Чаша и Крест (СИ) - Семенова Вера Валерьевна (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Рандалин была одета в костюм вельможи из Эбры. В огромных широких шароварах, из которых выпирал достаточно объемный живот, с головой, замотанной по их обычаю неким подобием длинного полотенца, край которого свисал чуть не до колен, в жилетке, усыпанной драгоценными камнями настолько плотно, что они стучали друг об друга, она была неузнаваема и великолепна. На глаза она нацепила цветные стекла, которые эбрийцы часто носили, объясняя это чрезмерной яркостью своего солнца, и изобразила себе густые черные, сросшиеся у переносицы брови. Они были единственной растительностью на лице, и вы скоро поймете почему. Она вышагивала, гордо неся все десять привязанных к телу подушек, и положив руку на рукоять кривой сабли, стоившей еще дороже, чем расшитая камнями жилетка. Но нам с Жераром приходилось гораздо хуже. Если честно, я с удовольствием стерпел бы и обмотанную полотенцем голову и забитые подушками штаны в такую жару, чем выносить свой нынешний облик. Но деваться было некуда — тем более, что Рандалин, скорее всего, была права, только в таком обличье нас невозможно было узнать.
За эбрийским вельможей, опустив густо подведенные глаза, семенили две закутанные в покрывала фигуры. Жерар все время сбивался с ноги и наступал на длинный подол, но в толпе это не было особенно заметно, к тому же Рандалин крепко держала нас за руки, таща за собой. Нижняя часть лица у каждого из нас так же была надежно укрыта под серебристой тканью, так что виднелись только глаза и брови, на которые Рандалин не пожалела краски. Себя я со стороны видеть не мог, но внешний вид Жерара вряд ли мог прославить эбрийских женщин — угловатая и крепко сбитая фигура, лишенная всякой грации, да и глаза чуть навыкате, неопределенного цвета, словно выцветшие, тоже не вызывали смутных желаний дорисовать в воображении все остальное, спрятанное под покрывалом. Впрочем, я вскоре убедился, что все с уважением поглядывают на меч на поясе Рандалин и поэтому не особенно обшаривают нас взглядами. Вспыльчивость эбрийцев и их странные понятия об оскорблениях, нанесенных их женщинам, были довольно неплохо известны.
Хотя мы вышли заблаговременно, к дверям магистрата мы подошли в толпе и вряд ли заняли бы там относительно удобные места, если бы не угрожающий внешний вид Рандалин и вообще экзотичность нашей троицы, вызывающей смутное стремление не связываться. Однако в результате нам достались места на одной из скамеек, не очень близко к столу, за которым полагалось сидеть магистрату, но почти по центру. Все передние ряды были заполнены воинами в орденских плащах, они сидели ровно, не шелохнувшись. Эмайнские горожане, купцы, любопытствующие приезжие вроде нас или сидели вокруг, или толпились в проходах. Тарья и Мэй примостились сбоку, на два ряда вперед, на коленях друг у друга. Они жевали яблоко, откусывая от него по очереди, и периодически оглядывались в нашу сторону. Чем больше прибывало воинов из оцепления и вставало в дверях зала и в проходах, оттесняя публику, тем более встревоженными становились их взгляды. Похоже, мы сами засунули голову в осиное гнездо.
Рандалин сидела, вернее, восседала совершенно невозмутимо, глядя в одну точку, как и положено важному эбрийцу. Время от времени она восклицала высоким скрипучим голосом, отчего все сидящие рядом невольно оборачивались в нашу сторону: "Не верти головой, Ниэнья, свет очей моих! А ты, Шандора, поправь покрывало. Сколько раз тебе можно повторять!"
Рядом с нами сидел пожилой моряк, судя по одежде, с эмайнского корабля. Перед нами — грузный купец с женой, которые размерами все равно уступали новому образу Рандалин и поэтому, оказавшись в непривычной для себя ситуации, вели себя относительно скромно. Со стороны Жерара расположились два студента. Им, видимо, сильно повезло, потому что все их товарищи в лучшем случае толпились за скамейками, вытягивая шеи, или вообще остались за дверью.
