Молоты Ульрика - Винсент Ник (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Жрец снова шагнул вперед и начал погребальную молитву, Безымянный Обряд. Дитер Броссман начал благословение трупа, стоящего перед ним. Он благословлял его, воздвигая защиту от зла, отсылая потерянную душу к Морру, Повелителю Мертвых.
— Нет! — задрожал от гнева мертвый чернокнижник. — Нет! Нет! Ты не сделаешь этого! Не сделаешь!
Жрец Морра продолжал распевное чтение молитвы, направив всю свою волю и всю святость его служения на богопротивное существо, находившееся перед ним.
Обряд столь же старый, как Мидденхейм, призвал на помощь жрецу незримые силы — они вцепились в нежить и начали медленно выталкивать ее из того обиталища, в котором он засел. Баракос сотрясался в конвульсиях, кашлял, разбрызгивая мерзкую жидкость.
— Нет, ублюдок! Нет! — посылал он жрецу проклятия на смеси тысячи языков.
Это была отважная попытка. Драккен, наблюдавший за этим поединком воли и магии, на мгновение поверил в то, что жрец может преуспеть. Но тут извивающийся чернокнижник дошел до Дитера Броссмана и, содрогнувшись, скинул его с постамента злобным ударом неживой руки.
Буря внезапно утихла. Последние градины врезались в избитые мостовые. Розовая ночь внезапно потемнела.
Наступил решающий момент. Момент, когда отвратительная тварь становилась еще более отвратительным божеством.
Каждый язык пламени в городе внезапно угас: свечи и светильники, факелы и фонари, костры и пожары. Погасли все огни.
Кроме одного.
При помощи Лении Арик по одной ступеньке за раз наконец поднялся на постамент. Тут он и увидел то, что когда-то было Эйнхольтом. Быстрым взглядом он окинул вершину постамента. Каспен. Левенхерц. Драккен и Ганс. Столько усилий, столько потерь…
— Снова ты? — прогремел Баракос. — Арик, детка, ты пропустил столько интересного. Ты опоздал.
Рыцарь здоровой рукой начал раскручивать свой молот. Горящая Вечным Огнем шкура прочерчивала в воздухе большие огненные круги. Бесконечный Огонь, пламя волка-бога. Молот свистел, шкура слепила глаза неземным сиянием.
Арик выпустил рукоять. Именно так — плавно, без рывков — учил его метать молот его друг и наставник. Ягбальд Эйнхольт.
Горящий молот ударил чернокнижника в грудь и повалил его наземь.
Напротив него без сил упал Арик.
Ления посмотрела на сбитого с ног чернокнижника, увидела, как тонкие языки Вечного Пламени вырываются из его смятой, пробитой груди, а чернокнижник тем не менее пытается подняться. Горящий молот лежал рядом, постепенно угасая, как если бы он был последней надеждой на спасение.
Мертвец приподнялся, словно из могилы, и его единственный глаз вперился в Лению.
— Я не думаю, что… — прохрипел чернокнижник, и это уже было слишком для девушки.
Она рванулась вперед. Вся ее сила понадобилась, чтобы поднять тяжелый молот Арика. А о том, что у нее хватит сил взмахнуть этим молотом и опустить его на проклятую тварь, Ления не знала и сама. Однако сил хватило.
— За Стефана! — прорычала она, когда горящий молот впечатал нежить в камень постамента.
Тварь вспыхнула Вечным Пламенем Ульрика, охватившим ее с головы до пят. Чернокнижник дергался и трясся. Этот бьющийся, как рыба на крючке, факел издавал пронзительные вопли, заглушавшие даже предсмертный стон Уробороса. Ления отступила назад — жар пламени был слишком велик. Баракос побелел в огне, как искра от фейерверка, и упал замертво. Когтистая тень попыталась выбраться из горящего тела, чтобы найти новое пристанище, но священное пламя оказалось слишком сильным: языки огня, словно белые руки, обхватили дух Баракоса и втянули зыбкую призрачную фигуру обратно в тело. Дух исчез, издав на прощание душераздирающий вопль. Бесконечная жизнь Баракоса подошла к концу.
Осторожный, робкий дневной свет просочился на улицы города, словно разведчик перед наступлением армии.
С той ночи ужаса прошла неделя. Мидденхейм отстраивался, хоронил бесчисленных мертвых, налаживал новую жизнь.
