Двойник для шута - Угрюмова Виктория (прочитать книгу .txt) 📗
— Постараюсь, насколько хватит моих сил, — осторожно сказала Арианна, а ее сердце бешено заколотилось, предчувствуя недоброе.
— Завтра, после того как мы проводим иностранных монархов, будет Большой Ночной Совет. И я задержусь, возможно, на всю ночь. Но это в последний раз.
— Только-то и всего… — облегченно выдохнула девушка. — Слава Богу!
— Вот те раз, — огорчился император. — Наступило время, когда моя любимая жена радуется моему отсутствию. И давно ли с тобой случились подобные перемены?
— Глупый, — улыбнулась Арианна. — Просто я ожидала чего-то гораздо худшего. А эту ночь — уверяю тебя, она будет долгой, очень долгой и одинокой — я скоротаю, думая о тебе.
Остаток ночи они провели, уже не отрываясь друг от друга ни на секунду. Когда говорят, что не придумано еще слов, чтобы описать состояние настоящей, всеохватывающей любви, это не кокетство и не попытка скрыть собственное бессилие. Таких слов нет, потому что не так уж много людей на свете получили невероятное счастье любить и быть любимым с такой неистовой силой.
Однажды, когда все изменится, слова найдутся.
Уходя утром от Арианны (она еще спала, и он не решился нарушить ее сладкий сон), Ортон внезапно почувствовал, как острая тоска — еще более страшная от своей беспричинности — пронзила все его существо. Ему почудилось на мгновение, что он может больше никогда не увидеть свою любимую, но император тут же отогнал эти мысли, и в конечном итоге любая мысль материальна, и если достаточно долго о чем-то думать, то это может произойти на самом деле.
Ортон бросил последний взгляд на императрицу и быстро вышел из опочивальни.
Впереди был долгий день.
Аластер явился к Аббону Флерийскому среди ночи. И если Сиварда мучила бессонница, то мага мучил командир императорских гвардейцев, безжалостно вырвавший Аббона из теплых и ласковых объятий его постели.
— Ты с ума сошел, — сказал маг, спуская ноги с кровати и помещая их с невероятной осторожностью в мягкие домашние туфли, украшенные ракушками и вырезанными из дерева фигурками.
— Если я скажу, что да, ты перестанешь ворчать и жаловаться на свою скорбную жизнь? — поинтересовался великан.
— Точно не обещаю, но попробовать можно, — тут же откликнулся Аббон.
— Если ты шутишь, значит, уже достаточно проснулся, чтобы говорить о серьезных делах.
— Может, не нужно? Может, завтра, а? Маг на минуту замолчал, затем отчаянно потряс головой и решительно молвил:
— Дай мне мой халат, вон он, на кресле. Я понимаю, что ко всем прочим благам прибавилось еще что-то.
— Помнишь наш разговор о Бангалорах и моих подозрениях относительно этого места?
— Мне бы его забыть… Только вынужден тебя огорчить, Аластер: я и сам хотел найти там хоть какую-нибудь мелочь, свидетельствующую о занятиях черной магией. В помине нет ничего подобного. Но сердцем чую, что все беды оттуда.
— Я вот к чему. Все равно, пока мы не выясним, откуда у бангалорцев оказался этот золотой стержень ученика токе, ничего не разберем. Вот я и решил послать одного из своих воинов на Ходевен, в Аиойну. Должны же они что-то знать об Эрлтоне и его бангалорском родиче.
— Так зачем ты ко мне пришел?
— Снять камень с души и поделиться ответственностью — по справедливости, естественно. То есть пополам. Одному принимать подобное решение просто нельзя.
Маг уставился на исполина Аластера огромными, круглыми, немного испуганными глазищами.
— Нет, все-таки ты рехнулся немного. Этого же просто нельзя делать! Или, постой… может, я тебя неправильно понял? Скажи, что ты имеешь в виду.
— Правильно понял, правильно. Ведь мы с тобой старые приятели. Но хватит эмоций. Что конкретно скажешь?
— Дай подумать, — сказал маг. — Дело, конечно, нужное. А если посылать корабль и посольство, то потеряем месяц, а то и все два.
— Это ты размахнулся, — махнул рукой Аластер. — Корабль так быстро не доберется. Да и по горам тоже дорога не близкая. Короче, я все больше и больше склоняюсь к этому варианту.
