Кукушка - Скирюк Дмитрий Игоревич (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Корчмарь пожал плечами:
— По мне, и то и это — всё едино. Лишь бы не живьём. Коли хотите знать моё мнение, юнкер, то вы слишком много выпили, ежели вас такие мысли начали одолевать. В вашем возрасте о жизни думать надо, о гульбе, о бабах, не о смерти. У вас впереди ещё много всего. Итак… Я могу принести ещё жаркого с капустой или с кашей вместо сдачи. Или воды, чтобы вы протрезвели, — это бесплатно. Хотите?
— К чёрту воду, — взорвался Иоахим, — и капусту с кашей, всё к чёрту! Ничего не надо! Отстань от меня, дед, понял? И так тошно. Не учи учёного.
— Ну, как хотите. — Корчмарь пересчитал монетки в кармане, выбрал три или четыре медных кругляша и столбиком сложил их перед Иоахимом. — Вот ваша сдача, вот.
Снаружи послышался топот копыт. Шнырь насторожился и завертел головой, в глазах его проглянул испуг. Однако лошадь была одна, да и приближался всадник не с той стороны, откуда Шнырь явился в «Три ступеньки», и он успокоился. Тем временем всадник подъехал к корчме, остановил коня, слез, распахнул дверь и вошёл. Это оказался высокий толстяк с мрачным одутловатым лицом, на котором застыло выражение брезгливого недовольства; он был одет во всё серое и с ног до головы испачкан грязью. Если приглядеться, на лице его и шее можно было заметить странные следы — какие-то большие пятна, волдыри, будто его кусали пчёлы. Не удостоив взглядом ни усатого, ни Иоахима, он бухнулся на лавку, поморщился, сбросил плащ, стащил перчатки, хлопнул ими по столу и коротко потребовал:
— Вина
— Красного или белого? — мгновенно вскинулся корчмарь.
— Красного и подогретого. — По тому, как толстяк заказывал, становилось ясно, что и деньги у него водятся, и распоряжаться он привык. — И сообрази чего-нибудь на закусь.
— Не извольте беспокоиться. Э-э… лошадь расседлать?
— Не надо. Я здесь ненадолго.
Господин заметно нервничал в ожидании заказа — ёрзал, барабанил пальцами, выглядывал в окно. Шнырь исподтишка косился на него. Крепкая заноза донимала дядьку, не иначе: за Иоахимом гнались, но рядом с этим типом в сером он смотрелся просто воплощением спокойствия. Впрочем, тут дело было, скорее, в мере выпитого пива, нежели в храбрости. Наконец кабатчик Вольдемар принёс вино, пол-окорока, хлеб и сыр и ушёл на кухню. Толстяк залпом осушил полкружки, опустил её и встретился взглядом с Иоахимом. Шнырь поднял свою кружку в знак приветствия, но тот не обратил на него внимания и занялся едой.
Шнырю, однако же, хотелось поболтать.
— Спешите, господин хороший? — поинтересовался он.
Серый посмотрел с недоумением, будто с ним заговорила кошка или табуретка.
— Я тоже спешу, — осмелел Шнырь. — Тока вот погода, чёрт её дери… Я ночью шёл, так дождь мне все мозги прокапал. Давно такой весны не помню… Далеко путь держите?
Не удостоив его ответом, толстяк безразлично отвернулся, но через мгновение вдруг снова поднял голову и вперился в Шныря, как сыч. Парню аж не по себе сделалось, так изменился взгляд толстяка — стал пытливым, настороженным, очень внимательным: господа так не смотрят, а если смотрят, то на что-то очень важное, чем ну никак не может быть подвыпивший бродяга за соседним столиком! Шнырь не решился продолжить, и некоторое время они молча переглядывались. Тут хозяин весьма кстати принёс большую миску жареной козлятины со сладким перцем, чесноком и сыром и опять собрался удалиться, но серый жестом удержал его и о чём-то спросил. Кабатчик посмотрел на Иоахима и тихо ответил. Шнырь уткнулся в свою кружку так резко и демонстративно, что едва не выбил себе зуб. До него долетали лишь обрывки разговора: «Что за…», «Я не…» и «Давно сидит…» Шнырь слышал, как толстяк откашлялся, прочищая горло, пробормотал что-то вроде: «Всё равно придётся…» — и умолк. А через минуту перед Иоахимом, словно сама собой, вдруг оказалась маленькая кружка с подогретым вином. Когда же он с недоумением поднял голову, то столкнулся взглядом с лысым корчмарём, который указал ему на господина в сером платье.
— Вас, — доверительно поведал он. — Интересуются.