Из-под своего платка я мог неплохо разглядывать лица воинов, стоящих в проходе, и тех, кто держал караул рядом с помостом, на который скоро должен был подняться магистрат. Пока что там стояли девять пустых кресел и одна простая, грубо и наспех сколоченная скамейка. Я довольно неплохо знал некоторых из стоящих в карауле. Они хмурились и стискивали зубы. Меньше всего им хотелось присутствовать на представлении, на которое собрался полный зал. Сидящие перешептывались, ворочались, вздыхали, каждое лицо выражало хотя бы одно яркое чувство — любопытство, сочувствие, печаль, злорадство, но ни на одном не было написано равнодушия. Так или иначе, рассказ об этом суде будут передавать на Эмайне из поколения в поколение, и он будет принадлежать к истории Ордена, а так как они не были до конца уверены в собственном отношении к происходящему, им не хотелось участвовать в создании истории.
Примерно похожее чувство отразилось на лице Ронана, медленно поднявшегося на помост и тяжело прошедшего к своему креслу. Воины одновременно прижали руку к плечу, исполняя поклон, и слаженно выкрикнули приветствие, но в его глазах не зажглось ответной искры.
Тридцать пятый Великий Магистр Ордена Креста казался постаревшим лет на десять.
Раньше я никогда не замечал седины в его волосах. Теперь же он показался мне неожиданно похожим на Скильвинга. В нем появился какой-то надлом. Его брови были так же сведены в одну линию, но упоение жизнью и своим положением навсегда исчезли с лица. Он опустился в кресло, не глядя, нашарив рукой подлокотник, и черные глаза скользнули поверх толпы. Я никогда не замечал у Ронана такого выражения — он словно безмолвно спрашивал, что он тут делает и зачем все собрались.
Но все положенные по случаю золотые цепи и украшения были застегнуты и сверкали на его камзоле, плащ был специально приподнят и сколот на плече, чтобы не скрывать парадных регалий. Ронан знал, в чем долг Великого Магистра, и собирался его исполнять до конца. За его спиной, не шевелясь, застыл Эрмод. Мне показалось, что Ронан даже рад тому, что говорить в основном будет его глашатай.
— Именем Великого Магистра объявляю открытым последнее заседание суда, созванное магистратом Ордена Креста, вовеки сияющего над Эмайной, славной своими землями! Обвиняется некий Гвендор, бывший командор Ордена в Круахане, в том, что совершил преступления, несовместимые с честью воина и повлекшие за собой урон славе и имуществу Ордена! По приказу мессира Великого Магистра последнее заседание пройдет публично, дабы все жители Эмайны могли удостовериться в глубине его преступлений, и дабы ни у кого не возникло сомнений в справедливости суда! Мессиры члены магистрата, займите подобающие места в судилище.
Поднявшийся к своим креслам магистрат чем-то напомнил мне памятный Большой Совет, обсуждавший когда-то алхимические опыты Лоциуса и Гвендора. Обычно в магистрат входили те члены Большого Совета, которые могли присутствовать, недостающие места предоставлялись старшим магистрам, живущим на Эмайне. Я заметил пока что троих командоров, поскольку только иногда скашивал на помост глаза из-под покрывала, опасаясь глядеть в открытую.
Фарейра был мрачнее тучи, белки глаз казались совсем красными из-за выступившись прожилок. Ньялль завернулся в серый плащ, хранивший следы заклятья невидимости, так что его все замечали только с третьего или четвертого раза, когда начинали пересчитывать сидевших в креслах. Брагин заплел свои длинные волосы в две косы, перекинутые на грудь, и тонко улыбался с легким сожалением, впервые в жизни обращая самое пристальное внимание на все, что происходит вокруг. Я был уверен, что он уже просил у Ронана круаханское командорство.
— Приведите обвиняемого, — громко сказал Эрмод, и упала тишина. Или это только мне показалось, что стало необыкновенно тихо, несмотря на то, что все равно все в зале перешептывались, толкая друг друга и наклоняясь вперед, чтобы лучше видеть?
Я покосился на Рандалин. Ее глаз не было видно из-за нелепых синих стекол, и наверно, это было очень хорошо, потому что руки стиснули саблю, лежащую на коленях настолько сильно, что из-под ногтя большого пальца выступила кровь. Раньше мне казалось, что это красивый прием для описания сильных чувств, который я сам часто использовал в хрониках, но теперь я сам увидел ярко- красный ободок вокруг ногтя, и мне стало очень не по себе. Она не шевелилась, не поворачивая головы от помоста.
