Магия Дерини - Куртц Кэтрин Ирен (версия книг .TXT) 📗
К сожалению, все примеры, приведенные здесь, характеризуют исповедь лишь с ее отрицательной стороны, скорее как наказание, нежели ритуал примирения и исцеления, каким он и задумывался. До сих пор мы были свидетелями лишь двух примеров исповеди, имевших положительный результат, когда исповедь была использована по назначению. Оба случая связаны с предсмертной исповедью перед последним причастием. Для этого Эвайн и разыскивает епископа-дерини Найэллана перед тем, как приступить к исполнению обряда, который в конечном счете будет ей стоить жизни.
– Отец, я солгала Йораму и Кверону, – прошептала она, отведя взгляд на край пурпурной епитрахили, лежащей на его плечах. – Я сказала им, что в порученной мне миссии нет никакой опасности. Но если бы я сказала правду, они не позволили бы мне идти, а я обязана.
Найэллан медленно кивнул, в его стального цвета глазах нельзя было прочесть ничего. Они сидели в келье Найэллана, по углам которой были расставлены свечи, чтобы ничто не смогло помешать им.
– Эта опасность, – проронил Найэллан, с непревзойденным мастерством позволяя ей рассказать все, – касается лишь тебя или их тоже?
– Для них есть тоже небольшой риск, но они знают это и готовы принять его. Я рискую несравнимо большим.
– И ты готова принять на себя это?
– Да, отец. – Она подняла на него свои голубые глаза. – Я должна. И если понадобится жертва, я должна принести ее. Будет неверным настаивать на том, что я свободна сделать свой выбор?
Найэллан удивленно взглянул на нее. Плохое предчувствие отразилось в морщинах вокруг его рта, и на мгновение Эвайн потеряла доверие к нему.
– Ты, очевидно, хорошо и долго думала об этом, – сказал он после тревожной паузы.
– Да, отец, и я ручаюсь, что чаша сия минет меня. Но если мне дадут ее, я должна испить ее до дна.
– Должны ли и дети твои испить ее, если ты погибнешь в этом рискованном предприятии?
– Труднее всего, – прошептала она, отведя взгляд, – осознавать, что мои дети могут стать сиротами по моей вине. Но все же я должна пойти на этот риск. Я сделала распоряжения на тот случай, если не вернусь. – Она вручила ему запечатанный пергаментный пакет. – Фиона присмотрит за моими младшими и будет лучшей матерью для них, чем была им я. Если я решила поступить так, как велит мне мое сердце, я должна пойти на это. Только я могу это сделать. Ты понимаешь меня, Найэллан?
Мгновенье спустя он закрыл глаза и кивнул, положив ладонь на ее сложенные руки, и его епископское кольцо горело меж них, словно огонь маяка.
– Не совсем, дитя мое, но, очевидно, у тебя есть веские основания поступать именно так. Я не буду расспрашивать тебя далее, так как чувствую присутствие здесь той силы, которая превосходит все, что я могу привести в действие. – Он взглянул на нее в печальной задумчивости. – Позволишь ли ты по крайней мере молиться за тебя?
– Конечно, – сказала она со слабой дрожащей улыбкой. – Есть еще одно одолжение, которое вы можете сделать мне.
– Все, что в моей власти, дочь моя.
– Вы можете дать мне последнее причастие в случае, если я не вернусь из этой поездки. Это очень ободрит меня.
Найэллан вздрогнул, словно она ударила его, но после того, как его сердце успокоилось, он напряженно кивнул.
– Если ты действительно желаешь, конечно, я сделаю это. Однако ты должна осознавать, что Порам и Кверон могут почувствовать это. Отметы таких таинств очень часто заметны для священников их уровня.
– Этим утром у них будут свои заботы, отец, – прошептала она, думая, что приготовления уже начались. – К тому времени, когда это может стать очевидным для них, будет слишком поздно сделать что-либо, чтобы не позволить мне свершить то, что я должна свершить.
– Хорошо. Если ты подождешь меня здесь, я принесу масло и дарохранительницу из часовни.
Когда он вышел, она опустилась на колени, склонив голову над сложенными рукам. (Скорбь Гвинедда.)
