Стёртые буквы - Первушина Елена Владимировна (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
— Ага, добьешься тут, — отмахнулся он. — Это же кремень, а не девка.
— Боюсь, что не девка, а мужняя жена, — порадовала сына Ксанта. — Видел, у нее серьги деревянные в ноздрях. По-моему, здесь такие только замужние женщины носят.
— Правда? — изумился Дреки. — А где ж тогда ее муж? Не Дюмос ведь? Я же знаю, он на окраине, у Лаукассы ночует.
— Ну, уж не знаю. Только одно могу сказать: не зная броду, не суйся в воду. А то твоя кремневая красавица решит, что ты так к ее младшей сестре клинья подбиваешь.
— К Лакмассе?! — так и подскочил Дреки. — Ну ты скажешь! А что, правда, может подумать? — спросил он с тревогой.
— Может, может. Лакмасса вот-вот заневестится.
— Вот ведь как бывает-то… — задумчиво пробормотал Дреки. Женитьба на десятилетней Лакмассе и в самом деле не входила в его
планы, поэтому он поумерил пыл, и Ксанта вздохнула спокойно — кажется, все недоразумения были улажены.
День в поселке начинался незадолго до рассвета — с традиционной чашки горького травяного чая и традиционного вопроса Рависсы:
— Что вы сегодня видели во сне?
Ксанта до сих пор не могла понять, что этот вопрос означает, поэтому она говорила, что видела во сне болота и сбор тростника или сына.
Керви быстро уловил эту ее методу и тоже говорил, что видел во сне болота или родной дом. Рависса оставалась вполне довольна ответами и говорила что-то вроде:
— Это значит, что здешние покровители приветствуют вас, но и прежние защитники те, что были у вас дома, о вас не забывают. Это хорошие сны, они предвещают счастье всему тухету. А ты что видишь во сне?'— Рависса повернулась к Дреки. — Я слышу, что ты иногда просыпаешься ночью.
— Будто падаю со скалы, — ответил тот. — Извините, если я вас разбудил.
Ксанта внутренне напряглась — что если Рависса сочтет это дурным предзнаменованием? Что она тогда будет делать? Ксанта уже поняла, что Болотные Люди придают снам очень большое значение. Как они поступают с теми, кто видит плохие сны?
Но Рависса сказала как ни в чем не бывало:
— Это хороший сон, это горные покровители увидели тебя и хотят научить летать. Потерпи немного, мы вернемся в лес, там они будут ближе и смогут говорить с тобою яснее.
— А что, они уже кого-то научили летать? — Дреки скептически поднял бровь, но в глазах вспыхнул знакомый Ксанте огонек жгучего любопытства и готовности к проказам.
— Всяко бывает, — не моргнув глазом, ответила Рависса. — Ты не беспокойся за меня, я уже старая, сплю мало. Так что, если ты проснешься лишний раз, мне ничуть не помешаешь. И все-таки ты попробуй в следующий раз досмотреть его до конца. Вдруг полетишь? И ты не беспокойся, — сказала хозяйка Ксанте. — Твой сын здоровый, сильный, нрава доброго, глаза и уши у него открыты, так что его тут все полюбят.
Дреки и Ксанта покраснели и засмущались.
Покончив со снами, Рависса отправлялась кормить «похоронную свинью» — огромное, серое, заплывшее жиром ленивое существо, которое жило, лежа, во дворе, у стены дома. Свинья была привязана за одну ногу к вкопанному в землю колышку, но это, скорее, было данью традиции — никуда она убегать не собиралась. Рависса почесывала свинье широченную спину, отвислые щеки, глядела в бессмысленные оловянные глазки и приговаривала: «Ты как в дальний путь на высокие земли пойдешь, ты все по правде, как есть, расскажи — сколько мы чего собрали, сколько мы тебе скормили»… Свинья внимала. Такие уже не ходячие мясные горы жили здесь в каждом дворе. Иногда держали еще коз и собак, но собак, в основном, охотники, а коз — матери с маленькими детьми. Рависса говорила, что охотники посвящают часть своих собак «помощникам с верхней земли», а часть — «греющимся у очага» и когда потом кормят свою свору, пища считается принесенной в дар тем или иным невидимым спутникам людей. Если же один мужчина чем-то обижает другого — например, отзывается о нем дурным словом, портит его утварь, обижает его родичей или соблазняет его жену, то обидчик должен дать обиженному одну, двух или трех «искупительных» собак в зависимости от тяжести обиды. Еще одну «искупительную» собаку он должен дать старшему в своем тухете, чтобы искупить позор, который он своим поведением навел на всю семью.
— Тогда у него совсем мало защитников остается, и он будет совсем один в лесу, — говорила Рависса.
— А если женщину обижают, или женщина кому-нибудь обиду наносит? — заинтересовался Керви.
