Путь Стратега 4 (СИ) - Корнелий Луций (лучшие книги .txt, .fb2) 📗
Всадники начали своё движение медленно. Фигуры в доспехах, почти не похожие на людей, и лошадиные головы заполнили все, куда не посмотри. Кольцо вокруг нас сужалось. Сухая пыль поднималась к небу, напоминая бледное-серое пламя. Мне пришел на ум эпизод из воспоминаний Геноция, где он еще центурионом пытался удержать своих людей от бегства перед атакой кавалерии. Я сам теперь на его месте. Масштаб больше, но суть таже. Дрожит земля под тысячами копыт, гремит и сверкает металл. Магическое зрелище приближающейся смерти. И глупое, животное начало, сокрытое в каждом человеке, пугается. Оно готово поверить, что там впереди не люди и лошади, а древние божества, сошедшие со страниц легенд и храмовых фресок, чтобы втоптать тебя в пыль. Со звериным подвыванием, ужас пытается сжать свою холодную, липкую хватку на горле всего разумного, смелого, гордого, что есть в человеке.
"Бежать!" — одну лишь мысль вопит страх.
Спрятаться, зарыться с головой куда угодно и там, дрожа всем жалким тельцем, ожидать своей участи. Может повезет, может пощадят.
Я видел как тревожно вспыхивают индикаторы морали всех подразделений на периметре, хотя столкновения еще не произошло.
"Это люди!" — объявил я через командный голос. — "Обычные смертные в тяжелых железках. Им больно, страшно, а если не страшно, то самое время им мразям испугаться. Думаете их доспехи, лошади и блестяшки круче ям, которые мы накопали? Херня! Любую проблему в жизни можно решить ямой подходящих габаритов!"
Я старался говорить проникновенно, чтобы самому поверить во все это.
"Удержите первый удар и мы победим. Вы победите!"
За моими словами скрывалась не только попытка ободрить людей, но и опыт. Память об истории прошлого мира. Шанс, действительно, есть. Как бы тяжело и страшно не казалось, но за блеском грохочущей кавалерии надо уметь разглядеть этот шанс. Вцепиться в него руками и зубами. Вырвать из лап у судьбы.
Вражеская кавалерия начала ускоряться. Еще больше взвились клубы пыли и грохот копыт сотрясал земную твердь. Двадцать тысяч вражеских жизней приближались к нам. Воины и их скакуны. Союз, в древности породивший армию нового типа. Ныне эта идея возведена цивилизацией в абсолют. Прошла путь от первых конных лучников из племен сэйфов с костяными стрелами, до полностью облаченных в сталь катафрактариев. Стальная лавина кавалерии неслась на полевой лагерь.
Две сотни метров, полторы, сотня.
Полетели первые стрелы и камни. Тугие луки саваран, тяжелые скорпионы, стационарные арбалеты и пращи соревновались в умении сеять смерть. Но никакой обстрел уже не помешает столкновению двух стихий войны: кавалерии и пехоты.
Семьдесят, пятьдесят, тридцать метров.
Брыкнувшись на своих платформах, выпустили сокрытую в механизмах мощь онагры. Полуциклопу одну из рук заменял крюк, а другой он хватал камни, каждый размером с голову ребенка, и запускал их высоко, словно это были мячики. Вражеские стрелы жалящей волной накрыли ряды укреплений. Прошивали насквозь линии щитов, раскидывая щепки.
"Держитесь! Держитесь! Вы сможете!"
Двадцать, десять, пять.
Время сжалось. Я активировал "Мгновение тишины". Медленно и плавно срывались с пальцев легионеров дротики, отправляясь на встречу врагу. Я приказал первым линиям солдат, стоявшим за щитами отступать. Прыгать под вторую линию повозок. Пусть вражеская кавалерии сметает и опрокидывает щиты.
Четыре, три, два.
Лошади многих всадников Востока взбрыкивают, натыкаясь на шипы. Вражеский строй во многих местах лихорадит, но масса кавалерии все такая же плотная. Единичные всадники оказываются на земле, но их топчут другие и рвутся вперед.
Один, ноль!
