Крысиный Вор - Орлов Антон (библиотека книг txt) 📗
Например, валун на мохнатых суставчатых лапах, штурмующий с разбегу отвесную скалу. Каждый раз он срывался и падал, и от него откалывались куски – в конце концов разобьется вдребезги, останутся только паучьи ноги.
Или грязно-желтое с кровавыми разводами озеро, которое преследовало мелких тварей совершенно несусветного вида, больше похожих на буквы, чем на живые существа. Те удирали от него вприпрыжку, но медленно и обреченно, как будто бились в агонии, а оно неотвратимо ползло за ними, волоча за собой покрытые неопрятной порослью берега.
Или грибной лес в несколько ярусов, с разбухшими сизыми шляпками, оплывшими под собственной тяжестью, и мелькающими среди стволов неясными силуэтами.
И еще много всякого, глаза разбегаются… Но тут же сбегаются обратно, потому что никакого удовольствия разглядывать всю эту пакость.
Порой эти бредовые просторы сменялись лабиринтами: не то петляющие среди скал ущелья, не то извилистые проходы меж колоссальных запущенных строений с трещинами, ползучей порослью и странными обитателями, которые в панике спешили убраться с дороги. Всякий раз ландшафт преображался внезапно, непонятным для Кемурта образом, из-за чего казалось, что местность то расправляется, как скатерть, то съеживается в ком и собирается вокруг тебя складками.
Хантре в облике крылатого кота-дикобраза от них не отставал, но держался на некоторой дистанции, как будто сам по себе. Наверное, до сих пор не простил Тейзургу мордобой, и Кем вполне его понимал.
Кроме амулетчика, у Золотоглазого был еще один пассажир. Какая-то невидимая мелкая тварь, Кему указал на ее присутствие «Солнечный проводник», и он шепнул об этом Эдмару, но тот ответил, что так и надо.
Это существо выдало себя лишь однажды. Пробираясь мимо обширной, с городскую площадь, полости в живописно обрушенном лабиринте, они увидели громадную золотую статую: нагая женщина в короне, с клыкастым оскалом и грудью чудовищной величины. Возле мощной ноги-колонны сидела толстая крыса о нескольких головах, с путаницей хвостов и когтистыми розовыми лапками, которые торчали из бесформенного туловища, словно шевелящиеся экзотические бутоны – их было пять или шесть, Кемурт не успел сосчитать. Крыса была размером с добрую лошадь, самая большая из ее голов доходила истукану до колена.
Когда они пролетали мимо этой жуткой сияющей статуи, за спиной у амулетчика раздался тихий восторженно-завистливый возглас:
– Вот это да!.. Мне б такую!
– И что ты станешь делать с такой глыбой золота? – спросил вор, слегка повернув голову.
Невидимый пассажир не поддержал разговора. Затаился, словно его здесь нет. Прикинув, что Эдмар, должно быть, велел ему сохранять инкогнито, Кем оставил его в покое.
Изредка попадалось что-нибудь до того красивое, что дыхание перехватывало. Уходящее к туманному горизонту Орхидейное море: из него поднимались влажные стебли с изысканными орхидеями разных видов и оттенков, царственными и нежными, ослепительно-яркими и обманчиво невзрачными, словно тающие льдинки. По воде цвета темного серебра плавали лепестки.
Остановившись на берегу, Тейзург пояснил своим спутникам, что это вечно цветущее море, как и многое другое в Хиале, не находится подолгу на одном месте, и увидеть эту редкостную прелесть – большая удача, но в воду лучше не соваться, цветочки мигом тебя сожрут.
Вскоре Кемурт расслышал музыку и бессловесное пение: низкое медовое контральто, целый хор тихих голосов, вселяющий мучительно-сладкое томление, тоску по всему, что когда-нибудь хотелось, но не сбылось. Для бесконечного счастья только и нужно, что войти в Орхидейное море, хотя бы по щиколотку, попробуй, не пожалеешь, а иначе всю жизнь будешь локти грызть, что не воспользовался последней возможностью осуществить свои мечты…
Амулетчика защищал «Солнечный проводник», и он остался на месте, но до чего же его туда тянуло! А кот выгибал спину и шипел, однако все равно крался к воде, как завороженный. Золотоглазый отшвырнул его прочь, ударив чешуйчатой лапой, и тогда кот зашипел уже на него, но, похоже, опомнился.
