Страхи мудреца. Книга 1 - Ротфусс Патрик "alex971" (бесплатные книги полный формат TXT) 📗

— Не мог подождать, пока с ними разберутся хранисты? — вполголоса упрекнул меня Сим, когда мы снова склонились над книгой.

— Что-то хранисты не спешили с ними разбираться, — заметил я. — Зато теперь здесь снова тихо, а это главное. Ну так о чем же тебе говорят слова «Ради благой цели»?

— Об амир, естественно, — ответил Сим. — В последнее время ты только и твердишь, что об амир. К чему ты клонишь?

— А к тому, — возбужденно шепнул я, — что герцог Гибеи был тайным членом ордена амир!

Сим бросил на меня скептический взгляд.

— Несколько притянуто за уши, но, возможно, все действительно сходится. Это было лет за пятьдесят до того, как церковь распустила орден. К тому времени амир уже изрядно разложились.

Я хотел было возразить, что герцог Гибеи вовсе не обязательно разложился. Он просто преследовал цели амир, «ради благой цели». Как ни кошмарны были его эксперименты, его труды позволили медицине достичь небывалых прежде высот. Вероятно, за прошедшие сотни лет его деяния спасли вдесятеро больше жизней, чем он успел погубить.

Однако я сомневался, что Симмон способен будет понять мою точку зрения.

— Как бы то ни было, он был тайным членом ордена амир. Иначе для чего бы ему втайне помещать их кредо на заглавной странице своего журнала?

Симмон пожал плечами.

— Ну ладно, предположим, он был одним из амир. И как это влияет на цены на масло?

Я раздраженно всплеснул руками и с трудом заставил себя говорить вполголоса.

— Но ведь это означает, что в ордене были тайные члены еще до того, как церковь отреклась от него! А это означает, что, когда понтифик их распустил, у амир остались тайные союзники. Союзники, которые могли укрывать их. А это означает, что амир, возможно, существуют и по сей день и втайне продолжают свои труды!

Я вдруг увидел, что Симмон переменился в лице. Я подумал было, что он готов согласиться со мной. Но тут я ощутил, как волосы у меня на затылке встали дыбом, и сообразил, в чем дело.

— Добрый день, магистр Лоррен, — почтительно поздоровался я, не оборачиваясь.

— Разговаривать со студентами, сидящими за соседними столами, запрещено, — сказал Лоррен у меня за спиной. — Вы отстраняетесь от работы в архивах на пять дней.

Я кивнул, мы с Симом встали и собрали вещи. Магистр Лоррен с каменным лицом протянул ко мне свою длинную руку.

Я молча отдал ему журнал герцога Гибеи, и минуту спустя мы уже щурились на холодном зимнем солнышке у входа в архивы. Я плотней закутался в свой плащ и затопал ногами, отрясая снег с обуви.

— Отстранен на пять дней! — сказал Симмон. — Недурно!

Я пожал плечами. Я был смущен куда сильнее, чем готов был признать. Я-то надеялся, что кто-нибудь из студентов объяснит, что на самом деле я пытался заставить болтунов заткнуться.

— Я просто хотел как лучше.

Симмон расхохотался. Мы медленно побрели в сторону трактира Анкера. Сим, играючи, пнул небольшой сугроб.

— Миру необходимы такие люди, как ты, — сказал он таким тоном, что я понял: Сима потянуло пофилософствовать. — Ты просто берешь и делаешь. Не всегда самым лучшим способом, не всегда самым разумным, но все-таки делаешь. Ты редкая птица!

— Что ты имеешь в виду? — спросил я. Он разжег мое любопытство.

Сим пожал плечами.

— Ну вот как сегодня. Тебя что-то раздражает, тебя кто-то задел — и ты немедленно принимаешься действовать.

Он резко махнул рукой.

— Ты точно знаешь, что надо делать. Ты никогда не колеблешься, видишь — и тут же реагируешь.

Он на миг призадумался.

— Наверное, амир были такими же. Неудивительно, что люди их боялись.

— Ну, вообще-то, я далеко не всегда настолько уверен в себе, — сознался я.

Симмон улыбнулся.

— По правде говоря, меня это, как ни странно, успокаивает.

ГЛАВА 42

ПОКАЯНИЕ

Поскольку заниматься я не мог, а все вокруг замело снегом, я решил, что сейчас самое время заняться теми делами, которые я подзабросил.

