Маледикт - Робинс Лейн (книга бесплатный формат TXT) 📗
— Видишь, рука не болит.
Янус и Джилли окаменели. Маледикт улыбнулся им ядовитой улыбкой, которую обычно приберегал для врагов. — Я бы положил всему конец, если бы вы двое меня не задержали.
— Ты бы погиб, — сказал Джилли. Несмотря на чувство вины, которое он испытывал в результате долгого общения с Маледиктом, одна мысль о том, что он может лишиться друга, причиняла Джилли еще большие страдания.
— В самом деле? Это с Ней-то в груди? — Маледикт пожал плечами, словно его не занимал этот вопрос, и убрал меч в ножны. — Не исключено, однако только после того, как умрет младенец. Мое избавление от Ани возможно не раньше, чем завершится месть.
— Помни, что простая месть нас не устроит, — сказал Янус. — Нам нужны место при дворе, титул, безопасность.
— Я помню, — ответил Маледикт. Усевшись за спинет, он смахнул с запачканных кровью клавиш оторванное крыло и извлек несколько нот, странно приглушенных. Затем открыл крышку и обнаружил еще одного грача, запутавшегося в струнах. Птичий трупик полетел на пол. — Ани все равно.
32
Арис дрожащей рукой покачивал пустую колыбель. В соседнем кресле, прижимая к себе дитя, сидела кормилица. Она бросала беспокойные взгляды то на короля, то на его гвардейцев.
— Ади был гораздо крупнее, — произнес Арис. Женщина открыла было рот, но промолчала. Ребенок сосал молоко. В углу детской Ади играл с Хелой, не проявляя ни малейшего интереса ни к новому малышу, ни к тому, что теперь его права на трон под большим вопросом.
— Говори, если хочешь, — разрешил Арис.
— Ваш сын родился в срок, а этот, такой маленький… Чудо, что он вообще выжил. — Она принялась качать ребенка. Крошечные губки раздвинулись, показывая розовые десны и перепачканный молоком язычок.
— Он должен быть полноценным. — Голос Ариса дрогнул на последнем слове. Он гадал, не окажется ли дитя его брата еще одним Адираном. Здоровое тело — и слабый ум. Стоя теперь возле колыбели, он не мог решить, что было бы лучше. Ему нужен наследник, ребенок в здравом уме с безупречным происхождением. И все же… если мальчик окажется неполноценным, ему ничего не грозит. А Арис, который видел разбитую карету, искромсанную будто когтями, тело кучера со сломанным позвоночником и вспоротый живот Амаранты, знал, что опасность более чем реальна.
Арис сбежал в детскую, сбежал прочь от кошмара, от диких, невообразимых подробностей из доклада Джаспера. Едва рассвело, Данталион явился с ребенком на руках — окровавленным, но живым. Джаспер внес в залу и с почтением положил на пол тело Амаранты. Ее прекрасное лицо было пустым, в открытых глазах застыло безумие.
— Он не стал ждать, сир. Не стал ждать, выживет она или умрет. Он просто разрезал ей живот и забрал ребенка. И оставил ее тело валяться на дороге словно отбросы.
Поначалу Арис почти боялся взглянуть на ребенка — вдруг слова Джаспера непостижимым образом оставили на нем клеймо? Но малыш смотрел на мир ясными, чистыми глазами. Арис вспомнил тот слишком краткий миг, когда Аврора с улыбкой протянула ему Адирана. Они еще не знали, что она умирает. Не знали, с какими изъянами родился Адиран.
Арис робко коснулся мягкого черепа ребенка, обнял его ладонью, теплый и пульсирующий. Этим моментом он был обязан решительности Данталиона — и все же не мог доверять ему. Вчера вечером — всего лишь вчера вечером! — он слышал, как Данталион превозносит систему отбора детей, заведенную в Итарусе. Итарусинцы оставляли жизнь только совершенно здоровым младенцам, тех же, что рождались с недостатками, швыряли в ледяное море. Арис подумал о своем ласковом Адиране — и поспешно покинул залу.
— Сир. — Джаспер, едва увидев спящего младенца, понизил голос. Следом вошел Эхо, стараясь не смотреть на залившуюся румянцем кормилицу.
— Вы установили причину происшествия? — спросил Арис; впрочем, он прослушал половину ответа, увлеченный изучением тонких венок на веках малыша.
— Кучер испугался… потерял управление, хотя почему… — говорил Джаспер.