– Вполне тебя понимаю, – заметил Тейзург. – Честно говоря, я и сам прикладываю усилия, чтобы себя контролировать. Признай, у меня всегда обстояло с самоконтролем лучше, чем у тебя. Тех времен, когда я был демоном Хиалы, я, увы, не помню, но могу предположить, что в ту пору я был влюблен в Орхидейное море, как и многие здешние жители, которые заканчивают свое существование в его объятиях. Интересно, что они в последние мгновения чувствуют? Ходят слухи, что поглощенные сущности вплетаются в мокрые стебли орхидей и навек там остаются, но правды никто не знает. Добровольного корма цветочкам всегда хватало, а я избежал сей участи – трудно сказать, плачевной или счастливой, – поскольку влюбился до умопомрачения в другое существо…
На этом месте кот пренебрежительно фыркнул и, как показалось Кемурту, чуть было не начал вылизываться, но вовремя спохватился: если у тебя вместо шерсти иглы, лучше демонстрировать свое презрение к окружающим каким-нибудь другим способом.
Еще они видели величественную серебристую лисицу, возлежавшую на белой, словно глыба соли, скале. Вокруг этого престола ошивалось с полторы дюжины тварей самого отвратного вида. Те глазели на визитеров, награждая друг друга тычками, и обменивались скабрезными шуточками в адрес амулетчика и кота, не рискуя задирать Золотоглазого.
Кемурт узнал эту лису: вроде бы тот самый демон, который разорил в Конгате крольчатник господина Ферклица. Тейзург остановился поболтать. Пока они с демоном-князем дружески беседовали, кто-то из свиты кинул в вора комком грязи, но Лис гневно рыкнул, и задира стушевался.
Ко всему тут можно притерпеться, главное – не смотреть лишний раз на небо. Или, точнее, на то, что заменяет в Хиале небо: там, на неимоверной высоте, нависают опрокинутые горы, текут реки, торчат башни, кто-то мельтешит, и не отделаться от мысли, что Хиала – это громадная ловушка, из которой хорошо бы поскорей выбраться. Куда угодно. На любых условиях. И чтобы тебя не вернули обратно.
Мнения Шныря никто не спросил, а он бы лучше остался дома, сидел бы в родном подвале под господским дворцом да травил байки, разоблачающие подлую натуру Крысиного Вора.
Мало ли, что никто слушать не хочет, мол-де ты с одними и теми же разговорами уже надоел, – Шнырь смекнул, как решить эту проблему. Сперва надо завести речь о чем-нибудь другом: о еде, о снах, о городских происшествиях, а потом раз – и ввернуть про рыжего ворюгу! Главное, подгадать момент, когда никто этого не ждет, тогда как миленькие выслушают. Врать напрямую гнупи не могут, но сочинять байки – другое дело, это Условием не возбраняется.
Он уже предвкушал новые каникулы, но господин сказал – отправляешься с нами. Перед дорогой Шнырь даже всплакнул от жалости к себе, сиротинушке горемычному, но потом утешился тройной порцией сливок.
В Хиале он натерпелся страху, ладно еще, что сидел на спине у господина, обернувшегося демоном. Зато какую крыску он там видел! Аж завопил вслух от восторга. Вот бы это была его крыска…
Он, по правде сказать, понятия не имел, что бы стал с ней делать, она же величиной с десяток Шнырей, если не больше. Такую за хвост не раскрутишь, да и хвостов у нее целая дюжина, и все толстые, как веревки, но вот бы она была только его и больше ничья!
А Кем-амулетчик решил, дурень, что он золотому истукану обрадовался. Это жадные людишки падки на золотишко, их только помани звоном монет – продадутся с потрохами, а уж какая славная потеха морочить их, дразня кладами и оброненными кошельками! Шнырь за спиной у Кема презрительно хихикнул: сладко было чувствовать свое превосходство над смертными, которые столько суетятся из-за ерунды. И далось им это золото, что они в нем находят… Вот крыска – другое дело!
Жафеньяла лепилась по берегам каналов, канальцев и заводей, которые иной раз можно было обнаружить лишь по тревожному речному запаху: столько над ними наросло мостов и мостиков, нависающих причалов и пришвартованных зыбкой вереницей суденышек с линялыми цветными флажками, что воды с десяти шагов не видать.