И Рависса принялась рассказывать. Рассказы она очень любила, и почти на все вопросы своих гостей отвечала подробно и с удовольствием. Повседневную речь все трое уже худо-бедно понимали (Ксанта чуть получше, мужчины чуть похуже), но понять с первого раза длинную историю для них было еще сложновато, поэтому Рависса говорила нарочито просто. В самых же трудных случаях Ксанта обычно посылала Дреки просить помощи у Дюмоса.
— За женщин братья дерутся, — рассказывала Рависса. — Вот, например, дадут женщину какому-то мужчине в жены, а тот начнет ее ревновать и бить. Из дома не выпускает, со света сживает. Ну, женщина и говорит ему: «Давно уж я отца-матери не видела, уж и лица их совсем забывать стала, давай поедем к ним». Поедут. Ночью женщина придет к своему брату и говорит: «Вот как мне тяжело у мужа-то живется. Вот смотри, что он со мной делает». И раны свои ему покажет. Тот скажет: «Ну, тогда оставайся здесь, не надо тебе к мужу возвращаться», а родителям скажет, чтобы мужа только накормили и выгнали. Если тот с женой очень жестоко обращался, то и убить могут. Тогда родня того человека, кого выгнали или убили, собирается и идет мстить. Приходят в то селение, где женщина спряталась, и начинают с мужчинами биться. Потом их старики помирят, враги раны друг другу перевяжут, обменяются искупительными собаками и дальше живут. А женщину другому мужу отдают. А если в семье молодую жену младшая сестра брата обижает, то брат невестки тоже за нее заступается, идет к своему зятю и говорит:
«Скажи своей сестре, чтобы не трогала мою». Если тот не согласится, тогда тоже драться будут. Бывает, если в одной деревне сильно женщин обижают, братья их соберутся, придут в ту деревню, мужчин изобьют, запрут куда-то, а у женщин дочерей убьют, чтобы из той деревни люди не могли дочерей замуж отдавать и себе друзей приобретать. Даже дочерей своих сестер убивают, только поцелуют сначала, потому что любят свою родную кровь. Но все равно убивают, оттого что обида велика. А если у женщины брата нет или брат негодный, тогда ей совсем плохо. Тогда ее мужнина родня за руки и за голову схватит и в свою сторону тянет. А вся ее родня по отцу и по матери ее за ноги хватает и к себе тянет. Между собой не дерутся, только женщину тянут, чтобы определить, кому она достанется. Обычно убивают ее так. У нас в селении одна женщина была, ее так тянули. Она жива осталась, но ходить не могла больше, только ползала. Тогда ее муж и родня бросили — на что им такая?
— И часто такое здесь бывает? — спросил Керви. Рависса пожала плечами:
— Бывает.
Коз здесь чтили не меньше, чем свиней или собак и ухаживали за ними, как за принцессами, — ведь благодаря им дети выживали и вырастали здоровыми даже в самые трудные годы. Коз почти никогда не били, считали, что тогда и дети не будут болеть. Ниткой из козьей шерсти, перекрученной с волосами матери, а также самых древних старика и старухи в тухете, перевязывали новорожденным детям запястья, козам давали съесть молочные зубы ребенка. Свиней же, как объясняла Рависса, резали в основном на свадьбу или на похороны, или еще когда в семье не было счастья и кто-то хотел устроить большое угощение для своих предков, чтобы те как следует заботились о своем тухете. Но и то, и другое, и третье нельзя было делать на болотах — нужно было дождаться возвращения в леса.
Пока Рависса заботилась о своей похоронной свинье, Ксанта пекла лепешки из растертых в кашу клубней «желтого сердца» — так называли люди один из болотных кустиков, который давал им пищу. Рависса говорила, что клубеньки эти завязываются осенью, но тогда они еще горькие, и их зовут «черное сердце», а вот перезимовав под снегом, они как раз желтеют и набираются сладости. Перекусив лепешками и жирным острым сыром, все чистили зубы стебельками мха, которые окунали в смесь золы и сушеных водорослей, затем опрыскивали шею и подмышки настоянной на гвоздичной траве водой, чтобы защититься от укусов насекомых, и отправлялись по делам. Ксанта и Рависса обычно дергали тростник, собирали корни и разные клубеньки, растущие в болотной почве. Там, где места были посуше, находили свежие листики для чаев — обычных и лечебных, первые летние грибы и ягоды. Некоторые редкие растения Рависса осторожно выкапывала вместе с корнями, чтобы пересадить в свой маленький садик за домом (этот садик облюбовала Гесихия и частенько грелась там у маленького прудика на большом плоском камне, который специально для нее прикатил Дреки). Рависса говорила, что уже не первый год возвращается на одно и то же место и всякий год рада находить травы и кустики, посаженные ею прежде. Она неплохо разбиралась в целебных свойствах трав и охотно учила Ксанту. Другие растения — те, которым нужно было много воды, она просто обвязывала ниткой и оставляла до осени — чтобы выкопать их перед самым возвращением домой.
