Привычное проклятие - Голотвина Ольга (книги бесплатно без TXT) 📗
– Куртка? – не сразу понял Хашуэри. – Да, конечно, конечно! Боюсь, я отвык думать о житейских мелочах, пока здесь произрастал. Зато многому и научился у деревьев: терпению, уменью жить неспешно и спокойно. А магия… думаю, моя сила возросла. И волшебным посохом я обзавелся. – Он с улыбкой погладил прислоненную к столу рукоять секиры в мелких веточках.
– А листья не завяли! – с опаской покосился на колдовскую штуковину Кринаш.
– И не завянут, я уверен. Может, к зиме пожелтеют и упадут, но по весне веточки зазеленеют снова. Это чары, которые посох впитал из земли. Ах, какие у вас удивительные места! Повсюду дремлет магия, древняя, как мир!
– Что дремлет, так это ладно, пусть бы до конца дней дремала. Вот как она перестает дрыхнуть – ох, весело всем приходится! А еще поблизости прохудилась Грань Миров. Лезут к нам такие чудища, что во сне увидишь – подушкой не отмашешься!
– Вроде тех, что напали на вас с Ульфейей?
– И похуже есть. Заходил летом Подгорный Охотник. Сказал: в лесу появились ящеры.
– Это что-то вроде драконов?
– Того Охотника послушать, так выходит, что опасней. Потому что умные, вроде людей, даже разговаривают. Есть у них сильные колдуны, могут перекинуться в кого угодно, даже в человека. Будет такой ящерок с тобой разговаривать, а ты и не поймешь, что это Подгорная Тварь.
– Да правда ли это? Ты сам видел этих ящеров?
– Врать не буду, не приходилось. И век бы их не видеть! Зато залетали на двор такие… с крыльями, со щупальцами…
– Интересно бы здесь пожить, осмотреться… Но надо спешить домой. У меня дочь до сих пор без имени.
– Ну, ясно-понятно! А уж родня-то как обрадуется! Не просто сын отыскался – чародей вернулся в Клан. Госпожа говорила – охранные чары…
– Да. Еще чувствую чужую магию, даже слабые следы. Это могут многие Дети Клана, но у меня это с детства. Поведу, бывало, вот так ладонями… – Хашуэри вытянул руки перед собой и легко развел в стороны, словно раздвигая высокую траву. Вдруг лицо его утратило беспечность. – Ладонями… Хозяин, а ты знаешь, что на твой двор наложено проклятие?
Ответом было ошарашенное молчание.
– Старое, – рассуждал вслух Хашуэри. – Цепкое. Долго набиралось силы, как зерно, что в земле ждет своего срока, а потом прорастает. Это стряслось года три назад… нет, пять!
– Пять? – призадумался Кринаш. – Это я только-только женился, рабов еще не купил. Кто ж мне так удружить мог? – Он замолк, припоминая, а затем ухмыльнулся. – Ох, не иначе как Гульда порезвилась!
– Гульда?
– Есть такая старая чума. То ли вправду ведьма, то ли просто ищет, чем у дураков поживиться. Где живет – неизвестно. Шляется от деревни к деревне. То пропадет надолго, то вдруг опять ее демоны принесут. И не просит милостыню, а требует, нахально так!
– Странное имя. Какой отец назовет так свою дочь – Дерзкая Речь?
– Во-во, и я думаю, что кличка. И Семейства своего не называет. Мужики ее боятся, как лесного пожара. А меня не запугаешь бабьими угрозами. Нужно тебе что, так попроси учтиво, а не грози, что порчу наведешь! Да и не похожа на нищенку: сама толстая, одежа добротная. Слово за слово – поругались мы… ух, сильна лаяться! Не сдержался, пихнул ее, да сил не рассчитал. Мы на берегу стояли, она в реку и плюхнулась. Выбралась – да как пошла честить меня и все мое хозяйство! Я – за палку. Она заткнулась и убралась.
– Зря смеешься, хозяин. Эти деревенские ведьмы – как старые лисы: много уловок знают. Толковые служанки Хозяйки Зла. Припомни-ка: что она говорила?
Когда-то Кринаш не придал значения угрозам старухи. Но сейчас встревоженно нахмурился, припоминая. Перед глазами встало круглое обрюзгшее лицо, обрамленное седыми патлами. Рот оскалился в злой ухмылке, которая выглядела жутковато: у Гульды не было верхних зубов, кроме двух, которые напоминали клыки вампира.
