Воин кровавых времен - Бэккер Р. Скотт (книги читать бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗

4111 год Бивня, начало осени, Иотия

Ахкеймиона мучили сны…

Сны, извлеченные из ножен.

Мелкий дождь заволакивал даль, затягивал Кольцевые горы завесой, словно бы сотканной из серой шерсти, насылал безумие на все живое, оказавшееся под ним. Сквозь пелену дождя проступали нерадостные картины… Скопища шранков, ощетинившиеся оружием из черной бронзы. Шеренги башрагов, бьющих по грязи своими тяжелыми молотами. А за ними — высокие бастионы Голготтерата. Неясные очертания барбаканов над отвесными скалами, два огромных рога Громады, высящиеся в густом мраке, изогнутые, золотистые на фоне бесконечных серых, стелющихся полос дождя.

Голготтерат, взметнувшийся над древним ужасом, обрушившимся с небес.

Чтобы вскоре осесть…

Грубый хохот раскатился над мрачной, безрадостной равниной.

Шранки ринулись вперед, словно пауки, с воплями продираясь через лужи, мчась по грязи. Они врезались в фаланги воинственных аорси, защитников севера; они бились о сверкающие ряды воинов Куниюрии. Вожди-принцы Верхнего Норсираи погнали свои колесницы навстречу врагам и все полегли в схватке. Знамена Иштеребинта, последней Обителей нелюдей, глубоко вошли в море этой мерзости, оставляя за собой полосу трупов и черной крови. Великий Нильгикаш стоял, словно сверкающий солнечный луч, посреди дыма и жестокой тени. И Нимерик трубил в Мировой Рог, снова и снова, пока шранки перестали слышать что-либо, кроме его роковых раскатов.

Сесватха, великий магистр Сохонка, подставил лицо дождю, и его охватила радость, ибо все это происходило, происходило на самом деле! Чудовищный Голготтерат, древний Мин-Уроикас, вот-вот должен был пасть. Он ведь предупреждал их в свое время!

В памяти Ахкеймиона ожили все восемнадцать лет этой иллюзии.

Сны, извлеченные из ножен.

А когда он приходил в себя, от грубых криков или выплеснутой на него холодной воды, могло показаться, что один кошмар просто сменился другим. Он снова щурился от света факелов, смутно осознавал боль от впивающихся в тело цепей, ощущал во рту кляп из отвратительной тряпки, и видел темные фигуры в красных одеяниях, стоящие вокруг него. И думал, прежде чем снова погрузиться в Сны: «Надвигается… Армагеддон приближается…»

— Странно, а, Ийок?

— Что именно?

— Что людей можно с такой легкостью сделать беспомощными.

— Людей и школы…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего, великий магистр.

— Смотри-ка! Он открыл глаза!

— Да… Время от времени он это делает. Но ему нужно восстановить силы, прежде чем мы сможем взяться за дело.

Когда Эсменет увидела, как они идут через поле, она заплакала. Келлхус и Серве, измученные после долгого пути, шли к ней по кочковатому лугу, ведя коней на поводу. Потом она сорвалась с места и помчалась, спотыкаясь о кочки, падая и вновь поднимаясь на ноги. Эсменет бежала к ним. Нет, не к ним — к нему.

Она подбежала к Келлхусу и ухватилась за него с такой силой, какую и не подозревала в себе. От него пахло пылью и ароматическими маслами. Его борода и волосы целовали ее голые руки мягкими завитками. Эсменет чувствовала, как ее слезы стекают ему на шею.

— Келлхус, — всхлипывала она. — О Келлхус… Я думала, что схожу с ума!

— Нет, Эсми… Это просто горе.

Он казался столпом утешения. Эсменет прижалась к его широкой груди. Его длинные руки оберегающим жестом легли ей на спину и узкую талию.

Потом Келлхус отстранил ее, и она повернулась к Серве, которая тоже плакала. Они обнялись, а потом вместе зашагали к одинокой палатке на склоне. Келлхус вел лошадей.

— Мы соскучились по тебе, Эсми, — сказала Серве, странно взволнованная.

