Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник) - Никитин Юрий Александрович (полная версия книги TXT) 📗
Она перевела дух, чувствуя, как вся дрожит, будто после долгого плача. В раскрытую дверь видно Олега, он всматривался в монитор, а пальцы быстро бегают по клаве. Когда она тихохонько прошла в ту комнату, огромную, как главный зал в церкви, взгляду открылась еще одна дверь.
Она робко взялась за позолоченную ручку, явно сделанную по особому заказу цехом золотых дел мастеров. Вместо платяного шкафа, как она ожидала, распахнулось еще нечто огромное, с люстрой как в Большом театре, с множеством дорогих кресел, диванов, столов и столиков, изящных ваз в нишах, крохотных статуэток на полках…
– Это… что? – спросила она дрогнувшим голосом. – Здесь проводят конкурсы бальных танцев?
Он на миг оторвался от клавы:
– Не люблю танцы возле кровати.
Только сейчас, ослепленная и оглушенная, она поняла, что то непонятное широкое поле, нечто среднее между теннисным кортом и аэродромом, является кроватью. Точнее, ложем, лежалищем, даже возлежалищем.
– Да? – сказала она с нервным смешком. – Чего уж… Гулять так гулять!
Он буркнул, не отрывая взгляда от монитора:
– Разве гуляют так?..
Она втянула голову в плечи, как испуганный ежик. Страшно и представить, как гуляют люди, которым такие номера в обыденность.
– Можно я загляну в ванную?
– Конечно, – удивился он. – Почему спрашиваешь?
– Ну… я боюсь, что не найду.
Он отмахнулся:
– Ищи, ищи. А мне пока надо кое-что сделать…
– Ты так много знаешь и умеешь, – сказала она уважительно. – И говоришь так умно и возвышенно, как наш школьный учитель. Зануда был страшный! Его считали немножко чокнутым. Но любили. Придурков всегда любят. Вернее, жалеют.
Он хмыкнул, но смолчал, его пальцы бегали по клаве, а глаза не отрывались от монитора. Она слышала знакомый писк модема.
– Представляю, какие зануды ваши старшие чины, – добавила она ядовито. – Если ты, рядовой исполнитель, заразился этой гадостью!
Он буркнул, не поворачиваясь:
– Почему я – исполнитель?
– Думаешь, кина не смотрю?.. Там вас так и зовут – исполнители. А из какой ты структуры: НКВД, ЦРУ или Моссад, даже не спрашиваю.
– Тоже мне патриотка, – буркнул он.
– А теперь патриотов не осталось, – отпарировала она. – Патриотами быть не модно.
– Да, – согласился он со странной интонацией. – Мода – это закон посильнее, чем Конституция, Уголовный или Налоговый кодекс. Моде подчиняется даже оппозиция, что вытирает ноги о президента… Ты права, на руководство модой надо обратить больше внимания.
Она вскинула тонкие брови, села с ним рядом, но так, чтобы в профиль, откинулась на спинку – так линия ее безукоризненной груди выгоднее вырисовывается на светлом фоне окна. Олег сопел, возился с компом, не косил глазом, зануда, страшно и подумать, какие зануды его начальники, если он, бывающий в их кабинетах редко – такие орлы всегда на заданиях! – успел подхватить эту заразу.
Не отрываясь, он рассеянно погладил ее по голове, почесал за ухом, провел рукой по спине, сделав пальцы вдоль позвоночника «грабликами». Юлия выгнулась от наслаждения, внезапно повернулась, взглянула в его странно потеплевшее лицо.
– У тебя была собака?
Он вздрогнул, мечтательное выражение из глаз выдуло, как туман под лопастями вентилятора. Лицо даже посерело, кожа на скулах натянулась.
– Да, – ответил он негромко.
– Такая же рыжая?
Он смолчал, хотел высвободиться, но Юлия уцепилась за его руки. Он медленно разлепил губы, которые теперь двигались медленно, словно пришли в движение скалы из красного гранита.
– Извини… я не хотел тебя обидеть.
– Ты меня не обидел, – ответила она быстро. – Когда моя… моя Зита умерла, я неделю жила на корвалоле. Меня с работы отпустили на три дня. Пластом лежала. До сих пор не могу смотреть… смотреть на собак!
– А я кусок хлеба не мог проглотить, – шепнул он невесело. – Она всегда сидела на кухне… Я бросал по ломтику все, что ел. Она поймает и… смотрит так хитро: я уже съела, бросай еще… Извини.
