Золотой Лис. 1-2 часть(СИ) - Иващенко Валерий В. (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
Что оно такое за диковину означало, насторожившийся Ридд не понял и даже не сумел составить о том хотя бы предположений. Потому что упрямо коленопреклонённая напротив эльфийка вдруг гибко подалась вперёд и не откидывая капюшона обожгла его щёку показавшимся бесконечным и сладостным поцелуем. После чего грациозно подскочила как на пружинках и последовала за своим уже уходившим в глубину рощи повелителем.
Напоследок тот оглянулся, и оставшийся в одиночестве парень настороженно заметил, каким весельем сверкнули зелёные глаза ярла перворождённых…
— Или я дурак, или одно из двух, — глубокомысленно изрёк Ридд и медленно поднялся на уже почти отказывающие ноги.
— Первое само собой, но что второе? — из ствола сосны вынырнула неугомонная дриада.
С любопытством она облетела вокруг почёсывающего ничегошеньки не соображающую голову парня и хихикнула.
— Ложись, мастер Ридд. Я так и быть, навею тебе особый, целительный сон — летняя ночь коротка, но ты выспишься и отдохнёшь как никогда.
И это было последнее, что он потом только и мог припомнить из этого длинного, суматошного и вовсе не чуточку сумасшедшего дня…
Глава 2. Билет из тьмы на свет
Блестящая, отточенная до неимоверной остроты сталь приподнялась, качнулась словно в сомнении — а затем пошла вниз и безжалостно вонзилась в беззащитно выпрямившееся человеческое тело. Прямо в сердце. Словно не удовольствуясь этим, ловкие пальцы вдвинули орудие на всю глубину… а потом проворно переместились на ту сторону канвы и протянули иглу с цветной ниткой сквозь будущий гобелен, где на груди уже вышитого человека золотистым пятном расцвёл намёк на орден или драгоценную брошь.
— Что ж сын мой, мы одновременно довольны и недовольны вами, — из-под кружевного чепца столь ярко блеснули живые и умные глаза, что их небесная синева смело соперничала даже с белоснежным батистом головного убора.
Барон Шарто в это утро не находил себе места. Вот и сейчас, он отклеился от мрачного созерцания чуть потемневшей от времени картины, на которой его ещё молодые дед и бабка играли с детьми в окружении весело прыгающих борзых и почтительно замерших стражников, и со вздохом повернулся в ярко освещённый утренним солнцем будуар.
— Матушка, вы несправедливы ко мне. Я и без того едва ли не уронил свою честь, якшаясь с городским отребьем.
Старая баронесса пригасила на миг сияние своих глаз и вернулась к рукоделью. Но уж сын-то видел — губы её строго поджались, и бог весть, какие слова прятались сейчас за ними. Но вот что женщина и к старости сохранила ясность суждений, оказывалось очень даже кстати. Уж при её-то опыте если с кем и возможно было посоветоваться, то как раз с нею, пожилой и умной баронессой-матерью. Да и покойный отец, прежде чем сложить буйну голову в том неудачном для королевской армии сражении под Фе, всегда внимательно прислушивался к её словам. И если не следовал намёкам супруги, то принимал их во внимание обязательно…
— Как говаривал верховный жрец храма Солнца, ныне покойный — не суди опрометчиво, — баронесса, чуть отодвинувшись со своей дальнозоркостью, придирчиво осмотрела растянутый на рамках угол гобелена, и на поджатые губы её выползла лёгкая улыбка — работа ей явно удалась. — Вот и я говорю вам, сын мой — не судите о людях по внешнему виду.
Барон хмуро отмолчался, и лишь его шаги туда-сюда по будуару баронессы выдавали его если не волнение, то уж некие терзания точно. А что тут ещё поделать? В отсутствие твёрдой королевской руки полагаться оставалось только на самого себя да на зыбкое обещание невмешательства со стороны маркиза дю Фрембо. Так что, с графом Мейзери (чтоб ему кисло стало!) разбираться придётся в одиночку. Это если не вспоминать о непрестанно и каждодневно дышащем в спину другом соседушке, из земель которого всегда дули очень уж нехорошие ветры…
— И всё же, он не соврал, заявив, что не виделся и не разговаривал с вами, матушка, — размышлял вслух полновластный повелитель земель и замка. — Но вы что-то о нём определённо знаете. Хотя, меньше всего я склонен предполагать, будто вы имели некогда дело с полночными убивцами или расхитителями гробниц.
