По слову Блистательного Дома - Гаглоев Эльберд Фарзунович (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
Калман, пробормотав какое-то ругательство, перевернул своего вторично раненного соратника, рванул у него из живота стрелу и сыпанул из так и не выпущенной из рук баклаги красного порошка в рану. Так что скоро храпели уже трое.
– Хамыц, надень на себя что-нибудь, и пойдем, осмотримся. Вдруг тут еще кто-нибудь такой же деятельный ползает. Ты за этими присмотри, – осадил я поднявшегося было Калмана. – И эту вот свяжи от греха подальше.
– Разве она жива?
Я подошел, подобрал нож, приложил руку к шее. Под пальцами глуховато, но трепетал пульс.
– Да что с ней сделается.
– Это хорошо, – обрадовался Хушшар. – Молодая, злая. Замуж отдадим. От нее дети хорошие пойдут.
Селекционер, блин.
К вечеру наши раненые действительно очухались. Чудеса, да и только. Была еще хорошая новость. Хушшар нашли Улеба и засыпали ему плечо своим лекарством. Теперь он спал.
Сил у меня не было абсолютно. Единственное, на что меня хватало – это сидеть и беседовать с Саугримом. А остальные казались совершенно двужильными. Собрали все оружие, доспехи, приманили разбежавшихся коней, сложили павших в две шеренги. Пересчитали. Рогоглазых облили одеколоном, отпугивающим зверей. Своих сожгли. Как – не знаю. Леса тут нет. Топлива соответственно тоже. Легкий поворот браслета на руке, и вскоре на месте тела остается лишь круг выжженной земли. Браслеты, кстати, собрали.
– Их должны получить семьи. Пали они смертью героев. Больше, чем один к трем, врагов было. Помянем павших, – плеснул Калман из чаши вина в огонь. – О телах близких своих не тревожься, – обратился он к пленнице, сидящей в кругу с нами. Ей только ноги спутали, чтобы не убежала. – В полудне пути есть сельцо, скажем там, и их похоронят достойно.
– Они пали в хорошем бою. И сейчас пируют рядом с нашими предками. Воин рождается для смерти. Им выпала достойная доля. В нашей земле мало таких бойцов, как вы. Что вы хотите сделать со мной? – обвела она нас взглядом. Не дождалась ответа и сказала: – Мой род богат. За меня дадут хороший выкуп.
– Что скажете, соратники? – посмотрел на нас Калман.
Нам троим сказать было нечего. Мы тут гости. И связывать себя очаровательной, но обузой, резона нам никакого не было. Улеб, мужчина местный, мог бы конечно родить какую-нибудь идею, но он был занят. Храпом отпугивал местную живность. Саугрим молчал, глядя в огонь.
– Пусть этот воин, – подчеркнул я, – будет пленником Хушшар. Нам аманатов и держать-то негде, – развел руками. – Сами бездомные.
– Всякая семья Хушшар будет рада принять таких храбрецов, – задумчиво отхлебнул Калман из чаши. И не услышав ответа, обратился к девушке: – Хушшар не продают пленных. Ты сама можешь дать за себя выкуп.
– Как?
– Жизнь за жизнь. Поедешь в землю Хушшар. Выберешь мужа. Родишь ребенка. А потом, если захочешь, уходи. Не захочешь – оставайся. У нас воины на подбор. Такой породой, как твоя, разбрасываться нельзя.
– Да как ты смеешь? – попыталась она вскочить.
– Мы тебя взяли, не ты нас. Другие тебя и спрашивать не стали бы поди. Как думаешь? – не поднимая глаз, спросил.
– Я воин!
– Ты поляница. А воин что? Тьфу. А ты дите родить должна. Убить всякий сможет. Дело дурное. А вот родить... Ты много воинов знаешь, что родить могут? – остро глянул на нее. Она не отвела взгляд. Сцепились. Долго ломали друг друга. Девушка сдалась первой. – Вот то-то. Нашла чем гордиться. Воин!
Я с удивлением смотрел на этого молодого, в сущности, человека, пораженный такой странной для народа-воина философией. И вспомнил Оки. «Сам пусть идет, а жеребятки в нашем табуне бегать станут». Мудр народ, не боящийся освежать свою кровь новой. А кто воина вырастит, если отец в походах? Мать. Гордая, смелая, сильная.
Вот это я и высказал. Теперь с удивлением смотрели на меня. Уел я их. Но засмущался и заснул.
А утром, когда уже все определились, кто куда идет, ко мне подошел Калман с тем самым молодым Хушшар, что из боя чистеньким вышел.
