Рука Фатимы - Вульф Франциска (читаемые книги читать .txt) 📗
– Скорее всего, именно так! – убежденно подтвердила Беатриче. – Еще одного вы не учли, великий хан: Маффео – честный и законопослушный человек. Не для того он провел при дворе несколько лет, чтобы убить своего лучшего друга. Он просто не способен на убийство, это не в его характере. Впрочем, думаю, вы и сами знаете.
Хубилай сделал глубокий вдох.
– Ты дала мне хороший урок, Беатриче, – женщина из Страны заходящего солнца! Я запомню его на всю жизнь! – И убежденно кивнул головой. – Ты права! Мне бы самому понять, что к чему, что Маффео не повинен! Ведь он готов был умереть за моего брата – своего друга. С ним вместе ходил на охоту, с ним делил все… Нет, он не способен причинить зло! Идем к Маффео – снимем с него страшные подозрения! Скорее, пока не произошло несчастья! Нельзя терять ни минуты!
Беатриче и Толуй переглянулись.
– А почему ни минуты?..
Хубилай тяжело дышал:
– Я любил Маффео как брата и не хотел, чтобы он попал в руки палачей или на растерзание толпы. Поэтому в знак нашей старой дружбы пожелал: пусть сам возьмет в руки меч. По моему приказу два часа назад ему должны были принести оружие.
Втроем они помчались через дворец, минуя узкие проулки между бесчисленными постройками. Слуги со страхом отскакивали в сторону, изумленно оборачивались им вслед, не веря своим глазам: неужто среди этой безумной троицы – сам хан, повелитель всех китайцев и монголов?!
Наконец добрались до темницы. Это огромное здание в форме куба, без окон, – единственное в Тайту, построенное целиком из камня. Никому еще не удавалось совершить отсюда побег. А что камень прочнее дерева, понятно всем без исключения – и китайцам, и монголам.
Каково же было удивление стражников, когда у ворот темницы появился сам хан, да еще такой взлохмаченный… Однако вопросов никто не задавал. Стражи взмахнули в воздухе кривыми саблями, вытянулись в струнку и, вперившись взглядами в необычных посетителей, беспрепятственно пропустили их внутрь.
Они вошли в квадратный зал. На стенах его коптящим пламенем горели факелы. За полудюжиной столов над огромными листами бумаги корпели писцы. Что они там писали – неизвестно. Может быть, списки заключенных, поступивших в тюрьму или выпущенных на свободу, или даты казней, или учет продовольствия для тюремщиков…
Один из писцов, по виду монгол, с густой черной бородой, поднял голову. Беатриче испугалась – похоже, сейчас его хватит удар: сидит на стуле как приклеенный, с открытым ртом и выпученными глазами…
– Что ты уставился на хана?! – раздраженно крикнул Хубилай. – Веди нас срочно в камеру венецианца Маффео Поло! Живо!
В следующую минуту началось настоящее столпотворение. Все повскакивали с мест, как переполошившиеся куры. Никто не знал, что надо делать, пока монгол, по-видимому, главный надзиратель, не грохнул кулаком по столу. Стол закачался, затрещал, словно под ударом кувалды, – тюремные надсмотрщики замерли как вкопанные.
– Что вы тут мечетесь, как стая китайских потаскушек?! – Голос главного надзирателя грохотал, отзываясь эхом в каменных сводах. – Вы что, не слышите, что говорит хан?!
Одному из тюремщиков он приказал зажечь три факела, другому велел:
– Ты узнай, где сидит венецианец! Я провожу хана в его темницу. А все остальные – возвращайтесь на свои места! Да поживее! – Он отвесил глубокий поклон Хубилаю. – Прошу прощения, вождь и повелитель! Не гневайся на своих никчемных подданных. Твое высочайшее присутствие лишило их остатков разума, они никак не могут прийти в себя.
– Дарую им свое прощение, – произнес Хубилай, – но только если они живо проводят меня к Маффео Поло! Скорее! У нас нет времени!
– Слушаюсь, мой господин и повелитель.
Главный надзиратель снова низко поклонился Хубилаю и что-то сквозь зубы скомандовал своим людям. Те покорно повиновались: куда-то исчезли и очень скоро снова появились – с тремя факелами. Пошли вдоль стен, освещая дорогу.
И все – хан Хубилай, Толуй, Беатриче, а с ними главный надзиратель – последовали за проводниками к камере Маффео.
Стояла духота – стены толщиной в метр, по-видимому, совсем не пропускали воздуха.
В свете факелов Беатриче замечала то тут, то там отгороженные решетками боковые ходы и зияющие дыры в полу. Приходилось то подниматься, то спускаться по лестнице, карабкаться по узким, шириной с ладонь, доскам, перекинутым через бездонные ямы. Монгол часто останавливался, чтобы нажать на потайной рычаг и открыть дверь для беспрепятственного прохода высоких гостей.
Страшную картину довершали дикие крики узников, доносящиеся из глубины подземелья, – как раз происходили пытки. Шли мимо бесчисленных массивных деревянных дверей, обитых железом. Пусть даже узник, задумавший побег, и отпер бы каким-нибудь образом такую дверь – все равно сгинул бы в этой кромешной темноте, заблудившись в лабиринтах, попав в расставленные на каждом шагу ловушки, тупики и ямы. Из этих застенков нет пути обратно – это настоящая преисподняя.
Узники колотили в деревянные двери – очевидно, слышали шаги тюремщика и его сопровождающих, а может быть, и видели сквозь щели свет факелов. Вопили о пощаде, о своей невиновности или проклинали все и вся – весь свет, что оставался за стенами темницы. Эти истошные крики перекрывали друг друга, звенели в ушах, постепенно ослабевая, пока не исчезали где-то позади…
Но еще страшнее те двери, за которыми стояла мертвая тишина. Кто в них – люди, потерявшие надежду на спасение?.. Или просто нет никого в живых?.. Умерли от голода и отчаяния или, хуже того, от элементарной инфекции?
Беатриче с ужасом вспомнила свое пребывание в бухарской тюрьме. Всего девять или десять дней провела она в полной темноте, изолированная от окружающего мира. Но и этого срока достаточно, чтобы потерять рассудок. Кромешная тьма и звенящая тишина до сих пор снились ей в кошмарных снах.
– Пришли! – Тюремный надзиратель остановился около нужной двери.
Беатриче давно перестала ориентироваться в тюремных лабиринтах, но, пожалуй, самое страшное место – вот оно: мокрые стены, запах плесени, мочи, испражнений и еще чего-то пострашнее…
