Наковальня льда - Роэн Майкл Скотт (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Оригинальные тексты Зимних Хроник написаны идеографическим шрифтом Керайса, который, по существу, являлся общим для северного и южного наречий. Поскольку каждое слово отображается идеограммой, а не произносится по буквам, не всегда представляется возможность судить, какое из наречий используется в рукописи. Тем не менее, составители попытались строить предположения исходя из контекста.
Более серьезное обстоятельство заключается в том, что нам не всегда известно, как звучали слова, хотя их значение вполне понятно. Их прямые эквиваленты нелегко проследить в живом языке, как в случае с египетскими и коптскими иероглифами, и это создает проблемы. Каждый язык имеет свой ярко выраженный индивидуальный характер. Сваратский был отчетливо «северным» по звучанию, гортанным и грубоватым; южный язык, пенруфья , был мягче и напевнее. Имена и названия, известные нам из этих наречий, не оставляют сомнений в том, что их основой служили языки индоевропейской группы, особенно те, что впоследствии развились в различные языки северо-западной Европы (иногда их еще называют центамскими языками, по общему обозначению числа «сто»). В особенности это относится к германским и скандинавским языкам для северного наречия и кельтскому — для южного. Поэтому для того, чтобы сохранить индивидуальность, произношение имен и некоторых мест имеет скандинавский или кельтский оттенок соответственно. Однако следует помнить, что в действительности они различались не так сильно; в этом отношении лучше выглядит сравнение скандинавского и германского языков. Больше половины их словарного запаса имеет одинаковые корни, хотя и разное произношение, а грамматическая структура имеет многочисленные признаки сходства.
Говорившие на пенруфья находили сваратский язык нескладным и резковатым; с другой стороны, говорившие по-сваратски считали язык пенруфья ясным, но бедным и невыразительным. Впрочем, как северяне, так и южане без труда усваивали язык соседей, особенно в письменной форме, поскольку одни и те же идеограммы подходили для обоих наречий; возможно, поэтому различные алфавитные системы, существовавшие в то время, так и не вошли в общее употребление и считались своего рода шифрами или криптограммами. Вполне возможно, что многие книги мастера-кузнеца были написаны буквами алфавита.
Интересно заметить, что в одном месте Книги Меча Керморван из вежливости или из осторожности говорит по-сваратски, хотя, судя по теме его рассказа, он скорее должен был бы пользоваться своим родным языком. Имеется в виду его краткое повествование о падении великого северного города — Странгенбурга, или Города-у-Вод на северном наречии. Причины, побудившие его к этому, проясняются в Книге Шлема.
Мало что можно сказать о других языках на этой стадии повествования. Большинство дьюргаров знало северное наречие; Андвар говорил скорее на старой, литературной его разновидности, чем на общеупотребительной. Стоит заметить, что общение дьюргаров происходило в непринужденной, иногда даже фамильярной манере. Несомненно, Элоф и Керморван в какой-то степени усвоили трудный дьюргарский язык, но до нас дошли лишь отдельные слова. С первого взгляда они похожи на славянские, однако обладают явным сходством с финно-угорскими диалектами. Об этом, как и о эквешском наречии, подробнее рассказано в следующих книгах.
КОРАБЛИ
В Книге Меча встречается описание трех различных типов судов. Исходя из этих описаний, а также с помощью редких иллюстраций на полях рукописи и известной доли воображения, можно произвести достаточно подробную реконструкцию.
