Дочь Хранителя - Шевченко Ирина (книга жизни .txt) 📗
— Как меня зовут на самом деле? — выдавила я из последних сил.
— Галла.
— Что, просто Галла?
— А что? — удивился шеф. — Нормальное драконье имя.
И тут я все-таки разрыдалась.
Глава 4
Когда я была маленькой, никогда не болела. Теперь-то понятно: драконья кровь, абсолютный иммунитет. Но тогда, в детстве, я считала это высшей степенью несправедливости. Почему, скажите, я должна ходить в школу в разгар эпидемии гриппа? Почему не могу, подобно сверстникам, пару дней поваляться у телевизора? И с пятого класса я начала борьбу за свое равноправие с сопливящей и кашляющей детворой: два-три раза в год усердно дышала на градусник, до красноты натирала глаза и уныло возвещала о своем головоболении и горлопершении. Тетя Люба укладывала меня в постель и поила горячим чаем с малиной, каждые пять минут интересуясь, не хочу ли я чего-нибудь еще. Может, сладенького? А может, мультики включить? Или пирожков к ужину испечь? А я лежала на высоких подушках с книгой в руках, и мне было очень-очень… стыдно.
Совсем как сейчас.
Шеф второй день сидит у меня дома. Выслушивает мои стенания, заваривает чай, периодически предпринимает попытки меня накормить. Его забота необременительна и даже приятна. И я снова, как в детстве, чувствую себя лгуньей. В самом-то деле, ничего ведь ужасного не произошло! Всю жизнь я знала о том, что родители умерли вскоре после моего рождения. И в свете этого знания, наверное, абсолютно неважно, кем они были. А тети не стало несколько лет назад, и то, что на самом деле она не была сестрой моей матери, вряд ли заставит меня меньше сожалеть о ее смерти. Она любила меня, пусть это и было результатом вмешательства в ее сознание. А я любила ее просто так.
Что же тогда? Почему я уже сутки валяюсь в джинсах на диване и, всхлипывая, выслушиваю тихие увещевания Рошана? Да потому что я сволочь и эгоистка! Лежу тут, реву и жалею себя любимую. Вот ведь не повезло! Я, оказывается, не человек, болезни ко мне не липнут, жить буду долго-предолго, а еще я, как назло, потенциальный маг! Действительно обидно. Полетели в тартарары мои девичьи мечты. У меня ведь жизнь на пять лет вперед расписана была: обои на кухне переклеить, права получить, машину купить. Так ведь нет! Нет возврата к спокойной жизни! И вот уже все Сопределье открыто передо мной. И полное тайн и загадок будущее должно, по-видимому, манить в неведомую даль. Но что-то не манит.
— Я хочу опять быть просто человеком! — вою я.
Шеф подсаживается ко мне, обнимает участливо, и пока я, ткнувшись лбом ему в грудь, размазываю сопли и слезы по его рубашке, терпеливо, уже в который раз втолковывает мне, что просто человеком я никогда и не была.
— Но если хочешь, можешь им стать, — успокаивает он меня с чуть заметным сарказмом. — Оставайся на Земле. Живи как жила. Открывай врата. Ходи иногда на рынки на Изагре, загорай на пляжах Пантэ. Если уж очень захочешь, станешь гадалкой или ведуньей. Будешь заикание лечить, порчу снимать.
— Не хочу я порчу снима-ать! — реву я снова.
— Будешь наводить.
— И наводить не хочу-у-у!
— А чего хочешь?
— Ничего не хочу-у-у!
— Не бывает так, чтоб совсем ничего не хотелось. Подумай. Определись.
— Водки хочу, — определилась я. Напиться и забыться.
Шеф упрямо качает головой:
— Водку тебе нельзя. Ты мне сейчас нужна трезво мыслящая. Или, для начала, хотя бы трезвая.
После таких слов я завываю уже похлеще солейских оборотней, обзываю шефа жадным бездушным ящером и вовсю оплакиваю себя, заводя извечное бабское: «и никто меня, бедную, не любит, и никому я, разнесчастная, не нужна!»
— Почему сразу — не нужна? — ухмыляется дракон. — Пока ты спала, бывший твой приходил.
— Да? — недоверчиво переспрашиваю, враз прекращая рыдать. — И чего хотел?
— Понятия не имею. Пришел, разорался. Я испугался, что тебя разбудит. Пришлось утихомирить.
— Надеюсь, не на веки вечные?
— Да что с ним станется? Ты лучше о себе подумай.
