Колдовской мир: Трое против колдовского мира. Волшебник колдовского мира. Волшебница колдовского мир - Нортон Андрэ
Результатом её колдовства были детальные описания, вложенные в память охотников, не только мест, где водилась дичь, но и мест, находящихся под влиянием Тьмы, этих мест следовало тщательно избегать.
Подобные занятия сильно истощали её, после них мы не занимались по крайней мере день. Но теперь я поняла ценность её дарования для этого народа, и какие опасности и промахи подстерегали кланы, не имевшие такого стража.
На тридцатый день наши сани свернули в узкую долину между двумя грядами утесов, изборождённую замёрзшими ручьями. Мы спустились дальше в узкий конец воронкообразного пространства, и там зима уже кончалась. Снег здесь стал рыхлым, так что те, кто ехал на санях, не считая Утты, пошли пешком, чтобы облегчить собакам работу.
Наконец снег вообще исчез. К нам подбежали двое молодых охотников, чтобы тянуть сани Утты. На тёмной земле кое-где появились признаки зелени — сначала мох, а затем трава и кустики. Мы как бы перешли из одного сезона в другой всего за несколько шагов.
Было уже настолько тепло, что мы сначала откинули капюшоны и распахнули плащи, а вскоре сняли и их. Мужчины и женщины племени оголились до пояса, а на мне осталась только нижняя туника, неприятно прилипавшая к телу от пота.
Мы двигались вдоль реки. Над нами клубился пар. Я хотела напиться, так как моё горло совсем пересохло, но вода оказалась горячей. Наверное, дыхание этого источника и обеспечивало этой долине почти лето.
Наш ход слишком замедлился, причём не из-за недостатка снега для хода саней, а потому что мы время от времени останавливались, и Айфинг консультировался с Уттой. Здесь было место, куда клан желал бы прийти, но там могли быть опасности. Наконец Утта дала сигнал, что можно идти без страха, и мы прибыли в место, явно облюбованное если и не этим кланом, то каким-то другим. Повсюду виднелись следы старых костров, торчали длинные белые палки, служившие шестами для палаток. Нагромождение гладких скал тоже могло послужить дополнительной защитой. Вапсалы быстро разбили постоянный лагерь.
Кожаные стены палаток были укреплены снаружи каменными стенками, так что в конце концов шкуры остались на виду только на крыше. Впрочем, благодаря горячим испарениям в этой долине, здесь требовалось меньшая защита от холода, чем в тех снегах, откуда мы пришли.
Горячие источники снабжали нас водой, не требовавшей подогрева, и мы, наконец, в нашей палатке тщательно вымылись, что доставило мне истинное наслаждение. Висма достала чистую одежду из разрисованных сундуков и теперь я была одета, как и все женщины племени, в расписанные узорами брюки, широкий, украшенный камнями пояс и множество ожерелий. Она хотела разрисовать мне грудь, когда возобновляла рисунки на своей, но я отказалась. Позднее я узнала от Утты, что поступила совершенно правильно, потому что девушка украшает себя подобным образом только тогда, когда выберет себе воина, и я невольно могла бы вызвать предложение какого-нибудь гордого члена племени, принимать которого не собиралась.
Однако у меня не было времени углубляться в формальности повседневной жизни, потому что Утта сразу загрузила меня занятиями, и мне едва оставалось время на еду и сон, я похудела и устала. Не столкнись я раньше с дисциплиной Владычиц Эсткарпа, то могла бы сломаться, в то же время мне казалось, что Утта не утомляется как я.
Но она учила меня только тому, что использовалось для блага клана. Не один раз она заставляла меня отвечать на кой-какие нужды тех, кто приходил к ней. Она сидела и наблюдала, а я должна была заменять её. К моему удивлению, люди клана не обижались на это. Может быть, присутствие Утты внушало им большее доверие ко мне.
Я научилась исцеляющим чарам, заклинаниям для охотников, но дару ясновидения, которым она пользовалась, если это требовалось Айфингу, она меня так пока и не обучила, и я начала подозревать, что она поступает так намеренно, не желая дать мне возможности обрести контакт с кем-то вне лагеря, что я обязательно бы сделала, поскольку методы такого ясновидения и мысленного поиска, в сущности, одно и то же.