Корабли эквешских рейдеров в те дни были грозой морей. Суда, описанные в главе 1, не принадлежат к биремному типу, который, пожалуй, не оправдывал себя в открытом море. Можно произвести приблизительную оценку их длины, судя по количеству весел с каждого борта. Чтобы свободно грести, весла должны располагаться на расстоянии около трех футов друг от друга, поэтому наиболее разумной нам представляется длина в сто — сто двадцать футов. Из соображений маскировки корабли имели низкую осадку. Мы знаем, что они были довольно узкими, имели обтекаемый корпус и частичный палубный настил, прикрывавший гребцов и груз в трюме. Эти корабли, как и многие «примитивные» военные суда, по сути дела, являлись усовершенствованной разновидностью боевого каноэ, но обладали гораздо большей маневренностью за счет добавления паруса. Их описания, приведенные в Хрониках, а также такие детали, как использование в парусной оснастке укрепляющих элементов, вроде просмоленного шнура, свидетельствуют о том, что эквешцы овладели искусством использования паруса при крутых галсах, а в некоторых случаях — даже при встречном ветре.
Галеры, описанные в главе 1, являются типичными для ранней стадии эквешской экспансии. Важно заметить, что они были заметно меньше, чем корабли рейдеров, упомянутые в главе 5. Даже тяжело груженные награбленным добром, те галеры держались значительно выше на воде, чем корсарское судно, и более чем наполовину превосходили его в размерах — впрочем, последнее можно счесть преувеличением. Они имели сплошной палубный настил, подобие кормовой надстройки и достаточно вместительные трюмы для содержания рабов и добычи. Очевидно, эквешцы начали строить лучше оснащенные суда для перевозки большего числа воинов и боевых машин. Это можно объяснить влиянием мастера-кузнеца, но не приходится сомневаться в том, что рано или поздно это случилось бы и без его участия.
Это типичное небольшое военное судно из числа тех, что строились на побережье Брайхейна. Характерной особенностью является усаженный шипами стальной таран — полезное оружие, способное не только пробивать борта вражеских кораблей, но и удерживать их для высадки абордажного отряда, в отличие от большинства эквешских галер, таранивших лишь с целью потопить противника. Для этого эквешцы либо укрепляли форштевень судна, либо прикрепляли тяжелый брус, обшитый металлом, который часто отскакивал от пружинистых досок обшивки. Судя по количеству и расположению весел, длина корабля составляла примерно шестьдесят футов, возможно, и больше. Оно было, пожалуй, более крепким, чем эквешские галеры, шире в носовой части и менее обтекаемой формы; преимущество в скорости приобреталось за счет небольшого размера и пропорционально большей площади паруса. Палубный настил почти отсутствовал, за исключением платформ на носу и корме для прикрытия груза. Надо полагать, что перевозка двадцати двух женщин, описанная в главе 5, была нелегким делом, хотя теснота едва ли доставляла им большее неудобство, чем содержание в трюме эквешской галеры.
Хотя такие лодки строились лишь для недолгого плавания в спокойных подземных водах, их конструкция была весьма совершенной для того времени. Видимо, лишь благодаря этому суденышко, на котором плыли Керморван, Илс и Элоф, смогло так долго продержаться в открытом море. Длиной менее тридцати футов, оно имело узкий корпус, заканчивавшийся вертикальным носом, и довольно глубокую осадку; полный палубный настил с переборками и каютами в трюме, несомненно, укреплял его устойчивость. Его такелаж был необычным: большая относительно корпуса площадь паруса позволяла пользоваться слабыми ветрами, дующими в системе туннелей, а маленький верхний парус обычно не сворачивался, но опускался перед главным парусом, как на норвежских фемборингах . Некоторые замечания в тексте свидетельствуют о том, что более крупные суда дьюргаров имели многочисленные паруса и, следовательно, сложный такелаж, специально приспособленный для плавания в подземных водах. Другими необычными особенностями курьерской лодки было наличие поворотного румпеля вместо рулевого весла и использование лебедок — должно быть, снабженных пружинами или противовесами и позволявших управлять парусами, не отходя от румпеля. Без этого едва ли можно было бы идти в море под парусом при сильном ветре. Фактически даже с импровизированным шверцем, установленным Керморваном (деталь, которую до сих пор можно видеть на традиционных голландских рыбачьих шлюпах), достойно удивления, что лодка смогла унести троих путешественников так далеко и не перевернуться.
