Степная дорога - Иволгина Дарья (электронные книги без регистрации TXT) 📗
– Мой брат… Он наговорил мне обидных слов, вот я и поехала в степь одна – искать себе утешения.
– Нашла? – Теперь шаманка уже не скрывала насмешки.
– Ох, тетя Чаха! – взмолилась девочка. – У меня вся душа в колючках, которыми забросали меня Арих с дружками. Неужто теперь и ты возьмешься меня язвить?
"ТЕТЯ ЧАХА! – ошеломленно подумал Салих. – Так вот кого девчонка имела в виду, когда говорила о своей досточтимой тетке! Похоже, с этой Алахой и впрямь нужно держать ухо востро".
Он поежился. Его вдруг пробрал озноб.
А шаманка продолжала, не обращая на Салиха ни малейшего внимания – словно он и не стоял тут в ожидании, пока решится его судьба.
– Так почему ты решила вернуться?
– Я… этот человек…
Чаха медленно, с укоризной покачала головой.
– Не слезы твоей матери, не привязанность к своему роду – не это заставило тебя повернуть коня обратно?
Алаха расплакалась. Она рыдала громко, по-детски, не стыдясь бурного всплеска чувств. Шаманка молча наблюдала за ней, даже не пытаясь утешить.
"Теперь до слез довела бедную". – Салих неожиданно рассердился на Чаху. Его страха перед могущественной женщиной как не бывало. Кем бы она ни являлась, какой бы таинственной силой ни обладала – какое она, в конце концом, имеет право глумиться над ребенком? Что с того, что девочка решила бежать из дома? Если с нею тут все обращаются так, как брат и тетка, – ничего удивительного, что Алахе захотелось иной участи. Салих успел уже досыта налюбоваться на ее ядовитого братца с сотоварищами. А теперь вот и тетка с ее змеиным языком…
– Госпожа! – внезапно проговорил Салих, обращаясь к шаманке. Его голос прозвучал хрипло, однако Салих откашлялся и продолжал уже увереннее: – Госпожа! Зачем ты обижаешь ее? Она ушла от вас – таким было ее решение. Она свободная девушка, над нею нет ни мужа, ни хозяина. Так за что бранить ее? Если тебе так нужно излить на кого-нибудь свой яд – вот я. Ведь это из-за меня ей пришлось вернуться!
Салих замолчал.
Шаманка обратила к нему бледное плоское лицо с узкими глазами – странно светлыми, точно у рептилии. Салиху показалось, что на него глядит непроницаемая маска духа или злого демона, сделанная из кожи и дерева и искусно раскрашенная. Он вжал голову в плечи. У него снова мороз пошел по коже. Теперь он даже не понимал, как вообще отважился раскрыть рот, как посмел возражать этой страшной женщине!
Алаха всхлипнула:
– Он не виноват, тетя. Какой с него спрос, если он над жизнью своей не волен?
Шаманка вдруг расхохоталась.
– Ах, какие!.. Смотри ты, без году неделя друг друга знают – а уж готовы друг за друга до смерти биться! Быстро же это делается, как я погляжу…
Салих понял намек быстрее, чем Алаха. Кровь бросилась ему в лицо.
Но шаманка опередила его. Выбросив вперед руку, ткнула его в грудь указательным пальцем.
– Молчи, раб! Молчи и слушай. Твоя хозяйка – сокровище нашего рода! Многое из того, что я делаю, – ради нее. Знай это. Я очищу тебя от скверны; ты же служи ей, храни ее, не подпускай к ней зла, какое обличье бы оно ни приняло, умри вместо нее, если приведется. Пусть она будет для тебя всем; сам же ты должен оставаться для нее ничем. И так пусть будет ВСЕГДА!
Она взяла в руки одну из своих кос, тронула войлочную фигурку, вплетенную в волосы. Фигурка изображала фантастического хищника с разинутой пастью.
– Вот он нашептывает мне, чтобы я избавилась от чужака, выпустила его кровь на волю.
Салих как завороженный смотрел на фигурку. Ему вдруг почудилось, что войлочный зверек оживает в пальцах Чахи.
Женщина протянула руку за спину и перебросила на грудь другую косу. Показала фигурку в виде поющей птицы.
– А вот он напевает мне, чтобы я оставила тебе жизнь.