Эсменет взглянула на девушку с жалостью; под левым глазом Серве красовался синяк, а под линию волос уходил воспаленный порез. Даже если бы у Эсменет хватало духу — а его таки не хватало, — она бы все равно предпочла подождать, пока Серве сама объяснит, что случилось, нежели расспрашивать ее. При таких отметинах вопросы влекут за собой ложь, а молчание может позволить себе правду. Такое случается со многими женщинами — особенно с распутницами…

Не считая лица, девушка выглядела здоровой и прямо-таки сияла. Под хасой угадывался раздавшийся живот. У Эсменет в голове тут же закружились десятки вопросов. Как ее спина? Часто ли она мочится? Не было ли кровотечений? Эсменет вдруг осознала, насколько девушке должно быть страшно — даже рядом с Келлхусом. Эсменет помнила собственный радостный ужас. Но тогда она была одна. Совершенно одна.

— Вы, должно быть, умираете от голода! — воскликнула она. Серве покачала головой, но получилось у нее неубедительно, и Эсменет с Келлхусом рассмеялись. Серве всегда была голодна — что неудивительно для беременной женщины.

На мгновение Эсменет ощутила, как в глазах заплясали прежние искорки.

— Как приятно снова увидеть вас, — сказала она, — Я печалилась без вас больше, чем из-за утраты Ахкеймиона.

Смеркалось, поэтому Эсменет пришлось носить дрова — в основном это был белесый плавник, который она собирала на берегу реки, — и подбрасывать в огонь. Келлхус сидел, скрестив ноги, у гаснущего костра. Серве положила голову ему на плечо; волосы ее были выбелены солнцем, а нос обгорел и шелушился.

— Это тот же самый костер, — сказал Келлхус. — Тот самый, который мы развели, когда только-только пришли в Шайгек.

Эсменет застыла с охапкой дров.

— Да! — воскликнула Серве.

Она оглядела пустые склоны и повернулась к змеящейся неподалеку темной ленте реки.

— Но все исчезло… Все шатры. Все люди…

Эсменет скармливала огню одно с трудом добытое полено за другим. В последнее время она просто тряслась над костром. Ведь ей было не за кем больше ухаживать.

Она чувствовала на себе мягкий испытующий взгляд Келлхуса.

— Есть очаги, которые не зажжешь заново, — сказал он.

— Он достаточно хорошо горит, — пробормотала Эсменет. Она сморгнула слезы, шмыгнула носом и вытерла его.

— Но что делает очаг очагом, Эсми? Огонь — или семья, которая поддерживает его?

— Семья, — после продолжительного молчания отозвалась Эсменет. Странная пустота овладела ею.

— Семья — это мы… Ты же это знаешь.

Келлхус склонил голову набок, чтобы заглянуть в ее опущенное лицо.

— И Ахкеймион тоже это знает.

Ноги вдруг перестали слушаться Эсменет; она споткнулась и упала. И снова расплакалась.

— Н-но я д-должна о-остаться… Я д-должна ж-ждать его… п-пока он в-вернется домой.

Келлхус опустился на колени рядом с ней, приподнял ее подбородок. Эсменет заметила на его левой щеке блестящую дорожку, оставленную скатившейся слезой.

— Мы и есть дом, — сказал он и каким-то образом положил конец ее терзаниям.

За ужином Келлхус рассказал, что произошло за последнюю неделю. Он изумительно рассказывал — он всегда был потрясающим рассказчиком, — и на некоторое время Эсменет позабыла обо всем, кроме битвы при Анвурате. У нее сердце готово было выскочить из груди, когда Келлхус описывал поджог лагеря и налет кхиргви, и она хлопала в ладоши и хохотала не меньше Серве, когда он повествовал о защите Знамени-Свазонда, которая, по его словам, была не более чем рядом несусветных оплошностей. И Эсменет снова удивлялась тому, что такой потрясающий человек — пророк! кем еще он мог быть? — заботится о ней, женщине из низкой касты, шлюхе из трущоб Сумны.

— Ах, Эсми, — сказал он, — мне становится легче на сердце, когда я вижу, как ты улыбаешься.