Я попытался навестить Аури, но крыши обледенели, и во дворике, где мы обычно встречались, лежали сугробы. Не увидев никаких следов, я обрадовался: я не был уверен, что у Аури есть обувь, не говоря уж о пальто или шапке. Я бы спустился в Подовсе, чтобы ее разыскать, но железная решетка во дворике была заперта и примерзла.

Я отработал несколько двойных смен в медике и отыграл лишний вечер у Анкера, в счет того раза, когда мне пришлось уйти раньше времени. Я подолгу трудился в артной, проводил расчеты, ставил эксперименты, делал сплавы для своего проекта. Кроме того, постарался отоспаться за весь предыдущий месяц.

Однако же, как бы тебе ни хотелось спать, рано или поздно придется проснуться, и на четвертый день отстранения от работы в архивах отмазки у меня кончились. Пора было поговорить с Деви, хотя мне этого ужасно не хотелось.

К тому времени, как я наконец решился пойти к ней, на улице потеплело ровно настолько, чтобы метель превратилась в ледяной дождь со снегом.

Дорога до Имре была ужасно противной. У меня не было ни шляпы, ни перчаток, а плащ мой от ветра и мокрого снега промок в пять минут. Через десять минут я промок до нитки и страшно жалел, что не обождал или не потратился на повозку. Выпавший снег растаял, и на дороге лежала слякотная каша глубиной по щиколотку.

Я зашел в «Эолиан», чтобы немного погреться, прежде чем идти дальше. Но трактир был заперт, и свет в нем не горел — впервые за все время, что я тут бывал. Ну, и неудивительно. Какой знатный господин потащится на улицу в такую погоду? Какой музыкант решится выйти на улицу с инструментом в такую сырость и холод?

Я почапал дальше по пустынным улицам и в конце концов добрел до проулка за лавкой мясника. За все время, что я тут бывал, на лестнице впервые не воняло тухлятиной.

Я постучался к Деви. Рука совсем онемела, это меня встревожило. Я почти не чувствовал костяшек, которыми стучал. Выждав, я постучал еще раз. Было опасение, что ее не окажется дома, и тогда получается, что весь этот путь я проделал зря.

Наконец дверь приоткрылась. В щели мелькнул теплый свет лампы и льдисто-голубой глаз. Дверь распахнулась.

— Тейловы сиськи, Тейловы зубы! — воскликнула Деви. — Ты куда приперся в такую погоду?

— Я думал…

— Да чем ты думал! — уничижающе бросила она. — Входи давай!

Я вошел в комнату. С меня текло, капюшон облепил голову. Она закрыла за мной дверь, заперла ее на замок, задвинула засов. Оглядевшись, я обратил внимание, что она обзавелась вторым книжным шкафом, хотя шкаф этот был еще почти пуст. Я переступил с ноги на ногу, и огромный сырой сугроб сполз с моего плаща и плюхнулся на пол.

Деви смерила меня долгим бесстрастным взглядом. Я видел, что на решетке в противоположном конце комнаты, возле ее стола, потрескивает огонь, однако она ничем не показала, что я могу подойти поближе. Поэтому я остался стоять у порога, мокрый и дрожащий.

— Ты не ищешь легких путей, а? — заметила Деви.

— А что, есть путь полегче? — спросил я.

Она даже не улыбнулась.

— Если ты воображаешь, будто, явившись сюда замерзшим и несчастным, как побитая собака, ты сумеешь завоевать мое расположение, то ты очень…

Тут она осеклась и еще раз задумчиво смерила меня взглядом.

— Черт меня побери, — с удивлением сказала она, — а ведь мне и впрямь нравится видеть тебя таким! Это настолько улучшило мое настроение, что аж противно!

— Ну, вообще-то я не нарочно, — сказал я. — Но так и быть. А если я простужусь и заболею, это поможет?

Деви поразмыслила.

— Возможно, — призналась она. — Покаяние должно включать в себя некоторую толику страданий.

Я кивнул. Мне не приходилось стараться, чтобы выглядеть жалким. Я неуклюже порылся в кошельке заледеневшими пальцами и достал бронзовую монетку, которую несколько дней тому назад выиграл у Сима, играя в воздуха по маленькой.

Деви взяла ее.

— Покаянная монетка, — равнодушно констатировала она. — Это, я так понимаю, чисто символическая плата?