Дракон восточного моря, кн. 2. Крепость Теней - Дворецкая Елизавета Алексеевна (бесплатная регистрация книга txt) 📗
– Продержаться… Сдохнуть бы поскорее…
Торвард наконец поднял лицо, откинул назад рассыпавшиеся волосы и глянул на Йору. Она все еще сидела на полу, где ее оставили, сжавшись в комок и не в силах пошевелиться.
– Если бы ты не испугалась, меня бы не сорвало… – безразлично сказал он и вдруг зажмурился, будто ее вид причинял ему боль. – Уходи.
Он рванул ворот рубахи, словно ему было душно и жарко, вцепился в кремневый молоточек на ремешке, висевший у него на шее, и сжал, стал безотчетно дергать, словно умолял родовой наследственный амулет фьялленландских конунгов помочь ему. А потом вдруг разжал кулак и отбросил торсхаммер, словно обжегся. Вспомнил о том черном камне, который помогал фрие Эрхине сдерживать ее собственные дурные порывы и с потерей которого она утратила последние остатки здравого смысла и справедливости. То, что его мучило, он должен был сжечь в самом себе, а не сливать в амулет. Но это было так тяжело, что вот уже полгода он жил с непрерывной томительной болью и тоской в душе, которые делали смерть более привлекательной, чем такая жизнь. «Пусть покинет тебя сила», – сказала фрия Эрхина, накладывая свое проклятье. «Силы сдерживать свою силу тебе будет порой не хватать», — добавила к этому кюна Хёрдис и тем вместо слабости вселила в сына дух разрушения, мучительный для него и опасный для окружающих. Почти непрерывно он находился в том состоянии, которое называют «боевым безумием» и которое превращает человека в берсерка. Мощь его в это время становится во много раз больше, но берсерку как воздух нужен бой, нужна возможность выплеснуть переполняющие силы, пока они не разорвали его самого. Торвард ушел из Фьялленланда, когда понял, что его тянет бросаться на людей. И если у него нет сил сдерживаться, пусть вокруг будут чужие, а не свои. «Ненависть и презрение будешь вызывать ты в женщинах!» – сказала фрия Эрхина, сама ненавидя его за то, что полюбила слишком сильно. «И через ненависть придешь ты к любви», — добавила кюна Хёрдис. Но пробиться к любви было так трудно, что Торвард стал избегать прежде дорогих ему женщин, не желая возбуждать в их сердцах ненависть. Пусть лучше под руку ему попадаются незнакомые женщины, чем Сэла или Хильделинд, дочь Сёльви…
Он поднялся, пошатываясь, как пьяный, подошел к лавке, улегся, не раздеваясь, и завернулся в плащ.
Йора, еще дрожа, окинула робким взглядом молчащих хирдманов. Ормкель повел плечом: конунг решает, а я что?
– Иди, йомфру, тебя никто не тронет, – сказал Сёльви, не сводя глаз с Торварда.
И Йора бочком двинулась к двери, едва смея поверить, что бездна миновала ее.
Выбравшись из дома, Йора опрометью кинулась в хлев. Ее все еще колотило от потрясения, и все увиденное волновало не меньше, чем чудом миновавшая беда. Перед глазами ее стояло смуглое лицо, искаженное мучительной болью, сильное тело, бьющееся в руках троих здоровых мужчин. Однажды она видела нечто подобное, когда пастух Хасти сорвался со скалы и сломал ногу, так что обломки кости пронзили кожу и торчали наружу, скотник Сварти пытался вправить ему кости и перевязать, а Хасти вот так же бился и кричал от невыносимой боли, и трое мужчин тоже с трудом удерживали его. Но у конунга фьяллей не было никаких внешних повреждений. В нем кричал и мучил его какой-то злобный дух – проклятье фрии Эрхины. То, о котором он говорил, которое считал своим сильнейшим врагом и которое сейчас чуть было не взяло над ним верх.
Что было бы с ней самой, если бы свои же люди его не удержали, Йора старалась не думать, просто выкинуть из головы эти мысли, будто ничего не было. Ей хотелось поскорее оказаться среди близких и постараться успокоиться.
Домочадцы, изгнанные чужаками с обычных мест, нашли приют на ночь в хлеву возле коров. Сидели без света, перешептывались в темноте. Кто-то уже спал, кто-то изводился от беспокойства за свою будущую участь, две-три женщины оплакивали погибших. Челядь усадьбы разом уменьшилась на восемь человек. Бьярни оказался прав: гибель этих восьмерых была совершенно бессмысленной, поскольку противостоять дружине фьялленландского конунга у хозяев Камберга не хватало сил.
