Погружение в Пламя (СИ) - Крахин Алексей (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
Фил задумчиво посмотрел на конюха.
— Я как будто чувствовал, что Ловису ничего не угрожает. Ты знаешь, я сейчас в таком состоянии, будто пережил настоящую войну, а впереди ждёт неясное, но светлое будущее. Такого умиротворения, я ещё никогда не ощущал. Жаль, что путь к нему такой…
— Привет, — Эрика усадили между Филом и Марком.
— Красавец, — ухмыльнулся Марк, отрывая рукав от рубахи, чтобы вытереть кровь с лица парня.
— Не знаю почему, но мне совсем не весело от того, что я получил от гоблинов тумаков, а тебе, Эрик, наверное, нравится огребать, раз сияешь как тёртый медяк, — эльф старался не смотреть на друга.
— Оно, конечно, не видно, но мне очень больно, — улыбка сошла с лица Эрика, когда Марк коснулся тряпкой лица, — просто это самая неудачная драка в моей жизни. Я был мешком для битья. Никому даже не врезал. Наверное…
Гномы подтащили телохранителя Ловиса, мужчина по — прежнему оставался без сознания.
— Эрик, ты не прав, на тебя столько гоблинов отвлеклось, что всем дышать легче стало, — лукаво улыбнулся Марк, отбросив окровавленную тряпицу в сторону.
Подошёл Ниггед и, молча, оторвал от рубахи конюха ещё один кусок, после чего остатки рубахи, свалились с плеч.
— Нет слов… — изумился наглости напарника Марк.
— Ты самый чистый, — оправдался Ниггед, присев над шакрийцем, чалма покинула его голову и на место её легли лоскуты некогда красивой рубахи.
— Синяк тебе к лицу, — выкрикнул эльф, бредущему к остальным, Ловису.
— Тебе тоже, — угрюмо отозвался шакриец.
— Слышь, лохматый, — обратился один из гномов к Марку, — надо бы башку ихнего найтить, испросить, остались ли у него вопросы к парню.
— Не надо его искать, — Ниггед уже заканчивал накладывать повязку, руки не забыли как это делать, — я сам потом разберусь со всем. К тому же, его уже уволокли.
— Ниггед, тот, кто меня ударил, носил латную перчатку? От кулака так не выбивает дух, — Эрик пальцем проверял, все ли зубы на месте.
— Это был кастет. Расслабься, никто сильнее тебя не бьёт.
— Ну, так, чё, раз дел больше нет, может в кабак? — донеслось со стороны гномов. — Что‑то в горле пересохло, после веселья.
— Не особо ты веселился, пока вырубленный дрых, — над пустырём разнёсся раскатистый смех.
— Я отдохнуть прилёг…
Глава 8.Ошпаренная ладонь
Обшитое красным атласом кресло с высокой спинкой и резными подлокотниками. Эрик, как будто, врос в него. Это место он никому не уступит. Ни за что. Даже приближавшемуся с наглой ухмылкой эльфу. Пусть садится рядом на коврик.
— Мир хорош, но не для всех, не так ли, Эрик? — синяки и ссадины на лице Фила уже прошли, остались лишь маленькие шрамики — знаки боевого крещения. Больше всего эльф переживал, что ему сломали нос, но к счастью для него, обошлось без искривления.
— Мир для каждого бывает хорошим и не очень, всё зависит от ситуации. Вот мне сейчас очень удобно. Тревоги забыли ко мне дорогу, завтра начинается череда выходных. Я почти счастлив, Фил.
— Почти? Чего же тебе не хватает? — Фил выискивал взглядом свободный стул, но ничего подходящего на глаза не попадалось.
— Не хватает мелочи, — Эрик осмотрелся и, убедившись, что маготов рядом нет, закинул ногу на подлокотник, — но сам не понимаю какой.
— Хм. Знаешь, что, дружище, если ты намерен провести в этом замечательном кресле ещё некоторое время, то возможно, я смогу найти недостающую для счастья мелочь.
— Ты готов взяться за поиски того, о чём не знаю даже я?
— Да.
— Не имею ничего против. В этом стуле я проведу весь остаток вечера.
— Это вряд ли… — лукаво улыбнулся Фил, разворачиваясь и уходя прочь.
Зацепившись напоследок взглядом за красную ленту, собравшую в хвост длинные волосы эльфа, Эрик углубился в себя.
