Зиэль - О'Санчес (Александр Чесноков) (книги без регистрации .txt) 📗
Докари Та-Микол понял, что отступать уже некуда и сил взять неоткуда, он заорал, вычерпывая через крик остатки жизни, которые он потратит на последний двойной удар мечом и секирою, прыгнул на черных, ударил… и не попал, и полетел, неуклюже загребая ногами, вперед и вниз, пока не грянулся грудью, лбом и носом в каменные плиты пола.
— Как же так! — успел напоследок подумать рыцарь, — я не должен был промахну… ться… А где они???
Зыбкий грязный туман выкурился из черного праха, постоял несколько мгновений и растворился в душном воздухе "тронного зала". Все здесь успело пропитаться кровью, тленом, ужасом людским, но… Но это были живые запахи… Живые! Докари Та-Микол, каким-то звериным или колдовским чутьем, пробившимся в мысли сквозь напрочь ошалевшее сознание, понял главное: все кончено — а они живы! Все закончилось, и среди целой горы человеческих трупов сохранилась жизнь! Морево исчезло! Кровь? Это можно выплюнуть и вытереть, дело военное, а вот меч и секиру надо подобрать, негоже им на полу валяться…
Почти одновременно с ним, оглушающую истину постигла и блистательная маркиза Тантури: она стояла недвижно — кинжалы вывалились из внезапно онемевших рук — и смотрела… куда-то туда… в гобелен на стене… или дальше… далеко-далеко на невидимый закат… Хогги…
Зашевелились на полу немногие уцелевшие домочадцы, зазвенели доспехами двое ратников — тоже почему-то живы… Гномы все еще молчат, недоверчиво оглядываются… Маленький Веттори выронил деревянный меч, обеими руками вцепился в мамину юбку и ударился в рев: ему тоже вдруг стало страшно.
От сгустков один прах остался… вернее, уже дым… Видом он похож на зловонный, да только я знаю, что нет в нем запахов… Зато человеческая плоть, в изобилии расплесканная по западную сторону моста, обречена гнить и вонять… Но не сейчас, а поближе к весне, когда сойдут холода. В иные бы времена ее вчистую бы подобрали падальщики, выгрызли бы изо льда и снега, еще задолго до наступления весны, но нет больше падальщиков на многие и многие долгие шаги вокруг… Им еще расплодиться нужно и заселить опустевшие земли…
Цаги Крикун умер, а Керси Талои остался жив. Последнюю черную волну Цаги принял на себя, но не потому что хотел погибнуть побыстрее, а потому что всплеск ее пришелся на Цаги. Плесни она левее — Керси бы погиб. Нет больше Цаги — шея перерублена. Керси Талои понял сие за один взгляд, поэтому не стал останавливаться и прыгнул к телу Санги Бо. Лежит ничком, тоже, небось… Нет, стонет! Стонет — значит, дышит! Дышит — стало быть жив! А где все?
Керси Талои втянул ноздрями ледяную сырость: никаких посторонних чудес, кроме запахов дерьма и крови! Все кончилось. Ему бы радоваться, что он сам жив и тоже дышит, и завтра будет дышать, а он… -
— Да, радуюсь я… радуюсь, — вяло ответил сам себе Керси и понял, что не врет: есть в душе великая радость. А главная составляющая ее в том, что тяжесть с сердца сошла, рассвет в душе наступил… Просто сил мало.
— Санги, а Санги? Ты слы… Вы слышите меня, рыцарь Санги?
— Да.
Санги Бо внезапно разлепил окровавленные глаза и сел. Его немедленно вывернуло наизнанку, однако он успел отвернуться и рукой молча махнуть в сторону моста. Странным, глубоким наитием, Керси без слов понял все, что повелел ему старый рыцарь: он вскочил и, пошатываясь на обессиленных ногах, побежал к мосту, чтобы перейти его, а там, на той стороне, попытаться найти маркиза Короны, либо тело его…
На середине моста бег и дыхание его замедлились, а на чужую землю он даже и ступить с моста не сумел: замер неподвижно. И вся природа замерла. Почти вся. Старая горбатая бабка шла, помогая себе клюкой против неровностей почвы, шла и остановилась. Синие глаза ее задержались на бездыханном теле.
— Вот ты где лежишь, мальчик. Когда-то ты думал, что нет предела сил твоим и мощи твоей — а вот же он, предел-то… Сил в тебе совсем-совсем не осталось и жизни тоже. Хотя… Надо же! Одна единственная искорка запуталась, глупая, и никак выхода не найдет, я ее чую… Да ведь и немудрено заблудиться, вон тело-то какое огроменное. Не то ты сделал, мальчик, что бы мне надобно, ох, не то… А все же услужил. Потрафил старухе, уважил… Помог как умел, меча не пожалел. Нешто попробовать?…
Старуха наклонилась над окровавленным, словно уснувшим, богатырем и потрясла за плечо.
— Эй, мальчик, силушка твоя злосчастная, вставай!.. Расти, искорка. Вставай же! Я велю! Погоди. А это что за дрянь к тебе прилипла? Да накрепко! А, помню. Ох, не мое это дело, чужие заклятья снимать, тем более — это. Ох, не мое… Ларро, сынок, явись.
— Да, матушка!
— Можешь эту его финтифлюшку починить?
— Да, матушка, запросто! Коли я его ковал — так и труда в том нет.
Возникший из пустоты детина был совершенно гол, пузат, клыкаст, нечесаные лохмы до пояса. Он подхватил в когтистые лапы половинки сломанного меча, примерился…
— Матушка, а разреши, я крови приправлю? А то непрочно сращивать, а окропишь хозяйскою, так оно и…
— Возьми.
Детина ткнул обломанным лезвием в безвольную ладонь лежащего рыцаря, проступившая кровь жарко зашипела на кончике клинка.
— Во! Укрепил, теперя не хуже прежнего будет! Знатная забавка! Бог среди мечей… гы-гы-гы… А ведь и то, матушка, я ведь полагал, что разрушить оный нельзя…
— Сделал? Тогда брысь отсюда, не мешай.
Детина исчез, а старуха занесла сморщенные пальцы над неподвижным телом, помолчала, помедлила…
— Вставай уж. Ах, кто бы мне мои печали исцелил…
И исчезла. Тотчас вернулись звуки в неприветливый мир, лента дыхания изо рта бегущего Керси Талои порвалась на мелкие клочки и растаяла в морозном утре.
— Ваша светлость!
— Моя… вроде бы… У-ух… Это ты, Керси… Жив, это… хорошо…
— Я ваша светлость! Я!
— Ох… Ух, тяжко мне… Ну-ка… помоги подняться… Холодно лежать… Ты чего это? Никак, хнычешь?
Керси Талои, упав на колени подле маркиза, попытался размазать булатной рукавицей слезы по бледным щекам — только нос исцарапал.
— Никак нет, ваша светлость! Просто… что вы живы!
— Да?… Ну, а что… со мною… сделается?… Слабость… руки не поднять… Керси! Меч!!! — Все еще лежавший навзничь маркиз подпрыгнул — со спины и прямо на ноги! — его шатнуло локтя на четыре в сторону… Устоял.