— Мы допросили конюхов, — сказал Эхо. — И обнаружили серебряную нитку в пустом стойле. Возможно, эта нитка от вышивки.
— Что почти ни о чем не говорит, — подхватил Джаспер. — Нитка может оказаться с ливреи, а то и с платья какой-нибудь шаловливой знатной девицы. Нынче серебро в моде…
— И моду на него ввел Маледикт, — проговорил Эхо.
Арис осторожно взял ребенка из рук кормилицы. Малыш не замедлил ухватиться за его большой палец. Арис улыбнулся.
— Крепкая хватка. По-моему, я уловил проблеск понимания в его лице.
— С ребенком все в порядке, — заверила кормилица. — Конечно, он маловат — но при хорошем уходе быстро наверстает.
— Верно, — сказал Арис. В нем боролись радость и тревога. Наследник. Освобождение от тяжкой ноши. Однако оставить прекрасному ребенку такой двор…
За его спиной голоса Эхо и Джаспера становились громче — спор принимал серьезный оборот.
— Говорю вам, можете не обвинять в случившемся вашего фаворита, — утверждал Джаспер. — Нельзя винить в смерти человека, которого даже не было при дворе.
— А вы, полагаю, видите здесь вмешательство черной магии? — фыркнул Эхо. — Ваша Безумная Мирабель прокралась на территорию дворца, причем в том же самом бальном платье, и отравила кучера с помощью заклинаний? И с их же помощью она от вас ускользнула? Придумайте что-нибудь поновее.
— Быть может, если бы вы согласились делиться с моими людьми информацией, полученной из ваших источников… — заметил Джаспер. — Мы уверенно чувствуем себя во дворце и на главных улицах города. Переулки и Развалины — дело ваших Особых отрядов, а ведь и им не удалось обнаружить Мирабель. Впрочем, она здесь ни при чем. Полагаю, вы должны признать…
— Вам я ничего не должен, — огрызнулся Эхо.
— Нужно проверить все версии. Амаранта боялась… — Джаспер вздрогнул под внезапным и пристальным взглядом Ариса.
— Кого боялась? — спросил Арис.
— Более чем одного человека, — договорил Джаспер, избегая смотреть в глаза королю.
— Вашего незаконнорожденного племянника, — смело договорил Эхо. — Вашего последнего советника. Она боялась Януса, и все же я полагаю, что все нити ведут к Маледикту.
— Эхо, до вас, кажется, долго доходит. Маледикт не был на балу, — сказал Джаспер.
Арис положил ребенка; в горле вдруг застрял холодный ком. Он с силой выдавил слова; словно замороженные, они едва смогли донести довод до его собеседников.
— Он был там. — Арис качал колыбель, вспоминая шершавый шелк губ Маледикта на своих. — Я видел, как он вышел со стороны садов и конюшни.
Джаспер и Эхо разом замолчали и уставились на короля.
— Я сам видел Маледикта — взгляд безумный, а поведение… — Арис умолк, понимая наконец, каким глупцом был. Король опустился на обитую бархатом скамью, на которой любил дремать Ади, и закрыл глаза руками. В фигуральном смысле он закрывал глаза и на смерть Критоса, и на смерть Ворнатти — быть может, потому, что оба — погрязший в долгах игрок и старый распутник — были не жильцы.
Даже когда пал Ласт, Арис искал других врагов, глядел в темные глаза и утешал себя постыдной мыслью, что, возможно, брат сам был отчасти виноват в собственной смерти. В конце концов, все знали о вражде Ласта и Маледикта. Возможно, Маледикт лишь защищался. Арис даже предположил, что со смертью Ласта юноше больше некого будет ненавидеть, и злоба его исчезнет.
Но ведь король прекрасно знал: к ненависти привыкают. Почему он не допускал и мысли о виновности Маледикта? Почему покорно принял ненавязчивый шантаж юноши, поверил, что его просто нужно отвлечь от скандала? Арис даже, прости его Баксит, был склонен расценивать происходящее между ними как состязание в остроумии.
— Эхо, — сурово проговорил король. — Вы обвиняете Маледикта. Каковы, по-вашему, его мотивы? — Возможно, Арис и был дураком, но он умел учиться.
— Мотив один, сир — Янус, — ответил Эхо. — Все, что делает Маледикт, он делает для Януса. — Эхо поднял руку, отметая возражения Ариса. — Я не уверен, что Янус понимает, с какого рода человеком связался.
