Мудрец - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
— Да, и многие сгодились бы для схватки с медведем, но Боленкара может сразить лишь один.
Кьюлаэра поднял голову.
— Что делает этот меч таким могущественным?
— Звездный Камень, осколок копья Ломаллина, упавший на землю во время его битвы с Улаганом. След добродетели Ломаллина наделяет этот меч способностью победить сына Багряного.
— Сила Человеколюбца перешла в кусок его копья? — недоверчиво спросил Кьюлаэра Медведь кивнул.
— Добродетель, а не сила — бескорыстная, отзывчивая душа, до сих пор живущая в духе Ломаллина. Его сила распространялась на все, к чему он прикасался. Его посох обладал бы невероятной мощью, если бы только кто-нибудь мог его найти — тот посох, с которым он ходил, когда принял человеческий облик. Но осколки его копья намного сильнее в бою, поскольку с этим мечом он сражался с Багряным, это копье наделено силой Добра, сражающегося со Злом.
Кьюлаэра молча брел рядом с медведем, обдумывал услышанное. Ему тяжело было перенести даже один день отсрочки, ведь он мог бы уже идти на юг, где в бою расплатился бы за все свое прошлое, но понимал, что на то, чтобы выковать меч, уйдет много дней, а может, и недель! Но медведь сказал правду: бессмысленно идти на Боленкара с обычным человеческим оружием.
— Ах, как тепло! — сказал медведь.
Кьюлаэра поднял глаза и увидел впереди свет костра: у огня сидел и смотрел на пламя Миротворец! Пораженный воин замер, потом повернулся к медведю, чтобы спросить, как такое может быть, но громадный зверь пропал, будто его и не было. Кьюлаэра тупо уставился на то место, где только что стоял медведь, потом посмотрел назад и увидел, что на снегу остались совершенно отчетливые следы, которые повернули и ушли туда, откуда они с медведем пришли, только немного отклоняясь на запад. Медведь, видимо, двигался очень быстро, потому что он уже исчез в ночи.
Кьюлаэра разозлился, зашагал по снегу, сел у костра и прошипел:
— Как тебе это удалось, погонщик рабов?
Миротворец посидел спокойно, поднял голову, повернулся к Кьюлаэре, и тот понял, что мудрец только что вышел из транса. Улыбнувшись, Миротворец проговорил:
— Медведь — это мой тотем, Кьюлаэра, мой облик, в котором я посещаю шаманский мир. Этот медведь любезно согласился побыть вместилищем моей души, я пробудил его от зимней спячки, а теперь послал его обратно в берлогу. Он ничего не вспомнит о том, как просыпался. — Тут голос мудреца зазвучал обвиняюще. — Но ты поступил дурно, вынудив меня будить несчастного зверя.
— Это ты поступил дурно, что заставил его гоняться за мной, — возразил Кьюлаэра, а потом вспомнил, что человек, с которым он разговаривает так неуважительно, — легендарный герой Огерн, тот самый, что так долго пробыл в заколдованном сне, тот самый, что когда-то повел войска на самого Улагана!
И все же в глубине души Кьюлаэра не мог до конца в это поверить; старик нисколько не изменился, говорил так же, как говорил всегда. Он был Миротворцем, Миротворцем он и останется навсегда для Кьюлаэры. Кьюлаэра набрался смелости и спросил:
— Ты не можешь позволить мне приступать к делу?
Мудрец вздохнул.
— Я потратил столько сил, чтобы превратить тебя из животного в человека, Кьюлаэра. Мне не хотелось бы увидеть, как плоды всех моих трудов будут уничтожены одним ударом дубины Боленкара.
Эта мысль поразила Кьюлаэру; на какое-то время он лишился дара речи, потом начал готовить очередное возражение, но мудрец улыбнулся и сказал:
— До рассвета уже недолго, а нам завтра долго идти. Спи.