Бьярни! В другое время Йора тоже поплакала бы над домочадцами, которые выросли в ее родном доме и окружали ее с самого детства. Но сейчас у нее была другая забота. Больше всего на свете ей хотелось сейчас оказаться рядом с Бьярни, ощутить себя под защитой брата. Какое счастье, что хотя бы он жив! Йора не задумывалась о том, что он сможет сделать один против трех сотен фьяллей, она просто хотела быть рядом с ним, как в детстве, – вместе не так страшно.
Мужчин фьялли заперли отдельно от прочих, в конюшне. Однако Йора сразу сообразила, как быть.
Лет семь назад к ним нанялся на зиму работник, конюх Лейк по прозвищу Дудочка. Тростниковую дудочку он всегда носил с собой и так хорошо играл на ней, что даже лошади, наверное, заслушивались. Заслушалась также Фино, жена Ранда Толстого. Не раз и не два она бегала к Лейку в конюшню, пока Ранд однажды не поколотил ее, уверяя, что догадывается, на какой, дескать, дудочке этот проходимец для нее играет. После этого Фино перестала ходить в конюшню. Но Бьярни, Вемунд и Йора, пронырливые, дотошные и любопытные, как все подростки, быстро разнюхали, в чем тут дело. Лейк проделал лаз в дощатой стене, разделявшей конюшню и коровник. Теперь Фино ходила якобы к коровам, но стоило ей отодвинуть пару досок, как открывалось отверстие, достаточно широкое для молодой стройной женщины. Сам Ранд Толстый никогда бы туда не протиснулся. Правда, подозрения его не утихли и однажды он все-таки полез в драку, так что Лейк предпочел убраться из усадьбы, пока дело не дошло до членовредительства. Но лаз, о котором больше никто не знал, остался, и теперь Йора очень кстати о нем вспомнила.
Однако вспомнить мало, его еще надо открыть. Фино, всю жизнь таскавшая ведра на скотный двор, была крепкой бабенкой, и Йора даже подумала позвать ее на помощь, когда с трудом тянула отсыревшие, холодные, такие жесткие доски! Но лишнего шума поднимать не стоило, поэтому Йора промолчала и справилась сама.
– Ой, кто здесь! Тор, Гроза Великанов, защити меня! Прочь, нечисть ночная! – заверещал кто-то по ту сторону стены, и Йора поняла, что она уже, считай, в конюшне!
– Тише, дурак! – зашептала она. – Это я, Йора. Как вы тут?
– Йомфру! – Кетиль Клин схватился за сердце и с облегчением привалился к стене. – Ну и напугала же ты меня! Я уж думал, все тролли на нас этой зимой ополчились и мертвецы из земли лезут! Ой, а как ты сюда попала? Вы что, разобрали стену?
– Вроде того. Где Бьярни? Он очнулся?
Сообразив, что она затеяла, женщины выбили огонь и передали ей самодельный факел из соломы на палке. Солома горела очень быстро, но ярко, конюшня осветилась, стали видны люди, сидящие и лежащие на полу, стойла и сено у дальней стены. Сопровождаемая предостережениями, чтобы она была осторожнее и не сожгла обе постройки, Йора пролезла в дыру и вскоре наткнулась на Бьярни. Факел погас, но она уже вцепилась в плечи брата и знала, что больше его не потеряет!
– Бьярни! Ты очнулся! Как ты? У тебя что-нибудь болит? – шептала она.
– Голова болит, – морщась и хмурясь, отвечал Бьярни, одной рукой обнимая сестру, а другой придерживаясь за перегородку стойла. – Ты как сюда пролезла?
– Да через тот старый лаз! Помнишь… – И Йора прикусила язык, потому что Ранд Толстый сидел где-то здесь в темноте, а его жена – по другую сторону стены, в коровнике. – Я сразу вспомнила. А там дверь не охраняют, вы можете выйти!
– А куда нам выходить, ведь их тут, поди, полно? – заворчал кто-то рядом. – Чтоб их хюльдры взяли, троллей фьялленландских!
– Чтоб им свои ножи проглотить, когда будут жрать наше мясо! – загудели голодные пленники, которых весь вечер мучил вкусный запах со двора. – Сожрали, небось, нашего черного бычка и не поморщились! Чтоб им подавиться!
– А ворота охраняют? – спросил Бьярни.
– Кажется, да, но всего несколько человек. Только чтобы поднять тревогу, если кто-то появится.
