Царь Гильгамеш - Сильверберг Роберт (книги онлайн полные версии txt) 📗

Остров был плоский, песчаный, и в отличие от окруженного высокими стенами Дильмуна, абсолютно незащищенный. Кто угодно мог пристать к берегу и запросто пройти прямо в дом Зиусудры. Когда Сурсунабу втащил свою лодку на берег, я заметил, что вдоль берега в три ряда стояли маленькие полированные каменные столбики, очень похожие на те, которые я так бездумно разбросал в своем безумном гневе. Я спросил его, что это значит, и он ответил — это знаки милости Энлиля, данные Зиусудру во времена потопа. Они защищали остров от врагов: никто не смел ступить сюда ногой, пока знаки стояли здесь. Куда бы Сурсунабу ни отплывал — в Дильмун или на главный берег, — он всегда брал с собой в лодку один или два таких камня. Они оберегали его в дороге. Тогда я почувствовал еще более жгучий стыд за то, что я натворил на берегу, разбив и разбросав эти священные камни, словно дикий буйвол в ярости. Но очевидно я был прощен, поскольку Зиусудра соизволил разрешить мне приехать сюда.

Я увидел что-то вроде храма почти в центре острова: длинное низкое здание с выбеленными стенами, которые сияли в солнечном свете. До меня, внезапно дошло, что в этом здании, в нескольких сотнях шагов от меня, ждал меня древний Зиусудра, тот, кто пережил потоп, кто ходил рука об руку с Энки и Энлилем. Воздух был неподвижен. Здесь царила глубокая тишина. Возле главного здания было десять-двенадцать зданий поменьше, несколько вспаханных участков. Это все. Сурсунабу провел меня к маленькому квадратному дому с единственной комнатой без мебели и оставил меня там.

— За тобой придут, — ответил он мне.

Это время, неповторимое в жизни, когда я находился на острове Зиусудры. Время словно остановилось. Сколько времени я просидел там в одиночестве — день, три, пять — не могу сказать.

Я был нетерпелив. Я подумывал о том, чтобы пойти в главное здание и самому найти там патриарха, но я знал, что это только повредит тому делу, ради которого я здесь. Я шагал по пустой комнате из угла в угол. Я смотрел на море, солнечное сияние которого слепило мне глаза, и думал про Мескиагнунну, царя Ура. Я думал о своем сыне-младенце Ур-лугале, и спрашивал себя, станет ли он когда-нибудь царем? Проходили часы, а за мной никто не приходил. Наконец я почувствовал, как великая тишина этого места просачивается в мою душу. Я начал успокаиваться. Это было удивительное чувство. Впервые я ощутил гармонию всего, что меня здесь окружало. В этот момент меня не волновало, что делает Мескиагнунна, или Инанна, или Ур-лугал. Не важно было, нахожусь я здесь десять дней, десять лет или еще больше, словно время прекратило существовать. Но затем это блаженное чувство прошло, и я снова стал раздраженным и нетерпеливым. Сколько времени мне еще сидеть так? Они забыли, что я Гильгамеш, царь Урука? Меня дома ждали важнейшие дела! Да и успею ли я домой к обряду зажигания священной трубки? К празднику статуи Ана?

Наконец за мной пришли, когда я готов был уже бросаться на стены, как охотничий пес, слишком долго пробывший взаперти.

Их было двое. Первой шла тоненькая серьезная девушка с гибким телом танцовщицы, которой, по-моему, было не больше пятнадцати-шестнадцати лет. Она была бы очень хорошенькой, если бы хоть раз улыбнулась. На ней было очень простое одеяние из белой хлопковой ткани, украшений она не носила совсем и несла посох из черного дерева, испещренный надписями на таинственном языке. Долго-долго она стояла у порога моей двери, не спеша рассматривая меня. Потом она сказала:

— Если ты Гильгамеш, то пойдем.

— Я Гильгамеш, — ответил я.

Снаружи, у порога, высокий темнокожий человек со свирепыми жгучими глазами, весь какой-то угловатый, ждал нас. На нем тоже было простое одеяние из хлопка, он тоже держал в руках посох, и выглядел так, словно солнце выжгло с его костей всю плоть. Я не мог понять, сколько же ему лет, но казалось, что очень, очень много, поэтому я страшно заволновался. Дрожа и заикаясь, я сказал:

— Правда ли это? Неужели я удостоен чести видеть перед собой Зиусудру?

Он усмехнулся.

— Увы, нет. Но ты встретишься с нынешним Зиусудрой в должное время, Гильгамеш. Я жрец Лу-нинмарка. А это — Даббатум. Пойдем.

Странно было слышать «нынешний Зиусудра», но я знал, что не следует спрашивать, что он имел в виду. Они дадут мне такие объяснения, какие пожелают и когда пожелают. А может, вообще не удостоят никаких объяснений. В этом я был уверен.

Они привели меня в дом внушительных размеров почти рядом с главным храмом, где мне дали белое одеяние, очень похожее на их собственное. Угостили меня блюдом из чечевицы и фиг. Я едва прикоснулся к нему. Я так давно не ел, что мой желудок, казалось, вообще забыл, что означает чувство голода. Когда я ел, то один, то другой жрец входили в комнату, чтобы участвовать в полдневной трапезе. Все они только мельком взглядывали на меня, не уделяя мне особого внимания. Они не произносили ни слова. Многие из них казались очень древними, хотя все они были жилистыми, крепкими и полными жизненных сил. Когда они закончили трапезу и помолились у алтаря, мне предложили присоединиться к ним и пойти работать в поле. Лу-нинмарка и Даббатум покончив со своей трапезой, поставили меня на работу.

Как приятно было работать, стоя на коленях под жарким солнцем!

Возможно, они испытывали меня, проверяя, как воспримет царь предложенную ему рабскую работу. Если так, то они не понимают, что есть цари, которым доставляет удовольствие работать руками. Было время сажать ячмень. Они уже пропахали землю шириной в восемь борозд и посеяли семена на два пальца в глубину. Теперь я шел по борозде за плугом, очищая землю от коряг, выравнивая ее ладонями. Для такой работы большого умения не требуется, но это работа мне нравилась, и я получал от нее удовольствие.

Потом я вернулся в трапезную. Вошел еще один старик — древний, иссохший, в пергаментной кожей. И снова сердце мое забилось: может быть, это, наконец, Зиусудра? Окружающие обращались к нему, называя Хасиданум. Значит, он просто еще один жрец. Этот старик совершил возлияние масла и зажег три светильника, встав перед ними на колени и бормоча молитву голосом столь слабым, что я не мог его расслышать. Затем он брызнул в меня маслом: