Король бродяг - Стивенсон Нил Таун (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗
Он собирался поведать множество захватывающих подробностей, однако сбился, потому что палатка задвигалась, явив сложную систему шёлковых платков: один был завязан на переносице, скрывая всё, что внизу; другой, на лбу, закрывал всё, что сверху. В щёлочку между ними смотрели на Джека два синих глаза.
– Ты англичанин! – воскликнула девушка.
Джек заметил, что на этот раз она не обратилась к нему «сэр рыцарь». Во-первых, англичан уважали меньше, чем представителей великих государств – Франции или Речи Посполитой. Во-вторых, среди англичан выговор сразу выдавал в нём не-джентльмена. И даже говори Джек, как епископ, из рассказа явственно следовало, что когда-то он был бродягой. Чёрт! Не в первый раз Джек представил, как отрезает себе язык. Языком этим восторгалась та малая доля человечества, которую, по грубости воспитания или по скудоумию, восхищало в Джеке Шафто всё. Тем не менее, если бы Джек его придержал, синеглазая девушка, возможно, по-прежнему бы обращалась к нему «сэр рыцарь».
Та часть Джека Шафто, которая до сей поры удерживала его от гибели, советовала резко потянуть уздечку вправо или влево, развернуть коня и во весь опор умчаться прочь от напасти. Он взглянул на свои руки, держащие поводья, и заметил, что они замерли в неподвижности – очевидно, та часть Джека Шафто, которая хотела прожить жизнь короткую и весёлую, снова взяла верх.
Пуритане часто заходили в бродяжий табор, дабы сообщить, что при сотворении мира – тыщи лет назад! – Господь предопределил часть присутствующих ко спасению. Остальные обречены целую вечность гореть в аду. Эти сведения пуритане называли Благой Вестью. В следующие несколько дней любой мальчишка-вагабонд, пёрнув, объявлял, что так было предопределено Всевышним и записано в небесной книге при начале времен. Умора, короче. Однако сейчас Джек Шафто сидел на турецком скакуне и понуждал свои руки дёрнуть уздечку, а ноги – ударить в конские бока, чтобы умчаться от синеглазой девушки… А ничего не происходило. Не иначе как действовала Благая Весть.
Синие глаза были опущены.
– Я поначалу приняла тебя за рыцаря.
– В лохмотьях-то?
– Твой конь великолепен и отчасти мне тебя загораживал, – отвечала напасть. – А как ты сражался с янычарами – словно Галахад!
– Галахад… который ни разу не любился? – Снова язык. И снова ощущение, что каждое слово предопределено, что тело – запертая карета, мчащая под уклон, прямо к вратам преисподней. – Это единственное, что роднит меня со сказанным рыцарем.
– Я была гёзде, то есть султан меня присмотрел, но раньше, чем я стала икбал, то есть наложницей, он отдал меня великому вазиру.
– Я не шибко учён, – сказал Джек Шафто, – тем не менее про визирей слыхал, и не верится мне, чтоб они держали у себя в лагере хорошеньких белокурых рабынь девственницами.
– Не навечно. Однако плохо ли сберечь несколько девственниц для торжественного случая – скажем, чтобы отпраздновать разграбление Вены?
– А разве мало было бы девственниц в самой Вене?
– Судя по тому, что доносили вазиру лазутчики, могло не остаться ни одной.
Джек не склонен был ей верить. Однако если визирь, или вазир, как говорила синеглазка, возил с собой страусов, исполинских кошек в драгоценных ошейниках и деревья в горшках, с него бы стало и девственниц прихватить.
– Эти не успели тобой попользоваться? – Джек махнул саблей в сторону турок, нечаянно стряхивая с клинка капельки крови.
– Они – янычары.
– Слыхал про таких, – сказал Джек. – Даже подумывал отправиться в Константинополь, или как он теперь зовётся, чтобы вступить в их полки.
– А как насчёт обета целомудрия?
– Мне, синеглазка, без разницы. Смотри! – Он завозился с гульфиком.
– Турок бы уже справился, – спокойно заметила девушка. – У них спереди на штанах такое вроде окошко, чтобы без помех мочиться или насиловать.
– Я не турок, – объявил наконец Джек, привставая на стременах, чтобы она полюбовалась.
– Он так должен выглядеть?
