Меч и щит - Березин Григорий (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
Мы молчали, пораженные, потрясенные и — чего там скрывать — изрядно напуганные этим божественным бешенством. Казалось вполне возможным, что, скажи мы чего не так, Вала тут же уберет свой магический барьер, и тогда… Поглядев на кипящие за бортом воды Магуса, я прекрасно представил, что будет. Из прыгнувших за борт спаслись лишь те, кто сразу же поплыл к противоположному берегу. Остальные беззвучно разевали рты в мучительном крике. Я, содрогнувшись, отвел взгляд. Надо отдать должное Фланнери. Он единственный из нас нашел в себе силы ответить. И ответить не дрогнув, глядя ей прямо в глаза. Его волнение выдавали лишь побелевшие на посохе пальцы.
— Вина лежит только на мне, о богиня. Мои братья несведущи в магии и не могли предвидеть последствий. Но я… я должен был предусмотреть такое развитие…
Выражение ее лица немного смягчилось, но в голосе все еще звучал гнев.
— Да, уж от кого-кого, но от тебя, Фланнери, я никак не ожидала подобной глупости. Ты-то ведь должен понимать: нельзя играть с огнем, обожжешься. — Богиня совсем по-человечески сделала глубокий вздох и, успокоившись, продолжила, чеканя слова: — Сейчас я подыму волну и умчу вашу шнеку далеко в озеро, чтобы вы могли продолжить свой Путь, но сперва оглянитесь и полюбуйтесь на дело рук своих.
При этих ее словах накрывший нас купол потемнел, и мы обернулись, не боясь ослепнуть, не прикрывая глаз и даже не щурясь.
И, похоже, напрасно. Там вздымалось до самых небес неистовое пламя, от акрополя уже не осталось ничего, кроме оплавленного камня. Да, именно так. Громадные мегалиты расплавились, будто свинцовые бруски. А огонь ревел, словно негодуя на сдерживающий его магический водный круг, стремясь вырваться на волю и пожирать всё и вся, пока весь мир не превратится в прах и пепел. Глядя на лижущие небо языки пламени, я отчетливо видел мысленным взором картину гибели города и мира. Вот пожар охватывает весь Тар-Хагарт, и обезумевшие горожане мечутся в ими же созданной западне из домов и городских стен. Вот огонь проносится красно-черным валом по полям и лесам, осушая мелкие ручьи и заживо варя рыбу в кипящих водах рек и озер. Вот он уничтожает Романию и Михассен и доходит до Антии. Тут я плотно зажмурился, не желая видеть дальнейшего, но картина по-прежнему стояла у меня перед глазами как наяву, и я видел, как гибнет в огне Эстимюр, как кричат охваченные пламенем мать и Мия, Альдона и Эглейв, как… Но довольно. Все равно я бессилен передать весь ужас этой картины, хотя даже теперь, по прошествии стольких лет, я по-прежнему вижу этот холокаустон [52], стоит лишь прикрыть глаза и вспомнить. Только вспоминать об этом мне как-то не хочется. Достаточно сказать, что я видел, как гибнет в огне наш пусть и несовершенный, но все же такой прекрасный мир и как от него остается только висящий в черноте звездной ночи обугленный голый шар.
Видимо, нечто подобное узрели и братья, потому что мы все сидели, застыв в этой странной позе, вполоборота, пораженные немотой. Наконец я откашлялся и сказал:
— Думаю, мы все усвоили урок, богиня. И никогда не допустим, чтобы наши клинки вновь…
В глазах Валы снова полыхнула ярость:
— Клинки?! Огонь не в клинках, а в вас самих! Все прочее — лишь средства направить вашу Силу в нужное русло. И если она останется неуправляемой, то погубит и вас самих, и все, что вам дорого. И Путь ваш закончится, еще не начавшись.
Лик Валы исчез. Но воля ее явно никуда не делась, потому что накрывавший нас купол вновь обратился в гигантскую волну за кормой шнеки, которая неудержимо и стремительно понесла нас вперед — в озеро Ильмар-волкин. Вынеся судно на просторы озера, волна постепенно спала, но, словно сменяя ее, тут же налетел бешеный ветер и понес нас с такой скоростью, что подымать парус было бы чистым самоубийством.
