Тьма надвигается с Севера (СИ) - Шкиль Виктория (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
«Нет! Только не это!»
Выпустив из надутых щёк стайку пузырьков, Дарик перевернулся вверх тормашками, в несколько сильных гребков настигнув уплывающее сокровище. Тяжкий выбор между оружием и «Пиалой Жизни» был разрешён в пользу пиалы. Схватив мешок как мать ребёнка, он развернулся к поверхности, отталкиваясь ногами от воды и, каждую секунду ожидая почувствовать холодные липкие пальцы призрака на своей лодыжке, стал подниматься к поверхности. Один взмах — другой и он выныривает на поверхности с шумом втягивая воздух в начинающие колоть лёгкие. Прижимая одной рукой драгоценный мешок с реликвией, Борагус схватился другой за днище перевёрнуой долблёнки. Сердце его бешено колотило в груди, будто собиралось проломить её и спастись из обречённого тела бегством.
— Йо….ый…а….и…е! — Захлёбываясь проорал он в темноту ночи, пытаясь погрозить призраку кулаком не выпуская из рук ни лодки, ни мешка. — Оставь… меня в покое! Ты сам… выбрал свою судьбу! Слышишь?! Ты… сам принёс себя в жертву!
Улле больше не спешил осчастливить Дарика своим появлением и даже не отзывался. Странно это, если он хочет мести, то когда мстить как не сейчас, когда Борагус так уязвим? Может быть, он просто не может причинить ему вред напрямую, потому появляется всегда внезапно и неожиданно, чтобы Дарик убился сам? Гадать над ответом можно долго, но лучше это делать на суше. Перевернуть лодку оказалось делом простым, но вот забраться в неё с воды для полукровки оказалось непосильным. Долблёнка выворачивалась из-под него как коварная обольстительница из-под пьяного кавалера — ловко и неуловимо, что в итоге он оставил эти попытки. Сгрузив в неё спасённый мешок, он изловчился и скинул со своих ног потяжелевшие сапоги, отправив их догонять своё оружие, после чего поплыл к берегу, просто держась за борт лодки одной рукой. Через полчаса активной работы руками и ногами, подошвы Борагуса стали задевать покрытое мелкими камешками дно, но лодку он выпустил из рук только когда убедился, что это не случайная отмель.
Уныло загребая ногами, Дарик выбрался на усыпанный галькой берег. Грохнулся на колени, не замечая боли от впившихся в них острых камней.
— Ты меня не получишь, старик! Слышишь?! — Прошептал он, переводя дух. — Я дойду до конца!!!
Ответом снова стало гробовое молчание, впрочем, Дарик не рассчитывал на ответ. Дав выход своему гневу, он успокоился и обвёл взглядом окрестности. Он был рядом с торговой дорогой и впереди, на холмах, действительно горел небольшой огонёк костра. Гюлим это, или случайный путник не успевший добраться до города до заката? Лучше бы ему оказаться хафашем, потому что злой Борагус это очень неприятный гость!
Костёр полыхал на вершине холма, расположенный так, что его отлично было видно с моря и берега, но со стороны дороги его закрывала финиковая роща, но возле самого огня было пусто, словно кто-то развёл его и ушёл, не оставив следов. Рассудив, что кроме хафаша это никому не надо, Дарик самым наглым образом расположился возле огня. Мешок он развязал, вынул оттуда пиалу и, перевязав её в отдельный узелок — спрятал её себе за пазуху для надёжности. Однако посидеть перед костром и высушить свою одежду ему не удалось, потому что почти в тот же момент к нему из темноты шагнул высокий человек в красном тюрбане.
— Я ждал тебя гораздо раньше, сын Смерти. — Сказал Гюлим и Дарику почудились нотки недовольства, проскользнувшие в его сухом голосе.
— Простите, господин! — Полукровка вскочил на ноги, низко поклонившись хафашу. — В дороге возникли проблемы.
— Я вижу… — Вампир скользнул взглядом, по склонённой фигуре мокрого слуги. — Рассказывай уже, что случилось. Кто-то пытался отнять «Пиалу Жизни»?
Пожалуй, что на целом Свете сейчас не было вещи более для него важной, чем эта простая на вид, старая чаша. Ради обещанной за неё награды Дарик пересёк пустыню, спускался в подземелья Аль-Амаля, предавал и убивал, пока не заполучил её в руки и не принёс Гюлиму. Ирония же была в том, что старый кровопийца оказался неспособен даже прикоснуться к этой реликвии, не говоря уже о том, чтобы наполнить её жертвенной кровью праведника и это опять пришлось делать Дарику. Так он плавно перешёл из разряда простых наёмников на положение доверенного слуги Гюлима, выполняя для него всё то, что тот в силу своей неживой сущности был сделать не в состоянии.