– Тут, старший, вот какое дело, – смущенно начал командир. Помолчал. Глубоко вздохнул. И как в омут головой: – Девку ты по голове бил?
– Ну я.
– Нож ей ты в голову бросил, – уже утвердительно.
– Да, – не понимая, куда он клонит, ответил я.
– А почто не убил?
– Не хотел.
– О, – обрадовался Калман, – значит, ты ей теперь родитель.
От такой мощной логики я обалдел:
– Как это?
– Жизнь взять мог?
– Мог.
– Не взял?
– Не взял.
– Подарил, значит.
– Ну в общем-то так получается.
– А кто ж как не родитель человеку жизнь дарит?
Очень мило.
– Согласен, буду родителем. Что надо?
– Вот, – хлопнул Калман по плечу паренька. – Жениться хочет на дочке, на твоей.
Я почувствовал, как крыша моя начинает, ну если не ехать, то разогревать мотор точно. У меня есть две дочери, но до них, к сожалению, добраться еще надо.
– На какой?
– Как ее зовут-то? – зачем-то шепотом спросил Калман.
– Салтен, – тоже шепотом ответил женишок.
– На Салтен, – растолковали мне, глупому. – Она за него идти-то согласна. Но по закону хочет. А поскольку родни ее поблизости нет, ну а ехать к ней вряд ли стоит, сказала она у тебя разрешения спросить как у родителя.
Н-да.
– А где она сама?
– Да вон. Салтен! Сюда иди!
Прятавшаяся между лошадей девушка, опустив голову, подошла.
Что было в этой ситуации делать, я даже в принципе не представлял. Разве что по книгам.
– Ты звал меня, подаритель жизни?
– Звал.
Девушка подняла голову. Нет, ну что значит женщина. Уже и голову вымыла, и вроде даже глаза подвела. А в глазах чертики скачут. Вот же дела. Вчера чуть не убили, а сегодня уже замуж собралась. Фаталисты хреновы.
– Тебе, э... дочка, нравится этот молодой человек?
– Я пойду с этим воином, если он меня позовет.
– Проси, – хлопнул по плечу молодого Калман.
Тот хлопнулся на колено, содрал шлем с головы.
– Отдали бы вы за меня вашу дочку, батька. Люба она мне, – и протянул плетку.
Вот такое вот прямое заявление. Я смешался:
– Вы тут поговорите, дети. Нам с дядьями посоветоваться надо. Калман, иди-ка сюда. Хамыц, Хамыц, – заорал я.
– Здесь я, алдар, – осадил он передо мной коня.
– Слазь, поговорить надо. Ты что же, зараза, делаешь, – попер я вперед.
– Та шо я, шо я, – отступил на шаг Калман. – Просидел возле нее всю ночь, а поутру мне в ноги. Брат ты мне, пойдем, сватом будешь. Себя говорит, убьет. И убьет ведь.
– А зачем он плеть сует?
– А ты его по спине огрей и скажи, шоб добрым был ей мужем, а то ты его по уши в землю вобьешь.
Как мило.
– Хамыц, мне два кольца нужны. Одно мужское, одно женское. Не с этого боя взятые.
– Понял. Баргул, брат мой младший, – заголосил он.
– Протяните руки, – сказал я им. Ей в руку вложил массивный золотой перстень, ему изящное колечко с каким-то камнем. – Наденьте их друг другу.
Надели, непонимающе глядя на меня. Дети ведь. Ему лет семнадцать. Ей еще меньше.
– Теперь вы муж и жена.
Положил им руки на затылки и прижал к своей груди.
– Поздравляю, – сказал и поцеловал обоих в щеки.
Хоть что-то хорошее в этом мире я сделал. Обряд вот новый завел.
* * *Место, которое описал мне Саугрим, нашлось быстро. Мрачноватый распадок с большим белым камнем на одном из увалов.
– Подождите здесь. Я поеду один.
Выдал я ценное указание спутникам и тронул коня. Вообще-то я горец, но признаюсь честно, такого мрачного ущелья видеть мне не приходилось. Тяжелые склизкие стены без единого пятнышка зелени, казалось, физически давили на плечи. И вяло струящийся под ногами коня мутный ручеек. Была в этом какая-то неправильность. Вы знаете, в горах не бывает мутных ручейков. Никогда. Ни когда они плавно бегут по песчаному руслу, ни когда скачут по камушкам. Разве что после дождя. Только вот после дождя по ручейкам в горах ездить сугубо не рекомендуется. Смоет. Очень буйными они тогда становятся. Ручейки эти. Неласковыми. Лютыми. Но дождей не было. Давно уже.