Запах от вина шёл восхитительный — не чета той бурде за жалкие гроши, какую Шнырь сосал всё утро. Господин в сером кивнул и указал на лавку рядом. Шнырь вслепую, со второго раза, сгрёб свою кружку и на ватных ногах направился к камину.
«Шпик! — решил он. — Или, не дай бог, кто-то из воров… Ох, отрицаю Господа, везёт же мне — опять я влип!»
Он подошёл и сел напротив. Кружки стукнулись. Беседа началась.
— Как тебя звать? — спросил всадник, терзая ножом козлиный бок.
— Симон, — не моргнув глазом, моментально соврал Шнырь.
— Симон… — Во взгляде толстяка проглянуло неодобрение. — А может, ты ещё и Пётр? Как тебя звать по-настоящему?
— Иоахим, — поколебавшись, признался Шнырь.
— Так-то лучше. Странствуешь?
— Ага. Типа этого, — Шнырь сделал неопределённый жест, — брожу.
— Здешние места хорошо знаешь? Здешние места? Чего ж не знать. Конечно, знаю.
— Где ты вырос?
— Я-то? Возле Лауэрзее.
— Тогда назови мне пару городишек рядом с Нимвегеном. Можешь?
Шнырь хотел послать его подальше с этими расспросами, но неожиданно для себя вдруг ответил. То ли благоразумие в нём взяло верх, то ли хмель, а может, нюх вора на скорую наживу. Так или иначе, он решил послушаться внутреннего голоса.
— Запросто! — сказал он. — Вот: Этсен, Стефансверт, Руремонд… Ещё есть Ньюве-Ваалем, только он ниже по течению, почти у самого залива.
— Как лучше всего попасть отсюда в монастырь святой Клариссы?
— Это в тот, который на песках? А по тракту. Прямо на север, мимо плотины старого Ганса, потом через лес. Два-три дня пешим. На лошади меньше.
— Как зовутся жители Эйндховена?
— Известно как! — Шнырь расплылся в ухмылке. — Засовщики.
— Сколько дней пути от Боосхомской пристани до Маастрихта?
— А нискока!
— Нисколько? — удивился толстый. — Это почему?
— Потому как нету никакой Боосхомской пристани. Может, где южней и есть, а в здешней округе ничего такого нету с таким названием — ни пристани, ни села.
— Что ж, — удовлетворённо хмыкнул господин в сером, — похоже, ты и впрямь здешний. Мне нужен помощник. Парень ты вроде неглупый, на месте не сидишь, работой то же не занят. Особо делать ничего не придётся: тут костёрчик разведёшь, там присмотришь за лошадью, в городе подскажешь, где остановиться, а если драться придётся, будешь на моей стороне. Так как? Пойдёшь со мной?
— Эй, — забеспокоился Шнырь, — а скока дадите?
— Полфлорина в неделю. Кормёжка и ночлег за мой счёт.
— Замётано. — Шнырь не колебался ни секунды. — Тока скажите, куда ехать. Ежели в Лисс, тады увольте я туда ни ногой.
— А чего так?
— Это… воздух там дурной.
— Нет, этак не годится: в Лисе меня тоже может занести. Ты, парень, не финти. В чём дело? Натворил чего? Тогда лучше сразу скажи, я поговорю, с кем надо.
— Э, господин хороший, не сочтите за грубость, тока это вас не касается.
— Да? — На краткое мгновение на лицо толстяка на бежала тень, но тут же рассеялась. Иоахим, уже порядком набравшийся, ничего не заметил. — Что ж, ладно. Тогда выпьем, чтобы скрепить наш уговор. Хозяин! Ещё две кружки!
Вино принесли мгновенно.
— Меня звать Ян Андерсон, — представился толстяк, полез в кошель и бросил в кружку Иоахима монету. — Я нанимаю тебя: вот. Пей.
Шнырь принял из его рук кружку, начал пить… и в этот миг господин Андерсон произнёс какое-то слово. Какое — Иоахим не расслышал, но тут монетка стукнула его по зубам, и время будто замедлилось. Он выпал из реальности, как это бывает с пьяными, — сознание его помутилось, кружка, которую он сжимал в руке, стукнула о столешницу. Глаза Иоахима сделались пусты. Ян Андерсон пощёлкал пальцами у него перед носом и удовлетворённо хмыкнул.
— Имя? — уже совсем другим тоном потребовал он.
— Моё имя — Иоахим ван ден Лауэр, — безразлично произнёс он. — Подельники зовут меня Шнырь.
— Кто-кто? Подельники? Ты что, мазурик?