Спрыгнув с коня, Мечислав бросился к рулю и, схватившись за него, старался с помощью подоспевшего Агнара держать шнеку кормой к ветру-демону. Именно так назвал его успокаивавший тревожно ржавших лошадей Фланнери. Получалось у него это, кстати, очень неплохо, и потому, спрыгнув с Уголька на палубу, я не стал вмешиваться и прошел на нос, вглядываясь в туманную даль. Там, впереди, нас ждало будущее, и оно представлялось столь же неясным, как и этот затянутый дымкой горизонт. Но если будущее скрывалось в тумане, то цель наша теперь сделалась достаточно ясной. По крайней мере, для меня. Я теперь знал, Что Делать, не говоря уж о том, Кто Виноват… Как там говорила Шелта? «… С народами сражаться, для чести счастье презирать, бесславной смерти и измены не бояться и скипетром стальным короны разбивать». Да, это по мне, думал я, это и есть мое призвание, а все пережитое прежде было лишь подготовкой к нему. Я оглянулся на багровое зарево и усмехнулся. Этого пока еще никто не знал, кроме меня и, вероятно, Фланнери, но новый народ файритов уже родился. И рождение его было отмечено событием как памятным, так и символическим. Оно, несомненно, предвещало нам и нашим потомкам опасную судьбу, но меня не страшила встреча с ней. Ведь пока со мною братья по крови и по оружию и само это оружие, неодолимых врагов для нас нет и быть не может.
Я снова повернулся вперед — туман растаял, и демон-ветер нес судно на восток от солнца, навстречу нашему Предназначению.
От авторов
Рукопись эта попала к нам необычным образом. Случилось это на «Интерпрессконе-95». Опутывавшая тот кон мистическая атмосфера сгущалась прямо пропорционально количеству выпитого. И когда это количество перешло в качество, произошло событие, необыкновенности которого мы первоначально не смогли оценить по причине сильного подпития.
Мы сидели в номере и обсуждали перспективы развития любимого нами жанра фэнтези. Перспективы эти нас, откровенно говоря, не радовали. Издающаяся отечественная фэнтези нам решительно не нравилась, за исключением нескольких произведений, которые, увы, не могли изменить общую безрадостную картину. В конце концов мы пришли к выводу, что для появления в отечественной фэнтези чего-либо достойного надо самим написать «что-то достойное». После чего мы выпили еще и призадумались, чего бы такое написать. Вот тут-то мы и услышали ГОЛОС, произнесший с едва заметной иронией:
— Вы, я вижу, терзаетесь муками творчества. Писать, конечно, очень трудно.
Мы дружно обернулись и моргнули. Перед нами стояла ОНА: высокая, красивая, с золотисто-рыжими волосами. Ее появление в запертом номере нас в тот момент нисколько не удивило. Но следующие слова нас изрядно изумили:
— Вот, — на стол перед нами с тяжелым стуком упала толстенная пачка рукописей, — думаю, это способно послужить вам неиссякаемым источником вдохновения. Если вы, конечно, сумеете понять, что здесь написано. Хотя словарь тут имеется, так что это не должно составить для вас большого труда. И насчет авторских прав не беспокойтесь — написавшие в суд подавать не будут. Когда прочтете — сами все поймете. Так что — дерзайте. — И, повернувшись, не спеша удалилась из номера поступью повелительницы всего сущего.
Мы снова моргнули, потому что нам показалось, будто она вышла, не открывая дверь: не прошла сквозь нее, а просто подошла к ней и исчезла.
Чтобы успокоиться, мы допили то немногое, что оставалось на столе, а затем приступили к разбору попавших к нам рукописей. Они были написаны на смеси русского и английского с добавлением разных греческих, скандинавских и вроде бы корейских слов. Разыскав в числе рукописей упомянутый словарь, мы решили заняться переводом завтра и завалились спать.
Наутро мы полагали приключившееся ночью воплощением белой горячки, но, к нашему несказанному удивлению, разобранные рукописи по-прежнему лежали на столе.
Изучая сии манускрипты, мы так увлеклись, что окончание кона прошло мимо нашего внимания, и мы узнали о нем, лишь когда нас попросили очистить номер.
Дальнейшей работой с текстами мы занимались уже в городе, и чем дальше мы продвигались, тем больше проникались первозданным очарованием данного повествования. Нам показалось кощунством перерабатывать это гениальное произведение в банальный боевик, и мы старались оставить все как есть, ничего не приукрашивая и не добавляя, и лишь разбили повествование на части и главы для удобства публикации. Также мы взяли на себя смелость свести к минимуму употребляемые в тексте грецизмы: мы считали, что наш читатель такого эллинофильства не поймет и не одобрит.