– Ну ты и хитра!
– Что случилось?
– Некий дюнкеркский цирюльник объявил, что выведал у странствующего алхимика рецепт против французского насморка. Мы только что вернулись с Ямайки и заглянули к нему как-то под вечер.
– У тебя французская болезнь?
– Я хотел только бороду подровнять, – сказал Джек. – А моему приятелю Тому Флинчу надо было отнять палец. Он загнулся в другую сторону во время схватки с французскими приватирами и уже так вонял, что никто не хотел сидеть рядом с Томом, – пришлось ему коштоваться на верхней палубе. Вот почему мы пошли и вот почему были пьяны в дым.
– Прости, не поняла.
– Надо было накачать Тома, чтобы меньше орал, когда палец отскочит на другой конец цирюльни. Правила этикета требовали, чтобы мы пили наравне с ним.
– И что дальше?
– Когда брадобрей сказал, что лечит французскую хворь, гульфики полетели, как пушечные ядра.
– Так она у тебя есть.
– И брадобрей, у которого глаза сделались по дублону, раскочегарил жаровню и положил греть железки для прижигания. Покуда он ампутировал Тому палец, они раскалились докрасна, потом добела. Тем временем ученик готовил травяную припарку по рецепту алхимика. Короче, я оказался последним на прижигание. Товарищи уже валялись на полу, прижав к елдакам припарки, и орали как резаные. Цирюльник с учеником привязали меня к стулу прочными верёвками и ремнями, заткнули мне рот кляпом…
– Они тебя ограбили?!
– Нет, сестрёнка, всё это входило в лечение. Так вот пораженная часть моего чёрта – болячка, которую надо было прижечь, – находилась сверху, на середине ствола. Однако одноглазый детина вжался в меня от страха, поэтому ученик схватил его щипцами и одной рукой растянул старину баловника – в другой он держал свечку, чтобы осветить язву. Брадобрей тем временем перебирал железяки, выбирая подходящую; на самом деле они были все одинаковые, но он хотел показать, что не зря деньги дерёт. Как раз когда он опускал раскалённое железо на болячку, сборщик налогов с помощниками вышибли разом заднюю и переднюю дверь. Это был рейд. Цирюльник уронил железку.
– Какая жалость! Такой дюжий молодец, сильный и ладный, ягодицы, что половинки каштана, ляжки – залюбуешься, красивый на свой манер – и никогда не будет иметь детей.
– Цирюльник опоздал – у меня уже были к тому времени два мальца. Вот почему я гоняюсь за страусами и сражаюсь с янычарами – надо семью кормить. А поскольку французская хворь никуда не делась, у меня всего несколько лет до того, как я спячу и протяну ноги. Надо скопить наследство.
– Твоя жена – счастливица.
– Моя жена умерла.
– Бедненький!
– Не, я её не любил, – бодро отвечал Джек. – А с тех пор, как цирюльник уронил железку, она мне стала и вовсе ни к чему. Так же, как я ни к чему тебе, напасть.
– С чего ты взял?
– Да глянь хорошенько. Не могу я.
– Как англичане это делают – наверное, да. Однако я много чего вычитала из индийских книг.
Молчание.
– Не больно-то я уважаю книжную премудрость, – проговорил Джек Шафто сдавленным голосом, как будто шею ему стянула петля. – Мне подавай опыт.
– Опыту меня тоже есть.
– Ага, а плела, будто ты – девственница.
– Я практиковалась на женщинах.
– Что?!
– Ты же не думаешь, что весь гарем сидит и ждёт, пока у господина восстановится способность?
– А какой смысл, если нет елды?
– Этот вопрос ты, возможно, задавал себе сам.
У Джека – не первый раз – возникло ощущение, что пора срочно сменить тему.
– Знаю, что ты соврала, сказав, будто я красивый. На самом деле я битый-перебитый, рябой, щербатый, загрубелый и всё такое.
– Некоторым женщинам нравится. – Синеглазка взмахнула ресницами. Поскольку видны были только одни глаза, это усиливало впечатление.
Нужно было как-то обороняться.
– Ты выглядишь очень юной, – сказал он, – и говоришь как сопливая девчонка, которую не мешало бы выпороть.
– В индийских книгах, – холодно сообщила напасть, – этому посвящены целые главы.