Минос, царь Крита (СИ) - Назаренко Татьяна (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
Женщины осыпали афинянина цветами. Некоторые подбегали и прикасались к нему — обреченный на смерть, говорят, мог принести удачу, словно тот бог, чьи изображения каждый год вывешивают критянки на деревьях.
В толпе я заметил Ариадну. Она протянула герою букет весенних цветов. До сих пор равнодушно взиравший на окружавших, Тесей благосклонно принял дар царевны, погрузил в него лицо и, должно быть, поблагодарил ее. Она тоже что-то сказала.
Тесей скрылся в переходе. Я совершил возлияние Посейдону и первый удалился c Большого двора.
На галерее меня нагнал Катрей. Бледный от ярости, он, тем не менее, сохранил внешнюю почтительность. Склонившись передо мной, подчеркнуто-смиренно спросил:
— Отец мой, великий анакт Крита и Киклад, значат ли твои слова, что ты, о, богоравный, отказываешься от плодов своей победы?
— Не от всех, — так же сдержанно произнес я. Катрей опускал ресницы, чтобы спрятать от всех глаза, такие же ненавидящие, как у Тесея. — Лишь от кровавой дани. Басилевс Эгей уплатил мне старый долг.
Катрей побледнел еще больше, и на скулах его заходили желваки. Голос стал уж совсем тихим и смиренным.
— Но ведь смерть твоего сына — оскорбление, нанесенное не только тебе. Разве не надлежит отменять дань после совета со своими гепетами, или хотя бы с наследником престола?
— Я еще анакт, сын мой, — подчеркнуто кротко улыбнулся я.
Сын поспешно склонился, тяжело перевел дыхание, но промолвил:
— Да, это так. Прости меня, мой богоравный отец, за то, что я дерзко посмел спорить с твоей волей.
О, этот короткий вздох, этот низкий поклон, который позволил моему наследнику скрыть лицо… Будь рядом Ариадна, она начала бы уверять, что ее брат умыслил против меня… Но я позволил Катрею и свите удалиться, поднялся наверх, уединился в своих покоях и приказал подать вина — не для того, чтобы, как в былые времена, вспомнить о прожитом, неведомым образом черпая в нем силу, а лишь для того, чтобы оглушить себя. Когда Итти-Нергал явился ко мне доложить, что афинян доставили в Амонисс, я уже был пьян. В ответ на мое мрачное молчание верный пес, не дожидаясь распоряжений, почтительно поклонился и удалился. Вскоре я услышал, как он вполголоса отдает страже приказания никого не впускать ко мне.
Я забыл об этом позаботиться.
Ариадна. (Первый год двадцать первого девятилетия правления Миноса, сына Зевса. Созвездие Овна)
На следующий день я проснулся ближе к полудню. Голова раскалывалась, меня мутило. Поплелся в уборную и, едва нагнулся над зияющим отверстием, на дне которого плескалась черная проточная вода, выблевал все, что было в желудке. Рвота принесла некоторое облегчение. Я ударил в медный диск и стиснул зубы: его звон отдавался в голове. Слуги, стараясь быть совсем неслышными и незаметными, тотчас же явились на зов.
После горячей ванны и массажа я ощутил себя бодрее и поинтересовался у распорядителя Дисавла, ожидает ли кто меня с делами. Юноша отвел взгляд.
— Да, богоравный анакт…
Мне не понравилось, как он ответил. Встревожено спросил:
— Что случилось?
— Тебе лучше услышать об этом от людей благородных и мудрых, мой божественный анакт, — пролепетал Дисавл, уже не в силах скрывать свой страх. — Ужасно…
Спешно облачившись, я вышел в соседние с опочивальней покои, где обычно занимался делами.
Меня ожидала целая толпа во главе с Катреем. Сын был взбешен. Я это сразу понял, хоть он и пытался скрыть ярость под привычной любому царедворцу любезной личиной. Мне ли не знать, что означает это едва заметное трепетание тонких, словно выточенных резцом искусного скульптора, ноздрей, эти неровные пятна, проступающие сквозь темную кожу на скулах, этот волчий блеск глаз? Девкалион тоже старался держаться невозмутимо, но время от времени исподволь бросал на брата взгляд, словно молосский сторожевой пес, который готов броситься и растерзать любого, но, вышколенный, ждет слов хозяина, хотя и не понимает, зачем тот медлит. Лавагет Тавр виновато глядел на меня. Итти-Нергал, совершенно убитый, прятал глаза. На лицах других придворных тоже читались замешательство, смятение и страх. Ариадны среди собравшихся не было, хотя именно она первая являлась ко мне по утрам. Я вспомнил торопливый, шелестящий шепот слуг и подумал: они знали обо всем и были напуганы случившимся.