— А о последствиях ты подумал?
— По-моему, все возможные последствия случились раньше причин. У нас остался последний близнец — и никакой надежды двинуться дальше в расследовании, если мы его еще затянем. Что-то мне подсказывает, что времени у нас ох как мало.
— Прав ты, прав, всегда прав — был, есть и будешь. Но страшно мне.
— А тебе-то чего? — удивился он.
— Наверное, по привычке. Ну что же, ваша светлость. Давайте мне половину вашего душевного камня и одну вторую часть ответственности за все, что воспоследует нашей авантюре, и я вас благословляю. Пускай твой гвардеец обернется как можно быстрее.
— Вот и ладно, — кивнул Аластер. — А теперь плесни мне, пожалуй, твоего приворотного. Только покрепче. Отпразднуем событие.
— Я чего-то не понял, — проскрипел маг. — Ты не собираешься пойти отдать приказ?
— Нет. Собственно говоря, он уже в пути.
— Нет, ну ты негодяй, ну ты хищник! Явиться ко мне посреди ночи, чтобы оповестить, что все уже свершилось! Бог знает, что это за должность. Нет, нет, не убеждайте меня, брошу все и уйду в отшельники, пусть там меньше интересного, зато тихо-мирно и посреди ночи не будят!
Аластер улыбался, глядя на мечущегося по своей опочивальне Аббона.
Вот маг остановился, нацедил себе из кувшина полный стакан какой-то прозрачной жидкости, выпил залпом. Охнул, крякнул. Подобрел.
— Вот, выпей.
— Успокоился?
— Куда же я денусь?
— Прости, Аббон. Просто мне больше не к кому пойти и не с кем поговорить так, чтобы меня до конца поняли.
— Чего уж. Прощаю. А когда вернется твой посланец?
— С твоей помощью уже завтра.
К торжественному обеду в честь отбытия иностранных государей Арианна готовилась очень тщательно.
Сперва она долго нежилась в бассейне с теплой водой, пахнущей, словно летний луг, целым букетом цветочных сладких ароматов. Затем ее растирали розовым маслом на мраморной скамье, отчего ее юное тело приобрело еще большую свежесть и упругость. Затем служанки принесли ей бледно-сиреневый наряд: платье, расшитое серебром, аметистами и александритами, и накидку на полтона темнее, подбитую серебристо-сиреневым мехом. В уши ей вдели длинные аметистовые серьги в форме виноградных гроздьев с хризолитовыми и изумрудными листочками. На шею повесили аграф, сделанный из платины и александритов. Он был сплетен из тончайших металлических нитей, словно кружево, и потому выглядел невесомым. Однако Арианна была поражена тем, каким тяжелым он оказался на самом деле.
Волосы императрице уложили наподобие диковинного цветка, скрепив их шпильками и заколками с аметистовыми и жемчужными навершиями.
Наконец, Алейя и Ульрика возложили ей на голову корону
Поскольку выход был торжественным, то Арианне пришлось дожидаться, пока за ней явится целая гвардия пажей, придворных и телохранителей, чтобы сопроводить ее в парадный обеденный зал, где уже собрались многочисленные гости. По правде говоря, они давно надоели девушке: большинство королей и князей она знала еще в девичестве, встречаясь с ними изредка при дворе короля Лотэра. И как раз там они были на своем месте: такие же резкие, шумные, агрессивные. В Великом Роане они чувствовали себя не в своей тарелке, и неспроста: здешний двор был во много крат изысканней и утонченней, и нужно было обладать незаурядным умом, вкусом и иметь свой собственный стиль, чтобы оставаться на высоте. Однако иностранные государи все равно любили наезжать в гости к своему могущественному соседу. Им и не снилась подобная роскошь, и поскольку они не могли ее завоевать, то хотя бы пользовались ею вовсю. Но приглашали их не так уж и часто, да и долгое отсутствие монарха всегда пагубно сказывается на его положении в собственной стране, на прочности и непоколебимости его трона.
Ортон появился в зале на несколько минут раньше императрицы и уже успел занять свое место за центральным столом. Шут устроился подле него и тут же принялся накладывать себе в тарелку горы всякой снеди, мотивируя тем, что, пока голубушка-императрица выйдет к столу, он и помереть с голоду успеет.