– Все не упомню. Кричала: «Чтоб у твоего порога сошлись все дороги – и по каждой прикатила неурядица! Чтоб вся твоя жизнь – вбок, да вкривь, да наперекор да под откос!» И еще: «Чтоб на твой двор ворохом валились чужие невзгоды, а ты б замаялся их перебирать!» Вот дура, а? Оно мне надо – в чужие дела лезть!
– Сегодня же влез!
– Ну, сегодня… это ж другое!
Оба замолчали, призадумались. Помрачневшая Дагерта села на крыльцо. Разговор этот ей совсем не нравился.
Постоялый двор просыпался. Чумазая Недотепка с деревянным ведром поплелась к Тагизарне по воду. Из пристройки показались Верзила и Молчун и, не дожидаясь, пока их накормят, принялись изображать бурную деятельность. Верзила, подхватив топор, начал сноровисто колоть дрова. Молчун скрылся в козьем загончике, который Дагерта гордо именовала хлевом. Оба разом поняли: у хозяйки не то настроение, чтобы торопить ее с завтраком и вообще соваться ей под руку.
– Еще вот что говорила, – вспомнил Кринаш. – «Чтоб у тебя три гостьи загостились: Суматоха, Сумятица да Неразбериха!»
– Лучше бы тебе со старухой помириться.
– А мы помирились. Она с тех пор много раз заходила: ворчит, ругается, еды требует и норовит стянуть, что плохо лежит… Нет, где уж Гульде проклятия накладывать! Навидался я таких, пока по свету бродил. Бабы как бабы, только хитрей да ленивее других, работать не хотят… Видать, гостил у меня маг, а я ему чем-то не угодил.
– А господин может снять проклятие? – Дагерта была так расстроена, что осмелилась вмешаться в беседу мужа с Сыном Клана.
– Нет, хозяюшка, этого не умею. Хочешь – заговорю ограду, чтоб ни твари из-за Грани, ни здешние колдовские существа не смели войти во двор без позволения твоего мужа? Ни из-под земли, ни с неба…
Дагерта выразительно закивала. Кринаш с интересом поднял голову.
Хашуэри поднял свой зеленеющий посох. Лицо стало отрешенным, взор застыл на чем-то, недоступном глазам обычных людей.
Узкие полосы золотистого света скользнули по земле вдоль ограды, зазмеились, заструились все дальше и дальше – и вдруг над подворьем встал, чуть колыхаясь, купол света. Он не слепил глаза, он был легким и прозрачным, его нежные переливы ласкали, как прикосновение материнской руки, сулили защиту и покой.
Из окон в изумлении глядели проснувшиеся гости.
Верзила, выронив топор, запрокинул голову в небо.
Дагерта потрясенно вскинула руки к щекам.
Молчун тихо стоял на пороге хлева. На его тонком, умном лице играли отсветы магического огня.
Из сарая выбрался бродячий художник с сеном в волосах – этот не просто глядел, а впитывал в себя дивную красоту, что просияла над постоялым двором.
Все кончилось быстро. Световые стены опали, исчезли, растворились в воздухе. И стало видно, что над лесом поднимается солнце.
И еще стало видно, что перед воротами торчит перепуганная Недотепка с ведром.
– Что встала? – прикрикнул на нее хозяин. – Неси воду на кухню!
– Да-а, – прохныкала девчонка, заходя во двор и указывая пальцем на ограду. – А чего оно светится?
Кринаш пригляделся. По земле вдоль ограды тянулась тоненькая золотистая полоска.
– Это так теперь и будет, – проследил его взгляд Хашуэри. – И без твоей воли не войдет сюда ни Подгорная Тварь, ни оборотень, ни упырь, ни лесовик. Вот только против магов чары не действуют.
– Слыхала? – грозно обернулся Кринаш к Недотепке. – Так оно теперь и будет светиться! А ты так и будешь ходить! Боишься – закрой глаза и иди не глядя!
Девчушка понятливо закивала, с готовностью зажмурилась, сделала несколько шагов – и грохнулась наземь, выронив ведро.
– Ох, дурочка, да сейчас-то зачем глаза закрывать? – пожурила ее Дагерта, бросив укоризненный взгляд на мужа. – Всю юбку изгваздала! Беги на кухню, просушись.
Солнце клонилось к закату.
У пристани стоял большой, с низкой осадкой корабль «Речная лилия». Он поднимался вверх, к истокам Тагизарны, и остановился здесь на ночлег.
– Очень удачно, – глядя на корабль, сказал Хашуэри хозяину. – На рассвете и отплывем домой. Хочется скорее увидеть дочку. Пожалуй, в память о том, что произошло, я назову ее Ульки Серебряное Деревце. Ты не против, дорогая? – обернулся он к Ульфейе.