Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля... (СИ) - Тимофеев Сергей Николаевич (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
- Ты знаешь Сыча? Бортника?
- Сыча-то?.. Кто ж его не знает... Вестимо, знаю...
- Так вот. Он - лесовик.
Кузьма вытаращил глаза и разинул рот. Постояв так некоторое время, он вдруг расхохотался.
- Ой, уморил, - сквозь смех произнес он. - Сыч - лесовик...
Кузьма согнулся пополам, ухватившись руками за живот, но тут у него лопнула веревка, поддерживавшая порты, и они соскользнули на землю. Кузьма ойкнул и присел. Алешка сохранял серьезный вид. Склонив голову на плечо, он смотрел на товарища, ничего не говоря.
И совершенно неожиданно эта самая серьезность передалась Кузьме. Связав веревку, он вернул порты на место и выжидательно уставился на Алешку.
- Ты, допрежь гоготать, вот что скажи. Знаешь, как лесовика распознать?
- По пуговицам можно, они у него слева... Лапти переобуты: левый на правой ноге, а правый - на левой... Коли на пенек присядет, левую ногу обязательно на правую закинет... Глаза разные, один зеленый, другой - карий... И горят, как уголья...
- Тю!.. Ты его по таким приметам во всю жизнь не сыщешь, коли сам показаться не решит. Их поправить, что крапивой обстрекаться. Другая есть, верная, с которой он никак совладать не может. Только о ней мало кому ведомо...
И так это Алешка произнес, что глаза у Кузьмы у самого разгорелись, как у лешего, про которого речь зашла.
- Ты не думай, я про трепача это просто так сказал, не по обидному... Ну, говори же скорей, что за примета такая верная?..
- Сказать-то скажу, только ты помалкивай. Потому как прознает, кто его тайну выболтал, сам знаешь, чего случиться может. Обратит тебя в шишку еловую, будешь тогда знать, как язык распускать.
- Никому, - торжественно заверил его Кузьма. - Ну, говори же!..
- А примета такова, - Алешка отвечает, - что как ни старайся, а со спины его никак увидеть невозможно. С лица, с боку, - а со спины - дудки!..
Он ведь как рассудил? Кузьма, конечно, тут же к Сычу побежит. А тот мало, на отшибе живет, так еще в лесу пропадает, борти свои караулит. Дома же редко когда во дворе показывается, и то, больше до рассвета или под вечер, как стемнеет. Через забор особо не подсмотришь, - высокий. И сделан крепко - ни тебе дырочки-щелочки. Собака злющая. Так что захочет Кузьма слова его проверить, ан не тут-то было. Да и кто ему позволит - день-деньской под забором сычовым торчать? Если же и приметит ненароком спину бортника, так ведь это к нему заходил кто, али обознался.
И точно. Прежде, чем его товарищ смог распознать, правду ли сказал ему Алешка, он был трижды порот, будучи пойманным заглядывающим поверх забора. Собственно, ничего в этом особого и не было - все Алешкины затеи, как правило, заканчивались одним и тем же. Накормленный березовой кашей в третий раз, Кузьма твердо решил Алешку поколотить, но тот снова выкрутился.
Смотреть лесовика в городе, дело гиблое, здесь он себя блюдет, и держится, как все. В лесу за ним подглядывать надобно, где Сыч за собой присмотру не ожидает. Уговорились, как пойдет он по свои борти, - так Кузьма Алешку и предупредит. Вместе за ним догляд учинять будут.
Вскоре представился случай. Алешка только-только с огорода, мать и говорит: передохни, мол, вон и товарищ твой, за воротами мельтешит. Не отвертишься. Страсть как неохота Алешке с Кузьмой идти, а тот ухватил за рубаху, и тянет, ровно мужики - сети. Давай быстрее, а то упустим. Сыч уже, небось, за воротами. Мешкал Алешка, как мог, то вроде как за забор зацепился, то ногу об камень ушиб, и вроде бы добился своего: вышли за ворота, мелькнул Сыч в деревьях, и исчез. Спину не видали, вполоборота бортник шел. Только Кузьме этого мало, он приятеля своего дальше тащит. Зря, что ли, три раза хворостиной вразумляли... Ан пока до деревьев добрались, - хоть и недалеко совсем, - уже и не слышно, чтобы кто-то в лесу был. То есть птицы, конечно, лягушки, ветер шумит, а чтобы человек, или, там, лесовик, - того не слышно.
- Ты знаешь, куда он мог пойти? - спросил Алешка.
- Откуда ж мне знать? Я прежде никогда за ним не подглядывал...