Юлия сказала торопливым шепотом:
– Это ты извини!.. И спасибо тебе. Это тебе спасибо, понимаешь?..
Он наклонился, его твердые губы коснулись ее щеки.
Она слабо усмехнулась:
– Услышал бы кто нас. Двое придурков. О чем разговариваем?..
– Нас поймет тот, у кого на руках умирала его собака. Чью голову держал в руках… и ничего не мог изменить.
Он снова поцеловал ее как ребенка, умолк на полуслове. По его лицу метнулась тень тревоги. Уши шелохнулись, как у зверя, ноздри раздулись, словно он, как пес, ловил и понимал запахи.
– Что случилось? – спросила она почему-то шепотом.
– Быстро иди в ванную, – велел он. – И закройся там.
– Но что…
– Быстро! Черт, где же это я проморгал… Осел, какой осел! Они уже на балконе.
Голос его был незнакомый, жесткий, совсем не голос покровительствующего мужчины. Напуганная, она поспешно встала, в комнате тихо, слышно, как далеко за окном взвизгнула тормозами машина, но рыжеволосый поднялся, руки растопырены, в глазах уже не тревога, а откровенный страх.
Юркнув в ванную, она прикрыла за собой дверь, замерла, прислушиваясь. В комнате мертвая тишина. Тихохонько приоткрыла дверь, чтоб на полглаза, ахнула. Олег спокойно сидел на диване и читал газету!
Она набрала в грудь воздуха для возмущенного вопля, рука уже напряглась, чтобы дверь распахнуть с треском… и тут на балконе зазвенело стекло. Удар был сильным, она слышала звон осколков по дубовому паркету. Тут же грохнуло, послышался тяжелый топот.
Балконная дверь вылетела на середину комнаты. Следом невероятно быстро ворвались чужие люди. Один влетел в кувырке, она едва успела понять, что из этого комка костей и тугих мускулов торчит ствол автомата, тут же простучали частые сухие выстрелы, словно в комнате вдруг застрочили три или четыре швейные машинки.
Пули со страшной силой ударили в человека. Газета в его руках осталась странно нетронутой, только его самого трясло, вжимало в спинку дивана. В дверную щель было видно, как из пробитой груди брызнули… опилки! Широкие дыры от пуль зияли на спинке дивана, на стене за диваном. Юлия своими глазами видела, как одна пуля ударила в щеку и сорвала кожу напрочь. Мелькнул страшный ряд белых зубов, непривычно крупных, их тут же залило кровью, но через мгновение там было все то же невозмутимое лицо человека, который смотрел в газету.
Один из бандитов подскочил вплотную, приставил ствол ко лбу жертвы, явно намереваясь разнести ее вдребезги. Олег в последнем смертном усилии вскинул руки, словно пытаясь ухватиться за ствол…
И в этот момент прогремели пистолетные выстрелы. Они следовали один за другим настолько быстро, что почти слились в один. Человек в маске вздрогнул. Из середины лба выплеснулась тонкая струйка крови. Еще три бандита роняли автоматы, поворачивались вокруг оси, только последний успел нажать на спусковой крючок, а короткая очередь вспорола потолок.
Олег вышел из-за второй портьеры. Пистолет он на ходу прятал в кобуру сзади на поясе. Юлия перевела потрясенный взгляд на диван. Вся спинка изорвана в клочья, торчат пучки синтетической начинки, но нет ни Олега, ни даже газеты…
Она видела, как Олег наклонился над одним, всмотрелся, а затем спокойно наступил ему на горло. В наступившей тишине неприятно хрустнуло, словно собака перекусила крупную кость.
Глава 5
В ужасе, едва не теряя сознание, она тихонько притворила дверь, опустилась на край ванны. В черепе стучали молоточки, а к горлу подкатила тошнота. В плечо уперлось горячее, она прижалась к колену трубы, страшась грохнуться на пол: если явятся новые бандиты, то услышат, придут и убьют. А то и вовсе, не потрудившись даже сдвинуться с места, выпустят в закрытую дверь сотни пуль из этих скорострельных автоматов…
В голове стучало все громче. Ей показалось, что просидела вечность, никто не приходит, дверь не разлетается от ударов раскаленных комочков металла. Ее пальцы сами коснулись дверной ручки.