Когда Кьюлаэра очнулся, небо было залито алыми красками зари, а Миротворец пинал его ногой:
— Просыпайся, воин. Ты отдохнул столько, сколько вышло, и лишь по собственной глупости не больше.
Кьюлаэра вскочил на ноги, вяло огрызаясь, а когда завтрак был закончен и они с Китишейн зашагали вслед за Миротворцем, девушка спросила его:
— Ты плохо спал?
— Не плохо, нет. Странновато, но не очень плохо, — вот, и все, что мог он ответить.
Что не означало, конечно, что он собирается сдаваться. Вечером он немного вздремнул во время ужина, потом рассказал несколько историй, а когда все легли спать, Кьюлаэра попробовал новую уловку. Он сказал, что первую стражу берет на себя, сел у огня, стал смотреть по сторонам и поддерживать огонь, пока не убедился, что все, даже Миротворец, уснули — хотя, по правде говоря, Кьюлаэра начал сомневаться, можно ли было Миротворца вообще когда-либо счесть спящим. И все же еще раз попытаться стоило.
Оставить друзей без дозора он, конечно, не мог и поэтому положил у костра несколько сосновых шишек так, чтобы через некоторое время они вспыхнули и шумно взорвались. Затем Кьюлаэра встал и ушел в ночь — на этот раз спустился на лед замерзшего ручья.
Было скользко, поэтому он шел осторожно, — лед был гладок и чист, и он продвигался вперед гораздо быстрее, чем если бы ему пришлось идти по заметенной снегом каменистой тропе. Он шел вперед и вперед, следуя изгибам и поворотам ручья, готовый за каждым поворотом увидеть Миротворца. Серебряная луна поднялась, чтобы осветить ему путь.
И конечно, голос за спиной раздался совершенно неожиданно:
— Решил провести еще одну бессонную ночь, Кьюлаэра?
Воин подпрыгнул на фут от земли и, приземляясь, развернулся, но никого не увидел.
— Где ты, Миротворец? — воскликнул он.
— Я в лагере, — сказал голос за спиной.
Кьюлаэра еще раз развернулся и снова никого не увидел.
— Я что, никогда не смогу от тебя избавиться?
— Никогда, — решительно произнес голос мудреца. — С этого дня я всегда буду с тобой, Кьюлаэра, на самом деле я уже несколько месяцев с тобой. Теперь внутри тебя всегда будет жить что-то от меня, и я везде смогу найти тебя.
Кьюлаэра выругался.
— Ну, что, мне нужно встать, чтобы привести тебя назад? — проворчал Миротворец.
— Да нет, не стоит, — прорычал Кьюлаэра, повернулся и пошел туда, откуда пришел. Через некоторое время он спросил:
— Миротворец?
— Я все еще с тобой, — ответил голос.
— Как тебе удалось переделать меня?
— Строгостью, — ответил Миротворец. — И тем, что я показал тебе мир таким, каким его видит тот, кто слабее. Тем, что показал тебе, что каждый в ответе за свои действия. Тем, что лишил тебя самодовольного взгляда на себя самого, уверенности, что ты лучше других, и заставил тебя относиться к себе как к ничтожеству... — Проснулась застарелая злоба. — Затем, показав тебе все твои дурные стороны, я принял облик охотника, который подговорил тебя убить меня, а потом обворовал тебя. — Злость стихла — Потом я объяснил тебе, что ты можешь быть настоящим человеком, замечательным человеком, и заставил тебя пройти через испытания, где ты мог бы проявить себя с самой лучшей стороны. Я окружил тебя добрыми друзьями, которые, когда ты действительно нуждался в них, не могли не помочь тебе. Я заставил тебя завоевать их дружбу и таким образом начать обретать веру в собственную добродетельность. И все это, особенно последнее, я делал при помощи магии. Магии и молитвы, которая наделена собственной магией, когда произносится искренне, — но по большей части при помощи магии.