На женские губы снова выплыла лёгкая улыбка, когда она погладила худощавой рукой богато изукрашенный её стараниями гобелен и вновь посмотрела на сына.
— У него есть маленькая и очень симпатичная родинка на внутренней стороне правой ноги. Почти возле того самого места, отличающего мужчину от женщины…
Будь она хотя бы на десяток лет помоложе, молодой барон предположил бы, что маменька втихомолку наставляла папеньке рога — иного объяснения знанию столь интимных подробностей он просто не видел. Но ведь и тот Ридд, хоть парень и весьма ничего должен быть на женский взгляд, в ту пору совсем малолеткой был? Да и в город он тогда ещё не приехал, уж то проверили точно, только пять лет как. В полном замешательстве сын посмотрел на мать — и всё же промолчал. Уж слишком хорошо он помнил тот день, когда не так давно вдруг осознал, что почтенная баронесса не просто так всё время ставит его в тупик своими вопросами или познаниями, а на самом деле неким изощрённым образом тренирует сыновний ум, вынуждая вместо праздной лени предаваться непростым, но порою весьма интересным и даже полезным размышлениям.
— Вы просто кладезь премудрости, матушка моя.
Вот с этим утверждением почтенная госпожа Шарто спорить не стала. С неизменно бодрой улыбкой вышколенной светской дамы она допустила сына к своей руке и незаметно от прикорнувшей за распутыванием пряжи Камиллы взъерошила его шевелюру в скромном проявлении материнской нежности.
— Ступайте, сын мой, он скоро придёт. И помолитесь, чтобы ответ оказался — да.
Потому и понятно, что барон уходил от покоев баронессы в такой задумчивости, каковую было бы странно обнаружить в молодом отпрыске благородного семейства, которому просто на роду было написано сейчас забавляться охотой или фехтованием во дворе казарм. Но тем не менее, он ощущал в душе некую тихую и светлую радость, словно побывал в благословившем его Храме или сделал что-то очень хорошее…
Что ж, по крайней мере, дриада не обманула — проснувшийся на рассвете Ридд ощущал себя так, словно наотдыхался и выспался на месяц вперёд. Он потянулся с таким удовольствием, что весело хрустнули косточки, зевнул и только сейчас открыл глаза.
Судя по мелькавшим сквозь листву весёлым лучикам, в которых уже весело плясали вездесущие цветочные феечки, день обещался быть ясным. И хотя в воздухе ещё разливалась утренняя свежесть и даже лёгкая сырость после ночного дождя, на самого Ридда ночью не покусилась ни единая капелька — уж благосклонность дриады-хранительницы священной рощи это вовсе не малость.
Из подлеска донёсся весёлый смех, а затем, не шелохнув ни листика, на прогалину к валяющемуся парню выскользнула и сама хозяйка. Странное дело, явилась при свете… что-то тут определённо крылось… глаза дриады смеялись, а сама она непостижимым образом держала в ладонях пригоршню воды из родника.
— Пей, — она бесцеремонно залила в изумлённого Ридда несколько глотков чистейшей и изумительно вкусной утренней влаги, а затем на миг прильнула к его лицу. — От тебя не пахнет перебродившим соком из ягод, и даже курительным зельем ты не оскверняешь своё дыхание. От тебя еле слышно пахнет… женщиной?
Дура, ой как есть дура! Это же молоко так пахнет — этакие слова и выражения Ридд едва успел сдержать на так и рвавшемся спросонья что-нибудь ляпнуть языке. Но по своей привычке не раскрывать собеседнику всего, а держать его в лёгоньком напряжённом неведении или же в сладостном самообмане, он вполне благоразумно промолчал. Хотя, прямого и честного Питта или обычно добродушного дядюшку Флетчера это обыкновение Ридда иногда доводило до белого каления…
— Спасибо за угощение, но за что ж такая честь?
