Шагни в Огонь. Искры (СИ) - Мичи Анна "Anna Michi" (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
Диагноз: чрезмерное истощение.
Все четверо. Да что там, все шестеро магов. Все двенадцать подопытных.
Нинъе усмехнулся. Отложил тетрадку.
Сердце билось тихо и мерно, стучало себе, как ни в чём не бывало. Мир стоял на месте, ночь дышала вокруг.
Тенки провёл ладонями по лицу, впиваясь пальцами в кожу, сильно, до боли.
Он-то ещё жив.
Ещё жив и не собирается умирать. Ни через четыре года, как тот нинъе, ни даже через восемь, как элхеский его сверстник под буквой «Лэй».
Да и рано отчаиваться.
Адепт выдохнул, выдохнул глубоко-глубоко, выгоняя из лёгких весь воздух, до последнего предела, пока не показалось, что уже не сможет дышать. Тогда медленно и плавно, еле-еле ощущая движение воздуха в грудной клетке, вдохнул.
И снова притянул отодвинутую на край стола тетрадку.
К обложке в конце её крепились отдельные листы с загадочным: «непроверенные сведения, позднейшие исследования». Тенки глянул с интересом – но тут же оный потерял: здесь перечислялись основные слухи, сопровождавшие проект. Увидел пару-тройку забавных, усмехнулся.
Похоже, из-за обилия шестёрок в чьих-то не слишком умных головах зародилась мысль о замешанных в эксперименте демонах; демоном считали и самого Эллгине, и его главных помощников; также наличествовало мнение, что, помимо перечисленных двенадцати человек, заклинанию подверглись и сами представители демонского мира; по иному мнению, Эллгине служил лишь марионеточной куклой для опять же пресловутых демонов.
Демоны-демоны-демоны – Тенки скривился – разве ж демоны вмешиваются в нашу жизнь? Зачем им нужны эксперименты с людьми? Разве мало своего материала? И какая связь между шестёрками и демонами, кроме глупых суеверий? Неудивительно, что место этим предположениям в серьёзной книге не нашлось, так и оставили, прикреплёнными к тетрадке-описанию листами.
Эллгине провёл подобный эксперимент на себе самом – кричали строчки. Эллгине заставил окружающих поверить в свою смерть, а на самом деле ушёл в демонский мир. Эллгине никогда не был человеком. Эллгине был женщиной – Тенки фыркнул. И закрыл тетрадь – с него хватит. Эллгине-баба – да, это было бы сенсацией.
Вот только за такое количество лет подобное неизбежно выплыло бы наружу.
Ладно, про Эллгине адепт выяснил. Маг ненадолго пережил своего последнего подопытного – того мальчишку-элхе. Умер Эллгине на девятый год после величайшего творения своей жизни, заклинания, что он назвал «Алым бутоном».
Эллгине умер. А спустя несколько десятилетий после смерти учёного-философа его изысканиями заинтересовались боевые маги. Шла Великая война – любой способ достичь победы казался драгоценным.
Йисх как-то обронил: мол, использовал в отношении Тенки чары, которые накладывали когда-то на магов-шпионов. Чары, замешанные на заклинании Эллгине, по действию очень похожие на «маску вора», сообщавшие хозяину поразительные ловкость и скорость, замечательный слух, орлиное зрение – массу положительных эпитетов придумывали поэты, но маги знали, чем оплачены подобные возможности.
Тенки нагнулся над ящиком.
Вот оно.
«Применение магии в военных условиях». Тоненькая брошюра с жирной пятёркой на обложке – ну хоть тут не шестёрка – «пятый номер, разведывательная деятельность».
Посмотреть адепт хотел только одно. Сколько лет после применения заклинания оставались в живых те шпионы?
«Идемес Аторана». Восемь лет.
«Эйели Гиннеру». Четыре года.
«Инневен Вейст». Как странно, элхеское имя, нинъеская фамилия. Неужели полукровка? Пять лет.
«Атери-иле Ваиму». Четыре года.
Взгляд Тенки устал путаться в именах, потеряв способность их воспринимать. Двигался вниз по тонкому столбику в огромной таблице общих сведений.
Шесть лет. Четыре. Семь. Десять. Восемь. Восемь. Шесть. Пять. Десять.
Причину смерти здесь не сообщали.
Но светловолосый адепт догадывался. Два слова: «чрезмерное истощение».