Под навесом, поставленным в Парке Морра и должным образом посвященным Морру, отец Дитер Броссман проводил погребальный обряд для пяти Храмовников Ульрика. Их звали Брукнер, Шиффер, Каспен, Дорф и Эйнхольт. Обряд был необычен. Обычно Воинов Храма отпевал сам Верховный Жрец Ар-Ульрик. Но Ганс настоял на другом.
Жрец говорил тихо и спокойно, словно он выздоравливал после какой-то болезни. Вообще-то он действительно был ранен — об этом свидетельствовала его перевязанная голова. Но на самом деле его терзала не физическая боль, а незаживающий горящий шрам в душе.
Во дворце лекари ухаживали за поправляющимся капитаном фон Фольком, единственным из семи Пантер, выжившим в Нордгартенской битве. Прикованный к постели, он попросил служителей Сигмара, ухаживавших за ним, позволить жрецам Ульрика также помогать ему в выздоровлении.
В таверне «Парящий Орел» после поминальной службы в Парке Морра сдвинули кружки выжившие Белые Волки: Моргенштерн, Аншпах, Шелл, Грубер, Левенхерц. Чувства были старыми, знакомыми. Каждая победа оставляет в душе такое смешанное чувство ликования и горечи, ибо в ней скрывается и крупица поражения. Волки не задумывались о той цене, которую взимает с них судьба: они всегда помнили своих павших и знали, что их тоже будут помнить. На стене Полковой Капеллы добавилось пять новых имен. Вместе с Великой Стаей бегут теперь еще пять бесстрашных Волков.
— За погибших! Да благословит их всех Ульрик! — провозгласил Моргенштерн, снова напомнив им всем о цене победы.
— За новую кровь, — сухо добавил Аншпах. Они снова сдвинули кружки.
— За новую кровь! — крикнули они хором.
— Какая новая кровь? — спросил Арик, подходя к столу. Рука его висела на перевязи.
— А ты не слышал? — спросил его Грубер таким тоном, словно в новичке было что-то необычное. — Тут Аншпах привел в Храм нового Волчонка.
Она поцеловала его в губы и отошла от его кровати.
— Ления… я люблю тебя, — сказал Драккен. Это прозвучало глупо, да он и чувствовал себя глупо во всех этих бинтах и лубках, которые удерживали его срастающуюся ключицу от лишних движений.
— Я знаю. — Она не смотрела на него. — Надо идти обратно. Брейгаль хочет, чтобы мы натаскали воды для пира. Если я останусь хоть на секунду, он убьет меня.
— Ты все еще боишься Брейгаля? После всего, что случилось?
— Нет, не боюсь. Но у меня есть работа, и я ею дорожу. Он пожал плечами и тут же содрогнулся от боли. Зря он так активно двигается.
— Уф… Я знаю, знаю… но ответь: ты меня любишь? — Драккен выжидающе уставился на Лению с лазаретной койки.
— Я люблю… храмовника-Белого Волка, — многозначительно произнесла она и пошла к Брейгалю и его занудным распоряжениям.
Величественная статуя Ульрика нависла над ним.
Ар-Ульрик, великий Ар-Ульрик, закончил обряд в окружении клубов дыма, поднимавшихся от алтаря, и передал только недавно выкованный молот Гансу, который осторожно, памятуя о своем ранении, принял освященное оружие.
— Именем Ульрика, я допускаю тебя в Храм и беру тебя в Белый Отряд, — торжественно и строго произнес Ганс, — где ты сможешь найти дружбу и стяжать славу. Ты доказал свою отвагу. Выдержи со всей стойкостью долгие годы подготовки и обрети свое предназначение в служении Храму.
— Принимаю это как благословение, как я принимаю этот молот.
— Ульрик смотрит на тебя. Теперь ты Волк.
— Я знаю.
Посвященный опустил молот. Тяжелая шкура и серо-золотой доспех были для него обузой. Хотелось надеяться, что скоро он привыкнет к ним.
— Как вы ходите во всей этой амуниции? — прошептал он своему новому Комтуру.
— Волею Ульрика… гроза драконов, — улыбнулся Ганс. Круца тихо рассмеялся в ответ, и они вместе двинулись к выходу из Храма.
В Альтквартире на грязных задворках какого-то паршивого кабака трущобные дети играли мячиком, туго набитым всяким тряпьем. Они швыряли мяч в грязную, закопченную стену и напевали: