Солнечный щит (ЛП) - Мартин Эмили Б. (е книги txt) 📗

— …но политика куда важнее, конечно. Мне говорили, Кимела лучшая в этом всем. Если принц хочет сохранить традиции страны, он назначит ее…

Я оглянулся на последний голос — он принадлежал Гетору Кобоку Гранату, министру промышленности, вернувшегося из осмотра фабрик. Я не сразу запомнил титулы с цветами у придворных, но с Кобоком было не сложно — он носил традиционный цветной браслет поверх рукава бирюзового камзола, золотые звенья и гранаты вспыхивали от света. Даже без этого символа статуса было сразу ясно, что он влиял при дворе — аристократы окружали его, ловили каждое слово.

— Я и не думала узнать о кандидатах в ашоки, а ты? — спросила Элоиз, пока мы шли мимо группы министров. — Я занималась только дорогой через Феринно.

— Я не спрашивал, но уловил немного от гостей королевы, — сказал я. — Из всех вариантов, похоже, Ойко, который может играть на миллионе инструментов, лучше всех нам подходит. Я слышал одну из леди Комитета благосостояния граждан, она говорила, что он против рабского труда. Меньше всего нам нужна Кимела, она за то, чтобы все оставалось на местами, и у Моквайи не развивались отношения с соседями. Думаю, нам будет тут сложнее, если ее назначат.

— Надеюсь, Яно сохранил те же убеждения, что и в письмах, — Элоиз смотрела на принца, мы подходили к юным придворным. — Даже если не подавал нам виду тут.

Мы добрались до юбок и камзолов нескольких дипломатов, они пропустили нас, тепло поприветствовав Элоиз. Она ответила с тем же теплом, представила меня тем придворным, которых я не встречал. Все они кипели от волнения из-за грядущего объявления. Не радовался открыто только Яно.

В честь первого дня си принц нарядился в бирюзовый шелк, рукава и воротник были оторочены золотом. Бусины нефрита и турмалина сверкали на вышивке и мочках ушей. Кристаллы на штанинах были размером с печать на кольце моего отца. Золото мерцало на шпильке, сдерживающей его длинные черные волосы в хвосте, сияло на рукояти церемониальной рапиры на его поясе. Не сочетался с цветом моконси только его браслет си, полоска бронзы и потертые от времени лазуриты. В первый день при дворе я удивился, увидев такой потертый предмет его красок, у многих этот си-ок был полон камней, как у Кобока, а потом я узнал, что этому украшению было семьсот лет, оно передавалось по наследству, и цвета меняли для каждого наследника.

— Доброе утро и счастливого моконси, принц Яно, — сказала Элоиз, стараясь правильно произнести традиционное приветствие. — Мы рады быть тут в этот день.

Яно взял удобнее стеклянную чашку чая со сливками, поджав губы.

— Мм, наверное.

Я понимал, что это точно был не принятый ответ на приветствие в первый день нового си, но Элоиз не дала себе расстроиться. Она тепло улыбнулась ему, выглядя искренне для тех, кто не знал ее, и указала на меня.

— Вы уже встречали нашего переводчика, Верана Гринбриера. Как видите, он присоединился ко мне для объявления нового ашоки этим утром.

Я чуть склонился, от этого вес надавил на мозоли. Я пытался понять, что сказать.

— Мы ждем этого.

Он чуть прищурился, но бодрая девушка рядом с ним ответила:

— Мы пытались выведать у него, кого он выбрал, хоть намек, но он непоколебим. Какой будет сюрприз!

— Для многих, — сухо сказал Яно, отведя взгляд на сцену в конце зала.

Я взглянул на Элоиз, но поведение принца все еще не разозлило ее. Она взглянула на меня с предупреждением и сказала:

— Я думала, Верану будет полезно узнать, как вы выбираете ашоки. Это точно будет… — она притихла, хмурясь. Через миг она взглянула на меня и перешла на восточный язык. — Не помню слово для «значительный». Не бенгка, да? Это «громкий»…

Я хотел ответить, но Яно заговорил на восточном с акцентом — я забыл, что он хорошо знал язык. Похоже, мы оба забыли.

— Слово «аквагии», и да, это значительное решение.

Я чуть не вздрогнул от удивления, но Элоиз не пошевелилась.

— Да, конечно, — холодно сказала она, еще улыбаясь. — Может, вы могли бы рассказать Верану о процессе прослушивания?

— И с чего это делегацию с Востока заинтересовал выбор ашоки? — Яно перевел взгляд с Элоиз на меня, поджав губы.

Я не знал, что ответить. Другие придворные ерзали с фальшивой бодростью на лицах — они не говорили на восточном, но понимали, что мы злили принца.

— Мы… просто услышал об их важности при дворе, — пролепетал я. — Я читал о них дома.

Он прищурился и отвел взгляд на пустую сцену. Его свободные пальцы теребили золотую бахрому на рукояти рапиры.

Молчание затянулось, и энергичная придворная снова завела разговор. Она коснулась моего лацкана.

— О, как мило! — воскликнула она. — И как идет новому си!

Я посмотрел туда, где ее пальцы задевали серебряного светлячка на моем камзоле. Жемчужина из Люмена отливала бирюзовым, подражая голубым светлячкам-призракам, которые летали вокруг замка летом. Это был подарок от мамы на ступенях здания Сената Алькоро, когда мы собирались в путь в июне.

— Чтобы помнил о корнях, — она приколола брошь к тунике с такой силой, словно ткань ей что-то сделала.

— Я не забуду, мама, — я замер, чтобы и меня не укололи.

— Надеюсь, потому что Кольм тогда ответит за это, — она похлопала по броши и стала поправлять шнурки на моей тунике. — Слушайся Ро. И помогай Элоиз.

— Буду.

— Пей больше воды, чем кажется нужным. Держись тени, не бойся просить других об отдыхе. Они послушают…

Я покраснел.

— Я знаю, мама.

— Я знаю, что ты знаешь. Просто… — она вдохнула, прижимая ладони к моим плечам. — Земля и небо, просто будь осторожен, Веран. Слушай свое тело.

Я вернул внимание к придворным вокруг меня, пытаясь не давать воротнику раскалиться, как было в тот день в Алькоро. Бодрая девушка — нужно было узнать у Элоиз ее имя — сказала что-то, что я не уловил.

— Что, простите? — сказал я.

— Говорю, ваша брошь — это эрндук, жучок со светом, священный для вашего народа, да?

— Эм, да. Это светлячок.

Это порадовало всех, и все — кроме Яно и Элоиз — рассмеялись. Я думал, что радостно. Воротник нагрелся, хоть я и старался.

— Надеюсь, он будет сиять на балу Бакконсо на следующей неделе, — сказала другая. — Это будет очаровательно!

— Вы же будете на Бакконсо? — спросила первая.

Элоиз подтвердила, что мы будем на знаменитом балу, хотя мы не понимали этого. Название переводилось как «лампа индиго», и в той информации, которую мы собрали, был упомянут минеральный порошок, который ярко сиял белым в свете особого синего фонаря. Я не понял, что делали с порошком, или как это было связано с танцами, но младшие придворные болтали об этом постоянно несколько дней.

— И у вас есть брошь эрндук? — спросила девушка у Элоиз.

— Мы не из одной страны, — начала Элоиз. Мы не успели объяснить разницу между Озером Люмен и горами Сильвервуд, звон донесся из другого конца зала. Поднялся взволнованный шепот, и народ приблизился к занавесу сцены, ткань сменили за ночь с зеленой на бирюзовую. Придворные вокруг нас стали суетиться и шептаться.

— Простите, — Яно опустил чай, он, видимо, собирался сделать объявление. Но он не пошел на сцену, а резко шагнул к нам. Я отпрянул в сторону, врезался в Элоиз. Трость покачнулась, я неловко вывернул лодыжку и ощутил, как лопнула мозоль.

Я подавил гримасу, а Яно склонился ближе, так быстро, что со стороны это приняли бы за кивок.

— Мои люди за вами следят, — шепнул он на восточном сквозь зубы. А потом выпрямился, повернулся и ушел без усилий сквозь бирюзовую толпу. Они расступались перед ним как океан.

— Что? — сказал я вслух.

— Что? — повторила Элоиз. — Что он сказал?

Я придерживал ее плечо, выпрямляясь, смотрел, как он шел к сцене, золотая шпилька в черных волосах сияла.

— Я… не уверен, — я пытался понять его слова. Он не так перевел слова? С чего вдруг говорить такое зловещее? Это было направлено к нам обоим… или только ко мне?

За мной следили?

Я подвинул ноющие ноги и скривился от разорванной мозоли на подошве. Я уперся в трость, меня мутило от боли и странной фразы Яно.