- Тогда давай так, - предложил Алешка. - Ты пойдешь в одну сторону, а я в другую. Кто Сыча заметит, тот пусть куковать начнет.
- Не умею я куковать, - насупился товарищ.
- Ну, дятлом по дереву постучи, - усмехнулся Алешка.
Очень хотелось Кузьме его треснуть, как следует, ан сдержался.
- Вместе держаться будем, чтоб один другого видел. Главное - не шуметь.
- Будь по-твоему, - пожал плечами Алешка.
Пошли. Хоть и уговорились - не шуметь, а как тут без шуму, когда лес с подлеском переплелись? Здесь - орешины пройти не дают, сюда сунешься - елки полусухие дорогу застят. А там сырость по земле пошла, того и гляди в болотине окажешься, а там - змеи. И не скоропея, а настоящие. Алешка при каждом удобном случае вернуться предлагает. Вдругорядь высмотрим, никуда не денется. Наконец, согласился было Кузьма, только вдруг тропку увидел промеж папоротников. То ли человеком оставлена, то ли зверьем - не понять. Уговорились пройти немного, - и назад. Потому как места не очень знакомые. Грибов здесь нет, ягод - тоже, оттого сюда и ходили редко. Идут, прислушиваются до поглядывают. Чтоб коли зверь какой выскочит - успеть на дерево взлезть. Тут тропа и кончилась. И не тропой вовсе оказалась, а так, обманкой. Впереди же, за осинником, будто полянка обозначилась. И что-то там такое на этой полянке лежит. Бревно ли, зверь - не разглядеть. Коли б товарища рядом не было, так и ну его, пускай лежит, а тут труса праздновать никак не можно...
Подкрались осторожненько, - одолело любопытство страх, - раздвинули кусты, что за осинами, глядят - что за чудо чудное, диво дивное!..
Полянка и впрямь небольшая, круглая, сажени в три. От деревьев трава идет, густая и невысокая, в аршин шириной. Далее - воды с локоть, а посреди нее, все остальное, - камень. Такой, каких не бывает. Синий-пресиний. Не такой, как небо, а в черноту. На пирог похожий. Поверху на нем, будто искры рассыпаны, а по поверхности - словно рябь по воде. Аж дух захватило, какой небывалый!..
Смотрят Кузьма с Алешкой друг на дружку, и что делать, не знают. Никогда про красоту такую слыхивать не приходилось, а ведь совсем неподалеку от города лежит. Уж не колдовство ли? Вон, и следов никаких не видать...
Пока Кузьма на камень таращился, Алешка валежину сухую заприметил. Только было к ней сунулся, товарищ его за руку - цап!
- Куда это ты?
- Да погоди, - Алешка отвечает. - Лесину вон подобрать. Ты пока за ним смотри, чтоб не случилось чего, а я сейчас...
Ухватил валежину, и обратно. Держит двумя руками, вперед себя толкает. До камня дотолкал, и ну в него тыкать. Чего вот только ждут - непонятно. Камень, он камень и есть, не медведь какой, его тыкай - не тыкай, на лапы не вскочит, потому как этих самых лап нету.
Совсем осмелели. Пощупали траву и воду валежиной, - не топко ли? - и на камень перебрались. Ничего особенного, кроме цвета, - чего испугались? Потом Алешка присел, поводил ладонью, да и говорит:
- Смотри, тут знаки какие-то...
Глянул Кузьма - где тут Алешка знаки какие разглядел? Обыкновенные трещины, как на прочих камнях. Товарищ же настаивает.
- Говорю тебе - знаки высечены. Сам ведь слышал, что старики сказывают? Будто в стародавние времена заморские люди сюда часто плавали. Торговлю вели. Наверняка кто-нибудь из них сокровище тут припрятал, чтоб от разбойников сберечь. На обратном пути забрать собирался, ан не случилось. Лежит себе, нас дожидается.
Кузьма ему - про Сыча, а Алешке уже не до этого. У него богачество перед глазами. Надо только узнать, как его взять. Разругались товарищи - вдребезги. Еще б немного, один другого этим самым камнем и пришиб бы. Надулись, как мыши на гречу, да обратно и подались.
Кузьма - неизвестно, а Алешка дорогу к камню хорошенько запомнил. Только об нем и все думы. Дома ахнули - как подменили малого. За что ни возьмется, все из рук валится. Скажут чего, кивнет, да тут же и позабудет. Будто кто глянул косо. Ведро с водой из колодца нес, за порог запнулся, разлил. Григорий не вытерпел, за хворостину взялся, - порты долой и уже на лавке лежит.