Никто из них не прожил больше десяти лет. Никто, ни один. Ни элхе, ни нинъе, ни тот старый «Иэ», оставшийся лишь буквой в отчёте, ни молодой «Лэй».
Никто, испробовавший «Алый бутон» на своей шкуре. Зависимость от чужой энергии, необходимость перерабатывать количество, намного превышавшее обычные способности человеческого тела – вот в чём причина бесстрастной формулировки: истощение. Это не духовное истощение, это физическое – когда организм сходит с ума и начинает гнать энергию сквозь себя, не находя способов распределить её, справиться с избытком.
Значит, десять лет.
Нинъе усмехнулся. Выпрямился, посмотрел на груду разбросанных книг и тетрадей, желтоватых от старости листков, на внушительный ящик с надписью «Эллгине».
В январе Тенки исполнилось восемнадцать. В январе сорок второго года Рейки.
Увидит ли он Рассвет пятьдесят второго?
Осталось десять лет.
1995 год от Рождества Христова
Таллинн
Этот апрельский денёк выдался тёплым. Недавно ещё накрывавший весь Таллинн снег растаял, превратился в серые лужи, размочил землю, и Мирт бегал по этим лужам, как сумасшедший, как щенок, довольный и весёлый до невозможности. Время от времени пёс скашивал на хозяйку круглый шоколадный глаз, радостно ухмылялся жарко открытой пастью и угрожал забрызгать грязной водой, когда крутился рядом с неторопливо шагающей девушкой.
– Давай, иди от меня! – приказала Юля, нарочито презрительно морща нос. – Нечего, нечего!
Направлялись они на Штромку, туда, где пустынная в середине весны полоска коричневого пляжного песка отделяла жилые районы от моря. Место, любимое обоими, и собакой, и его хозяйкой. Мирт будет прыгать в воде, мотать ушами и кусать набегающие волны, а Юля сядет на качели и улетит в другой мир. Больше всего на свете девушка любила качели.
Когда закрываешь глаза и взлетаешь в холодном весеннем ветре, замрёт, бывает, сердце и засосёт под ложечкой, и покажется вдруг, что действительно летишь, взаправду, по-настоящему. И только ледяное на ощупь железо под ладонями мешает поверить – а так хочется иногда отпустить его и не держаться вовсе.
Мирт учуял море, оглянулся на хозяйку, глаза блеснули.
– Ну чего? – кивнула ему Юля. – Я ж тебя не держу – беги!
Пёс умчался, только длинный хвост взметнулся и исчез между поросшими редкой травой песчаными холмами. Пройдёшь по тропинке между этими холмами и ты уже на пляже, по левую руку качели, впереди – море. Впрочем, море уже виднелось на горизонте серой полоской, выглядывало в промежутках между барханами.
Юля последовала за собакой. Вышла на пляж, ступни утонули в песке. И сразу недовольно скривилась: качели оказались заняты. На обеих досках устроились мальчишки лет по тринадцати-четырнадцати и, взлетая чуть не вверх тормашками, оживлённо переговаривались. Сказать вернее, даже перекрикивались, ребячьи голоса далеко разносились по безлюдному пляжу.
Подходить к качелям девушка передумала, уселась на скамейку сразу за ними, вытащила из рюкзака книжку. Ладно уж, подождёт, пусть и Мирт насладится себе игрой с морем.
Дети на качелях Юлю не замечали, болтали беззаботно.
– Кстати, спасибо за кактус! – донеслось до девушки.
– А, да ничего, – эхом ответ. – Не стоит, как говорится, благодарности.
– Прикольный подарок, мне ещё никто не дарил кактусов. Надо будет ему имя дать.
Смешок.
«Ну у них и подарки, – подумала Юля, – кактусы – ещё и имена дают». На этом решила не вслушиваться, тем более что книжка была из интересных, не оторваться.
Выглянуло солнце и гладило теперь по скамейке, рядом шумело море, Мирт где-то бегал – словом, идиллия. Периодически Юля поднимала голову, выбираясь из книжного мира, смотрела на качели, с неудовольствием убеждаясь, что мальчишки ещё не ушли, и снова погружалась в приключения героев.
Книга была фантастической и как раз про другой мир, – возможно, именно поэтому схваченное слухом: «снится другой мир» не унеслось вместе с ветром, а ворвалось в сознание, заставляя девушку снова взглянуть на качели. Недоуменно.