Я подумала:
— У-у-а!
— Снова здорово! — отмахивается Рошан. — Между прочим, ночь на дворе. Еще часок так повоешь, и соседи милицию вызовут.
Скорее уж живодеров. Чтоб нашли и пристрелили ту суку, что не дает им спать. Но брать себя в руки и успокаиваться я пока не собираюсь, ибо, как только я перестану себя жалеть, меня ждет серьезный разговор о моем светлом будущем. А я к нему еще не готова.
— Ладно, ты здесь пока пострадай, — разрешает шеф, — а я пойду, чайник поставлю.
Когда он уходит, на колени ко мне впрыгивает кошка, тычется мордой в опущенную руку. Кошку зовут Луиза. Или просто Лушка. Она мягкая, теплая и очень ласковая. Когда я ложусь, она укладывается рядом. Какое-то время ее желто-зеленые глаза глядят на меня внимательно и задумчиво. А потом Лушка опускает голову на лапы, прищуривается, и до моего слуха доносится тихое урчание. От теплого комочка, прижавшегося к моему плечу, приходит ощущение покоя и умиротворения. Я засыпаю.
Глаза у Рошана карие с вкраплением мелких золотистых точечек. И почему я раньше этого не замечала? Может, потому, что раньше шеф не наклонялся так близко к моему лицу и не вглядывался так пристально и обеспокоенно.
— Проснулась?
На часах без десяти двенадцать, и судя по бьющему в окно свету, не ночи. Черт, я же на работу опоздала!
Но начальник, кажется, не против.
— Реветь будешь? — спросил он с опаской.
Я прислушалась к своим ощущениям: реветь сегодня не хотелось.
— А есть?
— Мне бы лучше пить.
— Водки не дам, — тут же среагировал дракон.
— А что, кофе кончился? — удивилась я по пути в ванную.
А там меня ждал настоящий кошмар в моем же лице, отраженном в висящем над раковиной зеркале: из-под припухших век осоловело взирали мутные глазки, щеки впали, а в цветовой гамме лица преобладали светлые оттенки голубого и зеленого. Это ж надо так себя извести за неполные три дня!
— Дура! — сказала я своему отражению.
Жалеть мне себя вздумалось, судьбу оплакивать! Да тут радоваться надо: столько возможностей передо мной открылось, о которых я раньше и не мечтала. Но, видно, в том и проблема, что не мечтала. Ведь не хотела я никогда уйти с Земли, поселиться в чужом мире и стать могущественной волшебницей.
А теперь захочу, уйду и стану! Главное, составить себе на будущее памятку: не подбирать никаких колец, не хвататься за торчащие из камней мечи и ни за что не подписываться на осуществление древних пророчеств.
Помимо кофе на кухне меня ожидали яичница и бутерброд прямо-таки драконьих размеров. И естественно, после двух дней голодовки я набросилась на все это с драконьим аппетитом.
Ну вот, уже проявляются папины гены.
— Смотри не подавись!
— А фо…
— И не болтай с набитым ртом. Это, во-первых — неприлично, а во-вторых — непонятно.
Рошан с умилением наблюдал, как я расправляюсь с плодами его кулинарных талантов. А когда я, покончив с основным блюдом, принялась за кофе, решился заговорить:
— Напугала ты меня, Галчонок. Не ожидал я такой реакции.
— Нормальная женская реакция. Когда мы не знаем, что делать, ревем.
— То есть, если сейчас ты не ревешь, что делать уже знаешь?
— Жить, — тоном философа изрекла я.
— Похвально.
На столе передо мной материализовался толстенный фолиант в потертой кожаной обложке.
— Может, сразу и обсудим планы на жизнь?
О том, что Галле необходимо будет уйти в другой, более сильный мир, Рошан задумывался неоднократно. Даже будь она драконицей чистых кровей, проживание на планете с низким уровнем магического фона сказалось бы и на продолжительности жизни, и на степени развития врожденных способностей. Недаром драконы до определенного возраста не покидают родной мир: известно, что рожденные или в детстве долго жившие на других планетах «врастали» в них, теряя завещанную владыками прошлого силу и деградируя иногда до уровня животных. Мирские драконы, сохранившие от великих предков лишь внешность — рана на сердце и пятно на совести Хранителей. Рошан встречался с этими существами во многих уголках Сопределья, одни еще несли в себе толику дара и разума, другие превратились в хищных и злобных монстров; чем слабее был мир, тем ниже опускались собратья, обитавшие там.
