Тени Шаттенбурга - Луженский Денис (полные книги TXT, FB2) 📗
Между тем Ульрика раздала всем по куску вареного мяса, разломала ржаной каравай. Когда все подкрепились, налила из деревянной баклаги по полчашки темного, пахнущего травами настоя.
– Бодрит, – коротко обронила она.
После того, что произошло, все ощущали усталость, а потому послушно выпили предложенное питье. Возвращая баронессе чашку, Кристиан коснулся ее руки и явственно ощутил, как дрожат пальцы женщины. Он нервно улыбнулся – выходит, страшно не только ему.
– Ну что ж, вперед, – сказал Николас и первым шагнул во мрак.
Если бы кто-то снаружи смотрел вслед уходящему в штольню отряду, он бы еще с минуту видел отблески факелов на стенах. Потом скрылись и они.
4
Их было четверо. Четверо, да еще один, державшийся поодаль от остальных. Он скрывался в зарослях орешника и малины, не лез на глаза, но его незримое присутствие ощущал каждый из братьев. Троих оно заставляло ежиться и вздрагивать от каждого шороха, доносившегося из чащи; четвертый был слишком занят, чтобы бояться.
– Эвон… – Он присел на корточки, всмотрелся в примятую прошлогоднюю хвою, пощупал оставшийся на мягкой земле отпечаток. – Здесь они прошли, сучьи дети.
– Идут-то куда?
– К восточному лазу, – неуверенно проворчал следопыт. – К нему, не иначе.
– Там сторожа.
– Они о том не ведают.
– О лазе ведают, а о стороже – нет?
Миг следопыт раздумывал, почесывая блошиный укус на толстой, как полено, и по-медвежьи волосатой руке, потом двинулся дальше – той легкой и беззвучной походкой, что присуща бывалым охотникам. Трое товарищей не отставали, да и ртов больше не раскрывали: погоня лишней болтовни не терпит. Особенно когда твоя дичь – люди.
Знали друг друга они не то чтобы давно, но все ж и не первый день: успели обтереться и товарищей в деле поглядеть. Бывший лесник, бывший же мельник, да бортник с плотником – тоже бывшие. Ныне же – названые братья, отстоявшие в Третьем чертоге по три Восхождения и причащенные черной водой. Верные.
Разговор им пришлось продолжить, едва лишь стало ясно, что с прежними догадками вышла промашка. Остановившись возле ручья, русло которого взрыли копыта недавно прошедших лошадей, старший дозора вновь принялся скрести нестрижеными, забитыми грязью ногтями зудящий укус на предплечье.
– Не к восточному идут.
– Куда ж тогда? К северному?
Следопыт только фыркнул: на пути к северному лазу лежало ущелье, через которое с лошадьми никак не пройдешь, и задавший вопрос бортник наверняка об этом знал.
– Не ведают про наши лазы, сучьи дети, – процедил он с удовлетворением. – Но ищут их, Темным клянусь. И прошли тут недавно.
– Почем знаешь?
– Гля: в яму от копыта вода сочится, ан по край еще не набежало.
– Выходит… нагоняем? – Бортник облизал губы и боязливым движением перехватил поудобнее древко гизармы. – Говорят, они Вальтера побили да верных, что ходили с ним.
– Вальтер был увальнем, а с ним ходили едва причастившиеся сопляки.
– А етун? – спросил плотник – хмурый, обычно молчаливый верзила в потертой коричневой сутане.
– Верно! – подхватился мельник, тощий и невысокий мужичок с клочковатой бородой, похожей на пучок гниющей соломы. – Етуна они кончили!
– Брехня, – поморщился лесник. – Кто это видал?
– Многие! Когда дозор Грека вернулся…
– Грек не видал, как кончали етуна. И кто кончал.
Мельник открыл было рот, да так и закрыл его, не сказав ни слова. А плотник хмыкнул с пониманием – похоже, сразу смекнул, к чему клонит старшой.
– Так-то, учитесь горшками своими варить, дурни. На той поляне сшибка была – то верно, но сколь бойцов на Вальтера налетело? Никто не поведает, всех там положили. Увалень поспешил, хотел перед матерью выставиться, удачу за хвост сцапать, да пальчонками своими кривыми ни перышка не ухватил. Мы-то на рожон не полезем, но и своего не упустим.