Вся конно-человеческая лавина шаддинской армии слитно накатывается на периметр лагеря. Треск дерева и звон металла заглушают крики умирающих. Тяжелые удары сливаются в единый гул. Бронированные тела коней, пытаются смести повозки, но те держатся. Сцепленные вместе веревками, подпертые сзади, с заклинеными колесами. Они трещат, сдвигаются, приподнимаются, но не уступают. Многие люди за ними и на них убиты. Поражены ударами копий и стрелами. Но вот, кавалерия находит разрыв в защитном круге! Туда устремляются тяжелые катафрактарии, сметая стационарные щиты и…
Впереди их встречает яма глубиной от метра до трех. Карман-ловушка. Сквозь узкий проход под давлением задних рядов всадники утрамбовываются все глубже. В боковые и задний борт воткнуты плотными рядами трофейные копья, собранные с тел шаддинской пехоты. Лошади брыкаются, налезают друг на друга, слишком тесно, чтобы развернуться, а со всех сторон наша пехота. В карман попадается около пяти десятков вражеских всадников. Но это лишь капля из бескрайнего моря шаддинской кавалерии. Выкопать десять таких карманов у нас просто не хватило времени.
По всему остальному периметру продолжалось столкновение. Из мгновенного удара оно превратилось в тягостное для обеих сторон давление. Кавалерия не могла разорвать нашу оборону, мы не могли отбросить ее. Кони толкались, пугались, ярились. Всадники орудовали копьям, выпускали все до единой стрелы, брались за мечи, булавы и топоры. По ним в ответ стреляли с башен, летели дротики, камни, все что только мы могли использовать.
“Держите! Бейте их! Бейте, чего бы вам это ни стоило!” — Обратился я к центрурии Шестнадцатого, напротив которых вражеская конница перевернула одну и почти перевернула другую повозку.
Легионерам пришлось бросаться в отчаянную контратаку. Лезть по шатким, ходящиям ходуном под натиском шаддинцев укреплениям, чтобы буквально повиснуть на атакующих. Я отправил им в помощь центурию ударной когорты из резерва.
Разила сталь, пыль постепенно обволакивала наш полевой лагерь. Ее едкие, легкие облачка, словно пороховой дым затягивали все вокруг. Пыль, крики, давка, мешанина людей и лошадей. Настиск… захлебывался. Кони спотыкались, некоторые неудачно попадали ногами в ямы, другие ошалели от боли. Из грозной, целеустремленной силы они превратились в напуганных или взбесившихся животных. Кусали друг друга и людей, попадавшихся на пути, пытались лягаться, но места не хватало. В дребезжащем звуке их ржания слышались страх, безумие и отчаяние.
Келим начал отводить кавалерию.
Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, конная лавина мелкими ручейками утекала обратно в степь. Там под прикрытием лёгких всадников ждали всё те же караваны верблюдов с новыми стрелами. Слуги привели для некоторых катафрактариев сменных лошадей.
"Пленных брать!" — приказал я.
Попались и не смогли выбраться те, кто угодил в карман-ловушку. Тесно набившихся туда всадников можно было брать голыми руками. Таким образом мы захватили семь катафрактариев, десять тяжелых и пятнадцать легких саваран. Еще где-то два десятка всадников в ловушке погибли или были смертельно ранены. Сотни шаддинских воинов остались лежать вокруг нашего периметра. Убитые стрелами, дротиками, снарядами скорпионов или камнями, упавшие с лошадей и растоптанные своими же товарищами. Некоторые боевые кони выжили несмотря на сломанные ноги и другие раны. Они полулёжа, подняв в небо влажные глаза издавали жалобные стоны, от которых у любого кочевника, наверное, сердце обливалось кровью. Ещё недавно прекрасные, могучие, окружённые почетом, любовью и заботой, они теперь были брошены и не понимали за что. Как и грифон Огонек кони не знали что такое война, тактика и стратегический замысел хозяев. Они звали на помощь, но никто не рискнет к ним приблизиться. Вместо помощи Келим направил полторы тысячи конных лучников, чтобы развлекать нас перед следующим штурмом. Однако наши стрелки с башен и из-за повозок вполне неплохо огрызались. Но в этот раз кочевники не отступали, встретив минимальное сопротивление. Похоже, что у них был приказ любой ценой нанести нам как можно больше вреда перед новым натиском.