Она замолчала, глядя на Салиха с нескрываемой насмешкой. Она видела, что он напуган почти до смерти. А ведь она еще ничего не сделала! Она не открыла перед ним и сотой доли своего могущества. Должно быть, он это почувствовал…
– Я послушаю совета птицы, – сказала наконец Чаха.
– Благодари, – прошипела Алаха за спиной Салиха.
Он наклонил голову.
– Благодарю тебя, госпожа.
Чаха была младшей сестрой отца Алахи. Она родилась два года спустя после того, как молодая жена хаана разрешилась от бремени сыном – крепким, здоровым мальчишкой. Ничто не предвещало беды, когда женщина забеременела снова. Счастлив был хаан, радовалась его жена.
Но девочка родилась болезненной и хилой. Она плакала день и ночь, не давая роздыху ни своей матери, ни помогавшей ей старой рабыне.
Ребенок вел себя странно с первых часов своей жизни. То вдруг принимался жадно сосать материнскую грудь, то бросал ее так же непостижимо и странно отказывался от молока вообще.
Чтобы дитя не умерло от голода, мать жевала лепешки, затем выплевывала полупрожеванный хлеб, заворачивала в платок и давала вместо груди. Дочка сосала эту соску и вроде бы наедалась. Но все равно она кричала, не переставая.
От страха и тревоги мать постарела на десяток лет. Она предвидела, как встретит подобную дочь ее муж, хаан. Однако минул первый месяц – настала пора пройти очистительные обряды и впервые с того дня, как пришли предвестники скорых родов, предстать перед мужем.
В те годы их род был богатым и могущественным. Законы соблюдались строго. От обычаев никто и не думал уклоняться – не то что теперь, когда племя ослабло.
Робея, молодая мать показала хаану зачатое им дитя. Старики присутствовали при этом. Именно при них, самых уважаемых, самых надежных свидетелях, хаан должен был открыто признать ребенка своим.
Но он молчал, испытующе глядя в лицо жены. За тот месяц, что они не виделись, она очень постарела. Под глазами залегли круги, щеки впали, лицо сделалось маленьким, усохшим, как у старушки. И вся она – еще совсем недавно молодая, цветущая женщина – как-то сгорбилась и съежилась.
Ребенок на ее руках кричал и плакал.
Наконец хаан молвил:
– Ты должна избавиться от этого ребенка. Он сделал тебя непригодной для супружеского ложа. Он высосет жизнь из нас и все равно ему будет мало. Уж не подменыш ли это?
– Нет, господин, – тихо сказала женщина. – Рабыня верно стерегла мое лоно. Это именно то дитя, которому я дала жизнь.
– Ребенок нездоров. Не стоит тратить на него силы!
Старики закивали. Они вполне одобряли решение хаана. Правильно! С первого же взгляда заметно: с этим ребенком что-то не так! Разве обыкновенные, здоровые дети плачут все время, не переставая? И хотя юрта роженицы находилась за пределами куреня, в стороне от прочих, и вроде была отъединена от обыденной жизни племени, а все же кое-какие слухи о странностях новорожденной девочки доходили. Непостижимым образом просачивались сквозь толстые войлочные стены – не иначе.
Молчал только один человек – шаман Укагир. Он был уже очень стар. Но до сих пор ни одно серьезное решение без его участия не принималось. Хаан не осмелился бы ему перечить.
Молодая мать, зарыдав, прижала к себе ребенка да так и повалилась мужу в ноги. Он посмотрел на нее с жалостью и отступил на шаг.
– Встань, жена, и не плачь больше. Не стоит этот чотгор. Наверняка какая-нибудь бесприютная душа умершего неестественной смертью похитила душу этого ребенка и заняла ее место, вселившись в это хилое тельце. Два года назад ты подарила мне прекрасного здорового сына. Он был рожден в срок, хорошо выкормлен и уже сидит на коне. Он вырастет воином, будет храбрецом. Найди в нем отраду и утешение, а от этого чахлого дьяволенка нужно избавиться.
Но женщина продолжала рыдать и биться головой о землю. Головной убор упал с ее волос, косы рассыпались. Многие свидетели этого зрелища отвернулись, не желая смотреть на позор замужней женщины, супруги хаана, которая прежде всегда умела блюсти достоинство.
Потеряв терпение, муж топнул ногой.
– Я велел тебе отдать ребенка старикам! Они знают, как следует поступать в подобных случаях!