И он внушительно потряс крепким тисовым луком, которым владел с большой ловкостью. Ободренные братья снова двинулись по следу, нагоняя маленький отряд чужаков, опрометчиво вторгшихся во владения верных. Сунутся те к одному из лазов – что ж, там их примут стерегущие проход дозорные. А не сунутся – так все одно найдется кому о них позаботиться. Мало кто знает эти предгорья лучше, чем бывший лесник.
Однако же скоро стало ясно, что незваные гости полезли к старым копям не наобум. Услышав негромкое ржание лошадей, верные замедлили шаг. Лесник не без удовольствия смотрел, как его люди крадутся среди кустов и деревьев – почти неслышимые, почти незримые. Толковые парни, к тому же он сам недурно их натаскал. Все же на душе было тревожно: впереди опасный враг, и случиться могло всякое. Лесник спиной чуял взгляд пятого – того, что неотступно следовал за братьями. Этот один стоит десятка, и от него никто не уйдет, даже конный.
Поляна… Стреноженные лошади щиплют под березами сырую траву… Люди-то где? Лесник подобрался, всматриваясь в каждый куст и каждую кочку. Незваные гости бросили животин и дальше пошли на своих двоих? Глупо… если только не…
Выругавшись сквозь зубы, он выскочил из-за выворотня, за которым прятался, быстрыми волчьими прыжками пересек поляну, замер посреди густого малинника, выросшего на мшистом склоне. Выругался еще раз – уже в голос – и замахал рукой, подзывая товарищей.
– Лаз! – прорычал он, указывая на провал, открывшийся среди примятого кустарника. – Старый лаз они распечатали, сучьи дети! И под землю ушли!
– Откуда узнали-то? – с изумлением спросил бортник.
– Отку-у-уда, – передразнил его старшой и сплюнул дурню под ноги: – Спросим, когда споймаем! Внизу им с нами не тягаться.
– А поспеем? Велено всем в Чертогах быть после полудня. Сказали, третьего дня агнца привезли…
– И ты думаешь, нам зачтется, если мы теперь повернем? Они уже под землей, куриные твои мозги! Проходы там – что моток спутанных ниток, а ну как сучьи дети прямиком к Первому чертогу выйдут?!
На это бортник промолчал – даже ему было ясно, что ни святая мать, ни Вильям за такую промашку по головке не погладят. Впрочем, если кто-то еще сомневался, следующим доводом лесник его добил:
– Возьмем незваных гостей – зачтется нам на Возвышении.
– Верно! – зловеще осклабился мельник. – Пошли, старшой, намотаем кишочки на ножички!
Закинув за спину самострел, он вытянул из ножен острый, как игла, стилет… и вздрогнул, когда разом заржали все семь чужих лошадей – громко, испуганно… и охнул, сбитый с ног ударом большого сильного тела, метнувшегося к нему из зарослей бузины…
Повернувшись, лесник успел увидеть, как валится ничком мельник. Половина лица несчастного превратилась в кровавую маску, из рассеченного горла с алыми брызгами вырывался предсмертный хрип. А его убийца уже прыгнул к старшому и полоснул длинными когтями. Лесник чудом увернулся от удара, отскочил, покатился по земле, обдирая руки о колючие ветки. Етун! Не зря про тварей упорно ходили слухи, что, даже обученные и усмиренные, они однажды могут сбрендить и разорвать любого, кто окажется рядом. Как знать, может, и Вальтера с его остолопами прикончили вовсе не чужаки, а собственное «ручное» чудище?
Ну, держись, погань! Бывалый охотник даже в падении не выпустил из рук оружия. Мигом вскочив на ноги, он вскинул лук, привычно рванул к плечу тетиву… и обомлел.
«Это ж не етун!»
Пригнувшееся перед броском создание было не столь внушительно, как сопровождавшее дозор чудовище, – и ростом пониже, и в плечах поуже. Черная тварь чуть крупнее самого лесника походила одновременно и на человека, и на здоровенного жука. На вытянутой безротой морде светлели узкие бледные глаза без зрачков. Тонкие суставчатые пальцы растопырились, точно веер из кинжалов.
Первым не выдержал бортник: дико заорав, он взмахнул гизармой – кажется, им больше двигал страх, чем решимость. Стремительное, как порыв горного ветра, существо бросилось на верного. Щелчок спущенной тетивы… Попал?! Лесник готов был поклясться, что попал – с пяти шаговто! – но черная тварь будто и не заметила стрелы с широким охотничьим наконечником. Одним взмахом жилистой лапы она буквально перерубила древко гизармы пополам. Второй удар почти оторвал бортнику голову.