Я обвел присутствующих взглядом. Почувствовал, как предательски дрогнул угол рта, перекашиваясь в нехорошей гримасе.
Катрей метнул властный, подобный остроотточенному клинку, взгляд на Итти-Нергала. Тот глухо застонал и рухнул передо мной ниц.
— Что случилось, Нергал-иддин? — спросил я. — Встань и говори мне все, как есть. Не страшись моего гнева, ибо, памятуя о верной службе, я буду снисходителен к твоим проступкам.
— О, великий анакт, — сокрушенно произнес Нергал-иддин. — Богоравный Минос! Сегодня на заре жрецы Минотавра явились для того, чтобы посмотреть, ярится ли рожденный Пасифаей, или уже можно прибраться в святилище. И увидели, что сын Посейдона мертв!
Свершилось!!!
Я перевел дыхание и… не стал скрывать радости.
— Продолжай! Что с афинянином? Как ему удалось сладить с чудовищем голыми руками?
— Афинянин взял с собой в святилище стилет и убил им божественного Астерия. А потом… Он бежал из дворца!
О, мойры, мудрые и всемогущие!!! В том, что Тесей жив, нет моей заслуги, но я с радостью принимаю вашу волю!
— Ты улыбаешься, отец?! — слишком уж любезно осведомился Катрей. — Может быть, тебе ведомо и то, что написано здесь?
Мой наследник шагнул ко мне, помахивая перед собой восковой табличкой.
— Нет, — голос мой не дрогнул, — но я чаю, Ариадна пишет, что в точности исполнила мое повеление.
Сказал я по наитию, потому что дочери здесь не было, и по лицу Катрея, который на какой-то ничтожный миг не совладал с собой, я понял: пущенная наугад стрела попала в цель.
— Ты читал ее? — в моем голосе был обычный интерес, не более. Я умею скрыть от Катрея свои помыслы.
— Табличка запечатана, — за подобающей сыну и царевичу почтительностью я слышал: он истекает желчью. Нрав моего первенца подобен моему, но более необуздан. — Ариадна хотела, чтобы ты прочел ее первым. Как смею я читать то, что надписано моему отцу и анакту? Мне ведомо лишь, что моей сестры нет во дворце. И что воин Итти-Нергала, Клисфен из Эпира, охранявший врата в святилище Астерия, — последний, кто видел царевну. Она шла с афинянином и повелела ему выпустить их вдвоем.
— Почему же я не вижу здесь Клисфена? — поднял я бровь, глядя на все еще простертого у моих ног Нергал-иддина.
— О, мой богоравный анакт! — простонал тот с земли. — Я не решился вести его сюда, дабы он предстал перед твоим ликом и перед благороднейшими мужами Кносса. Но я выспросил его обо всем, едва он сказал мне, что выпустил ночью царевну из дворца.
Вот как? Я не ожидал.
— И что же сказала твоему воину высокородная Ариадна? Повтори, пусть слышат все.
— Она сказала: "По слову отца моего, анакта Крита, я приказываю тебе, Клисфен, выпустить нас из дворца и хранить молчание до утра".
Что же.
Ариадна знала, как поступить. И я не стану противоречить.
— Вы слышали? По слову моему так поступила царевна, и никакой вины нет ни на верном Клисфене, ни на отважном Нергал-иддине.
Не ждал я этого. Но, полагаю, не выдали меня ни взор, ни голос, ни дыхание. Сын мой, изогнувшись в почтительном поклоне, протянул мне таблички. Я уверенно взял их, скрепленные по две и запечатанные перстнем царевны. Сверху поспешно нацарапано: "Богоравному анакту Миносу — Ариадна".
Спокойно сломал печать, пробежал взглядом неровные значки:
"Отец! Прости меня и не гневайся, я поступаю по велению моего сердца. Стрела Эрота поразила меня, едва Тесей Эгеид ступил на берег Крита. Я сделала все, чтобы спасти Тесея. Я дала ему букет, в котором укрыла стилет, и вывела его из дворца, помогла достигнуть Амонисса. Я уезжаю с ним. Прости. Всеми богами заклинаю, позволь нашему кораблю уйти без преследования".