— Нет, господин. — Нервно облизнув солёные губы, Борагус взглянул прямо в играющие отблесками костра глаза хафаша.
В последний момент он решил не рассказывать Гюлиму о преследующем его привидении улле, так как не мог предугадать, как тот отреагирует на это. Вдруг он скажет: «Зачем ты мне тогда нужен, ущербный?» — тогда можно забыть о Тёмных знаниях, которыми с ним обещал поделиться Гюлим. И плакала вместе с ними его собственная Мечта стать некромантом. Он так и останется в замкнутом круге, уготовленном для него коварными богами, где он может быть либо сторожевым псом, либо бараном для стрижки.
«Нет, о призраке лучше молчать!»
— Лодку перевернуло и мне пришлось нырять за реликвией.
Гюлим недоверчиво сощурился, будто чуял, что Дарик от него что-то скрывает, но спрашивать больше ничего не стал. Приказав полукровке следовать за собой, он повёл его к подножью холма на противоположной от моря стороне.
— Куда мы идём, господин?
— Увидишь! — вампир оскалил белые ровные зубы, лишённых даже намёка на клыки, хотя Дарик имел возможность их неоднократно наблюдать. Видимо, хафаши как-то умели их прятать. — Настало время тебе кое-кого показать!
_______________________________________
[1] Ночь
[2] Перевод с бединского по порядку написания: День, Жизнь, Стихия, Ночь, Разум, Дух
[3] Природа этой нежити такова, что напившись крови досыта, хафаши хмелеют как от большой дозы вина, в одночасье становясь сонными и вялыми. В таком состоянии они настолько уязвимы, что справиться с ним может любой смертный.
[4] Воля Аллуита! (возглас довольного восклицания)
[5] Корх — исконный орочий меч. Это длинное прямое рубило без гарды, с загнутым вверх остриём. Из-за плохой обработки металла кончик наконечника постоянно откалывался и орочьи кузнецы либо делали его загнутым кверху, дабы им как крюком можно было подцепить вражеский щит, либо не делали его вовсе. Позже, с улучшением кузнечного дела, большинство орков перешло на ятаганы и сабли, но многие используют корхи как дань традиции.
Глава 21. Тьма надвигается с Севера
Глава 21. Тьма надвигается с Севера.
Погода стояла дрянная. Надуваемый со стороны пустыни ветер бросал в своих порывах пригоршни песка, оседала жёлтой пылью на плащах и одеждах, мелкой дробью барабаня по шлемам всадников, длинной вереницей растянувшихся на ведущей к городу дороге. За кольцом его стен, занимавших почти весь горизонт, бугрились коробки жилых домов. Дальше было море. С высоты нависающей над дорогой дюны можно было увидеть в промежутках между округлыми крышами и острыми иглами минаретов его синеющую гладь. Всадник передового дозора, первым взлетевший на песчаный серп, повернулся в седле и, убрав с лица медную маску личину, изображавшую свирепую усатую харю, радостно крикнул вниз:
— Шагристан!
Собственно Митр и так знал, что город они должны увидеть ближе к обеду, так что слова его предназначались исключительно для подбадривания спутников, отличавшихся от него и от половины отряда внешним видом так же сильно, как верблюд отличается от коня. Люди шаха носили синие с золотом одежды и закрывающие торс чешуйчатые доспехи, отливающие тусклой сталью — их союзники алялаты были облачены в зелёные кафтаны, поверх которых носили бахтерцы из скрепленных кольчужными кольцами железных пластин. И те и другие вид имели крайне усталый и потрёпанный. Утомлёнными были и их кони, в том числе запасные, ведомые на поводу.
От колонны отделился один из всадников-алялатов, в котором шахский племянник уверенно опознал Феранора. Стремглав преодолев разделяющее его с Митром расстояние, он птицей взлетел на дюну, на которой находился Митр. Натянув повод, эльф осадил своего усталого жеребца вровень с конём Митра и, выпрямившись в седле, поднял стальное забрало, сделанное в виде совиной морды с угрожающе загнутым клювом. В лицо ему тут же полетели мелкие песчинки, заставив алялата прищурить изумрудно-зелёные глаза и прикрыть их от ветра козырьком ладони.