Не взирая на тот факт, что мы, читатели, знаем детали, ставшие причиной ее разоблачения, ее разговор с Найэлланом не намного отличался от исповеди любого из людей, несмотря на тот факт, что его участники – дерини. Никто из них не использует свои способности для увеличения объема обмениваемой информации. С отцом Найэлланом разговаривает не волшебница дерини, а простая женщина Эвайн. Единственным проявлением магии было предостережение Найэллана о том, что Йорам и Кверон могут заметить отпечаток, наложенный последними обрядами, исполнить которые она просила его, хотя у нас нет свидетельств тому, что это таинство носит какую-либо специфику дерини по сравнению с ее исповедью.
Однако и исповедь, и последние обряды, конечно, могут принять размеры, превышающие привычные. Так, Камбер как Алистер Каллен исполняет оба таинства, связанные, со смертью Дэвина Мак Рори, находясь на расстоянии, связуясь с ним лишь посредством уз, соединяющих дерини, но передавая причастие и свое благословение так же уверенно, как если бы оба в действительности находились в одном и том же месте.
Вздохнув, хотя внешне не произошло никаких перемен, Дэвин открыл свою душу перед епископом, принимая в ответ отпущение грехов и благословение, словно шепот, текущий по той нити, что связывала их. Он, казалось, чувствовал прикосновение елея. Все было настолько реально, словно епископ преклонил колени рядом с ним и действительно коснулся его святым бальзамом. (Камбер-еретик.)
Очевидно использование таких средств, какие были задействованы в последнем прощании Камбера со своим внуком, лежит вне пределов возможностей простых людей. Он не мог ничего сделать Для того, чтобы тот остался жив, он лишь мог помочь ему умереть. Однако не ясно, осознавал ли в действительности умирающий Дэвин, что именно его дед своим разумом обнимает его, хотя очень Хочется думать, что перед самой смертью он понял это.
Закрыв глаза и еще сильнее опершись на поддерживающее его колено Джейсона, он дотянулся в последний раз до того, кто изнывал в комнате Совета и пытался собрать свои силы на той стороне постепенно утончающейся нити, связующей их.
Ему хватило времени лишь на то, чтобы ощутить последнюю, теперь уже бесполезную ласку и снова удивиться тому, как епископ Алистер похож на его деда Камбера. На мгновение ощущение присутствия самого Камбера, которое он помнил с детства, заполнило его и объяло любовью. Его последним видением, до того, как смертная тьма накрыла его, было плачущее лицо его деда и его сильные руки, дотянувшиеся, чтобы поддержать его. Затем пустота наполнила его, ослепив невероятно красивым светом, переливавшимся всеми цветами радуги. (Камбер-еретик.)
В отличие от смерти Дэвина, смерть Синила носила следы как физического, так и духовного воздействия последнего причастия, принятого из рук Камбера-Алистера. Исследование перехода в мир иной Синила относится скорее к другому разделу. Таким образом, нам не следует останавливаться здесь на этом, хотя смерть Синила и иллюстрирует важный аспект таинства евхаристии.
Из всех христианских таинств таинство евхаристии – самое значительное, лежащее в самом центре христианской веры. Для такого верующего, как Камбер, способного воспринимать весь диапазон нисхождения Божества во время таинства мессы, внутренняя энергия этого обряда и ее производные в действительности воспринимаются на определенных уровнях. В сакраментальном смысле такие элементы евхаристии, как хлеб и вино, становятся телом и кровью Христа в момент освящения.
После того как купол магической сферы был вдребезги разбит уходом Синила, Камбер замечает, что неосознанно размышляет о природе освященных гостий, так как ему кажется, что он остался жив лишь благодаря защите тела Господня в дароносице рядом с ним. Для него, в соответствии с догматами веры, правильное восприятие этого таинства всегда было средством духовного спасения. Теперь же он размышляет над тем, не могло ли именно оно спасти его, ибо устоять против вырвавшейся наружу энергии чудовищной силы, разрушившей купол сферы, могло лишь то, что было защищено вмешательством определенного рода сверхъестественных сил.