Так приятно ощущать мягкость дорогой мебели, если каждую ночь спишь на старом, промятом лежаке. Так непривычно чувствовать покой, находясь в хороводе праздника. О, как же много интересных занятий можно найти, когда под руками ничего нет. У каждого всегда при себе имеются воспоминания, цели и планы их достижения, мечты, фантазии. Если бы каждый знал, что в простом бездействии так много развития, если бы каждый понимал, как очищает отдых. Нет, он не пассивен. Когда ты не занят физически и умственно, тебе открываются ворота в суть вещей. Неожиданно, в ситуациях прошлого, в своём или чьём‑то поведении, в словах, ты замечаешь то, чего не видел раньше. Как будто, кто‑то подсказал: "Эй, посмотри туда. Ты что‑то пропустил". Ты смотришь, и вдруг раскрывается обман, появляются новые дороги в не решаемых вопросах.
А как интересно слушать собственное дыхание. Слушая дыхание, ты покидаешь мятежную реку мыслей и превращаешься в лесное озеро, где нет ветра, нет течения и даже жизни нет. Водная гладь не зовёт и не откликается на зов, она спокойна, она ничего не весит. И эта гладь — ты сам. То, что можно испытать, хотя бы недолгое время побыв озерной гладью, похоже на пробуждение от долгого сна — прилив сил — прилив свежей воды в реку мыслей, ты нов и свеж.
Находясь в состоянии, близком к озёрной глади, Эрик двигался по берегу реки мыслей. Он смотрел вниз и видел свою жизнь.
Восемнадцать лет. Кто‑то скажет: "Щенок". Но когда тебе восемнадцать, ты не знаешь, что значит тридцать или семьдесят. За плечами восемнадцать лет. Целая жизнь, долгая, насыщенная и в тоже время, пустая. Что в ней было? Игры, труд, драки, немного любви, потом учёба, снова драки… Всё время нужно было что‑то делать, куда‑то торопиться. Зачем он делал то, что делал? Зачем шёл туда, куда шёл? "Хотелось или требовали обстоятельства", — напрашивался ответ. Но был ли в этом подлинный смысл? И что же тогда может называться таковым, если не желания и необходимость?
Почему‑то вспомнилось лицо мамы. Она плакала. Раньше это часто случалось. Да, поводы были самые весомые, что ни день, то событие. И как только родители терпели эдакую ходячую проблему? Нет, со своим отпрыском, случись тому посетить этот мир, Эрик обошёлся бы куда строже.
Способен ли человек представить что‑то, что никогда не испытывал, например любовь? Родительскую любовь. Вот уж вряд ли. Но если в его жизни наступает период, когда он начинает смотреть в суть вещей, не довольствуясь обёрткой, тогда происходит перерождение. Удивительное состояние, когда некогда неприемлемая точка зрения становится очевидно правой.
Мама. Отец. Как они там? Когда же получится их навестить?
Лишь последний год жизни дома Эрик чувствовал себя полезным для семьи. Он снял с плеч родителей тяжёлый груз ежедневных трудов, нет, не всех, но самых истощающих. Переложил на свои плечи… и почувствовал лёгкость. В тот период у него появилась настоящая серьёзная цель, и тогда, ощущение стабильности заполнило душу. В тренировках и трудах, в извлечении силы из любого действия. И чем тяжелей он трудился, тем больше приобретал, но…
Сейчас, восседая в дорогом, удобном кресле, среди десятков лиц, знакомых и не очень, он понял нечто важное. Вся его прошлая жизнь с её мечтами, стремлениями, беготнёй, была лишь агонией. Восемнадцать лет он не знал, зачем живёт, лишь искал причину для жизни. Восемнадцать лет агонии. С рождения, до сегодняшнего дня…
Как много их вокруг — тех, кто живёт в вечной агонии. Взрослеют и стареют в агонии и с годами жалеют о минувшей агонии, жалеют об агонии так и не произошедшей. Умирают агонизируя. Огонёк жизни угасает в их глазах, а они так и не узнают, что их не было. Всё в их жизни случалось само, они не выбирали. Не жизнь, а существование от детского рассвета до старческого заката. Дождались, когда их тягучая, как смола, жизнь закончится. Так же, как ждали, когда сядет солнце, чтобы уйти с поля, забросить в сарай лопату и лечь спать.
Последний глоток агонии — драка с гоблинами. Понять чужую боль можно лишь встретившись с ней как со своей. Крян нарушил договор, но сам того не зная, многому научил. Эрик твёрдо решил не лезть больше в драку по поводу и без, особенно, если дело не касается его личных интересов. Но, коли уж, выхода нет, то идти до конца, как это сделали Ловис и Фил, переступившие через собственный страх и принципы ради своего друга.
