которых так любят вспоминать Светлые. Тем страшнее, чем ближе они к правде. Но я знаю — правд много, и каждому… Осталось только не перепутать его и свою.
Вязь слов у ног оживает, наливается силой. Я выбрала то, что было нужно, то, что не в коем случае нельзя было выбирать. Но… мне уже почти все равно. Высшая степень увлеченности игрой, когда ничто кроме не имеет значения, когда так просто заиграться и потерять что-то невероятно, более, чем жизненно важное, и не заметить этого. Поэтому я подглядываю за собой. Я боюсь безумия. Я боюсь его. И потихоньку начинаю бояться даже себя. Того, хватит ли сил. Того, смогу ли увидеть тогда, когда…
Темная капля, отливающая серебром, которая должна сорваться с края века, только я все время забываю, с которого, облегчила бы многое. Так говорят слишком многие, чтобы я рискнула попробовать проверить. Но… Ладно, не получается так не получается. Будем искать дальше.
Это неправильно. Смешное слово, столь же бессмысленное, как и все слова. Но… я меняю себя, перекручивая мышцы и кости, ломая… ломая… Я помню, как когда-то, чтобы взять Силу, приходилось убивать себя — и там, захлебываясь собственной кровью, познавать ее силу. Я помню, как легко и больно было отказывать в помощи тем, кому мы не могли помочь. И… чем это кончилось, тоже помню. Наверное, то, что я делаю сейчас, можно рассматривать как очередной шаг по все той же довольно мерзкой, на самом-то деле, дороге. С которой не сойти. На которую трижды подумала бы, прежде чем ступить, если бы знала цену. Но… нам всегда говорили, и другие, и мы сами, что еще чуть-чуть, еще немножко, отдать самую малость, а там будет легче, а там уже как-то обойдется, что… А потом приходилось жертвовать чем-то еще, снова и снова обещая себе, что все, что больше не… ни в коем случае, вот только… То, что получалось в итоге, бесконечно далеко было от того, с чего начиналось. И цена крови была не самым страшным. Я… я еще помню нас, сплоченных жуткой смесью дружбы, поисков родства, жажды Силы и одиночества, решивших взять все и сразу — и взять там, где очень долго очень у многих не получалось. И взяли. И даже не стали просто куклами в руках Тьмы, великой и могучей. Впрочем, сейчас не об этом говорить. Тьма теперь не одна, какая нравиться, такую и выбирай. А мы уже не держим даже свою. И мне не хочется думать, была ли она когда-то такой, или же просто позволяла нам использовать себя, застыв в том извечном, равнодушном ожидании, которое поражало и тогда, и теперь. О том, что нечто, столь упорно ожидаемое Тьмой — вот уже, на пороге, думать не хотелось. Собственно говоря… не все ли равно? Миром больше, миром меньше… вот только он пройдет дальше, и не станет ли это последней каплей, превращающей его силу в непобедимость — тоже вопрос. Порой мне жутко любопытно, куда же так тянет его, куда и зачем. Но… он не скажет, да и не мне делать что-то с такими ответами. Равно как и не найти того, кто…
А все-таки это смешно — смотреть, как существа, изо всех сил не желающие допустить гибель своего мира, сами ее готовят, украшая помещение и… слава всем истинным Силам — пока не приглашают гостей. Правда, те приходят сами… хорошо, что не все. Хорошо.
Когда закрываешь глаза, легче увидеть мир. И не важно, насколько осмысленно, больно и глупо то, что в нем твориться. Мир, на бой за который я уже согласилась. И не время, да и нельзя, искать другие варианты. Хотя… Очень хотелось бы, в самом деле, взять Сиррина и Зенду, Аххи и Уккарона, даже Шаадана — и уйти, оставив их играть и умирать самостоятельно. В самом деле, вот он, искус…
Но его голос привычно врывается в сознание, и сил думать о чем-то кроме просто не остается. Его голос — это ответ на четыре пятых вопросов и сомнений. А то, что осталось… что ж, пусть остается. Даже такие вещи иногда спасают жизнь.
Я жду. Сказанного и не сказанного достаточно для удара. Если мне повезет, вязь слов превратиться в плеть. И тогда, когда он будет убивать меня, может быть, кто-то успеет убить его.
— Дарра, — голос Аххи тих и грустен. — Эх, Дарра… Вот ведь оно как…
— Что у тебя случилось? — спрашиваю я.
— То же, что и всегда, — качает он головой. — Нет, ну нельзя же так, нельзя и все тут!
— Нельзя, — соглашаюсь я не спросив, с чем именно.
— То-то и оно… — сердито вздыхает он и садиться рядом. Серый дым из старой, надбитой трубки вплетается в небо, и какое-то время Аххи зачаровано наблюдает за его полетом, а потом продолжает. — Дети, право слово. Взрослые любители глупых сказок. Придумали себе Апостола, понимаешь, нафаршировали его своей верой, страхами и прочей гадостью…
— Ты ведь знаешь, что Анналы — это не сказка.
— Ну и что с того? Нет, ты мне скажи! Они же… дураки эти и в самом деле слепят из него самого что ни на есть апостолообразного Разрушителя, чтоб им всем…
— Разница между слепить и увидеть…
— Знаю, не велика. Но… они же просто заставят его таким стать, они… Они не оставят ему и намека на возможность другого выхода из ситуации, понимаешь?
— Понимаю, — соглашаюсь я. — Вот только плохой из него выйдет Разрушитель.
— Плохой, хороший… К чему все это? С такими вещами не играют, а они…
— Они верят, Аххи.
— Верят…Не будем об этом, Дарра.
— Не будем. Как дела на Железном хребте?
— Идут, — не сдерживает он улыбки. — Со мной, как и без меня…
— Они сами не знают, сколько построили на твоей Силе.
— Построили, Дарра. Уже.
— Не грусти. Зачем? Если это будет бой, пусть и последний, он должен быть красив и весел.
— Ты всегда умела утешать… Но знаешь что? Я вот все боюсь, а что, если его не будет?
— То есть?
— Вместо того, чтобы ломать Границы, он просто подождет, периодически постоянно подсовывая очередную гадость. А они в это время весело друг друга перебьют.
— Ты… несколько преувеличиваешь свойственную им склонность к суициду, — улыбнулась я. — Да и гадости скорее сплотят, чем наоборот.