Словом, мои попытки получить знания в области личных интересов, похоже всё время встречали препятствия.
Зато туман, покрывавший мои последние дни с Динзилем, приподнялся, я узнала, что значит злоупотреблять Силой, и что, вероятно, я никогда не верну её. Я вспомнила дрожь и жаркое чувство вины, когда Кимок рассказал мне, что я, полностью находясь в когтях Тьмы, пользовалась Даром, чтобы принудить Кайлана изменить Зелёной Долине. Не удивительно, что теперь Дар отнят у меня. Такова природа Силы. Если пользоваться ею неправильно или только в личных целях, она может уйти.
Все мои просьбы к Утте позволить узнать мне, живы ли мои братья, оставались без ответа, если не считать нескольких загадочных утверждений, которые можно было толковать по-разному. Я могла уповать только на нашу крепкую природную связь: я бы узнала, если бы их не было в живых.
Мой счёт дней, который я вела булавкой к внутренней стороне куртки, достиг сорока, и я прикинула, что сделала за это время. Исключая ясновидение и мысленный поиск, я имела теперь к своим услугам столько же, сколько имела на втором году обучения у Владычиц Эсткарпа, хотя в том, что я теперь изучала, было больше шаманского искусства, чем волшебства. Но и тут ещё были пробелы, которые Утта то ли не могла, то ли не хотела заполнить.
Несмотря на то, что вапсалам жить здесь было гораздо легче, чем во время беспрестанных скитаний, народ не сидел без дела. Теперь они занялись ремёслами. Выделывались меха, дубились шкуры, из них шили прекрасную одежду, кузнецы стали набирать учеников, передавая им тайны своего мастерства.
Охотничьи отряды часто уходили в долину горячих источников, и Утта всегда уверяла, что им нечего опасаться. Я сделала вывод, что, хотя осенью и бывает много налётов морских бродяг, зимой можно не опасаться их рейдов и спокойно охотиться. Не опасаясь вторжения других кланов, которые были либо истреблены, либо также подались на запад, вапсалы, наконец, ненадолго обрели покой.
В этом тёплом краю ничто не напоминало Эскор. Здесь не встречались руины, поблизости не было мест, помеченных Тьмой. Люди племени тоже ничем не напоминали Древнюю Расу или союзников Долины, о которых я часто задумывалась — были ли они уроженцами этого мира или пришли через Врата, открытые магами для прохода из одного мира в другой.
Однажды мы занимались лечением мальчика, которого принесла мать: он упал со скалы и получил множество повреждений. Пользуясь внутренним зрением, я определила все повреждения и смогла их устранить, погрузив сначала мальчика в глубокий целительный сон, чтобы его движения не мешали моим действиям. Утта ничем не помогала мне, оставив всё на меня.
Когда мать унесла ребенка, ясновидящая откинулась на мягкую подушку, служившую ей для поддержки дряхлого тела.
— Хорошо. Ты достойна называться «дочерью».
Эта похвала означала для меня многое, потому что я уважала знания Утты. Мы не были друзьями, мы скорее походили на две щепки, срубленные с одного дерева и брошенные в воду. Её преклонный возраст, опыт и знания разделяли нас и внушали мне почтение, а связывал договор.
— Я стара, — продолжала она. — Если я посмотрю в это… — она указала на шар, стоявший рядом с ней, — я не увижу ничего, кроме финального занавеса.
Она замолчала, но меня удерживало возле неё ощущение, что она хочет сказать что-то очень важное для меня. Она приподняла руку и указала на вход нашей палатки. Даже слабое движение, видимо, утомило её.
— Посмотри… под циновкой…
У входа лежала тёмная циновка, сплетённая не из полосок кожи и меха, как другие, а из какого-то растительного материала. Циновка была очень старая. Когда я по приказу Утты подняла её, я увидела на обратной стороне то, чего никогда раньше не видела.
— Руку… над… этим…
Мысленные слова Утты прозвучали еле слышным шёпотом.
Я перевернула циновку и провела рукой над её поверхностью, и сразу же линии и руны на циновке засветились, а в ладони я почувствовала лёгкое жжение. Теперь я поняла, что за оковы Утта наложила на меня, они не зависели от моей воли и были сотворены только по её желанию. Они насильственно связали меня с ней и с её образом жизни. Во мне поднялась волна негодования.
