Голодная дорога - Окри Бен (читать книги онлайн бесплатно регистрация TXT) 📗
На шестой день, когда Папа едва пошел на поправку, к нам зашел слепой старик засвидетельствовать свое почтение. На нем была яркая желтая рубаха, красная шляпа с перьями на полях и синие очки от солнца. Его вел за руку молодой человек. Старик сел на папин стул. Он принес с собой инструмент.
– Когда я услышал, что ты болеешь, я взял с собой аккордеон, чтобы сыграть для тебя, – сказал он наводящим страх голосом.
Папа простонал. Мама принесла старику огогоро, он сотворил либацию, залпом выпил алкоголь, как пьют на жаре легкие напитки, и принялся играть на аккордеоне с поразительным рвением. Он то и дело поворачивал взгляд в мою сторону, словно требуя от меня аплодисментов. Он играл упоенно, вне себя от счастья. Он играл самую ужасную музыку, которая только может исходить из самых жутких уголков сознания человека. Он оглушил нас непередаваемым сказочным уродством своей музыки. Наша плоть ходила ходуном и содрогалась от этого шума. Мамино лицо стало дергаться. Я, не переставая, ерзал на стуле. Странный запах, как от гниющего трупа или большого животного в предсмертной агонии, распространялся от его музыки и заполнял комнату. Это было поразительно. Папу крутило в таких спазмах, словно эта музыка причиняла ему больше страданий, чем все неземные удары прославленного Желтого Ягуара. Мама открыла дверь и окно, чтобы выпустить из дома музыку. Вместо нее в комнату вошел гнилостный воздух поселения. Папа старался подняться и сесть на кровати, дрыгая ногами, борясь за то, чтобы выйти из утробы адской музыки, как будто находился в пространстве, слишком маленьком для своего духа и тела, которые все увеличивались в размерах. Ведя борьбу, он стонал, почти плакал, потому что музыка причиняла ему жуткие страдания. Старик снова повернулся ко мне и заиграл еще громче свою страшную музыку. Папа застыл как пораженный, неспособный двигаться, обессиленный тщетными попытками подняться. Внезапно старик прекратил играть. Папа тяжело повалился на кровать. Старик сказал:
– Сколько рождений переживает человек в одной жизни?
Он хихикнул, посмотрел на меня и продолжил играть с тем же необузданным жаром. Затем кто-то вошел через дверь, приведя с собой призраков, воспоминания и магическую мимолетную улыбку. Я поднял глаза, и меня ослепила вспышка. Это был фотограф. Он только что сделал снимок. Он спешил к изголовью Папы. Он произнес краткую речь, выразив наилучшие пожелания и надежду на скорое выздоровление. Папа не узнал его. Фотографа это не смутило. Он взял папину руку и потряс ее в рукопожатии. Папа строил рожи. Фотограф сделал еще один снимок. Вспышка ранила Папу, и он простонал. Фотограф, набрасывая на себя ореол тайны, сказал:
– Они не знают, что я здесь. Поэтому я ухожу.
Он дотронулся до моей головы и потрепал волосы, надел шляпу и покинул наш барак с таким видом, словно кто-то за ним гонится.
– Когда человек продолжает бежать и не может остановиться, значит, что-то продолжает его преследовать, – сказал слепой старик замогильным голосом.
Он опять принялся играть. Папу это так взбесило, что, к нашему изумлению, он встал с кровати и проводил старика до двери.
На седьмой день Папа чудесным образом избавился от болезни. Это было так, словно он выскочил из транса. По цвету его синяки почти сравнялись с остальной кожей. Его лицо все еще было помято, глаза были все еще сердитые и ввалившиеся, раны синевато-багровые, но он уже был другим человеком. Его выздоровление удивило нас. Я проснулся и обнаружил, что он как ни в чем ни бывало прыгает и боксирует с тенью. Он выглядел усталым, но в глазах горел огонек. Казалось, что его путешествие в мир детства придало ему свежей энергии и ускорило поправку. Он пошел на работу, но вернулся рано. Он немного поспал, боксируя в сновидениях. Когда он проснулся, то заставил меня рассказать о битве с Желтым Ягуаром. Несколько раз он заставил меня повторить рассказ. Сам он почти ничего не помнил из того, что произошло. Он говорил о поединке так, словно это ему приснилось, и реальностью для него была только болезнь.
Мама вернулась рано и рассказала нам о приготовлениях к съезду. Она сказала, что женщины заработали большие деньги, готовя еду для этого события, и что Мадам Кото предложила ей работу. Она спросила Папу, стоит ли ей соглашаться.
– Люди подумают, что ты проститутка, – ответил Папа.
– А как же деньга?
– Нам не нужны деньги, которые воняют.
Мама затихла на весь оставшийся вечер. Это не беспокоило Папу, потому что он хотел только одного – разговаривать о битве с Желтым Ягуаром. Он настолько помешался на этой битве, что и весь следующий день только и говорил о ней, и заставлял меня повторять, как он припадал к земле, как уходил в темноту, и особенно, как он провел контратаку. Единственное, что портило ему настроение, так это то, что никто не присутствовал при этом странном поединке.
– Так ты уверен, что никто ничего не видел?
– Да.
– Никто не проснулся?
– Нет.
Папа простонал в муках. Казалось, что ему причиняет боль то, что он провел такую героическую схватку, никем не замеченный.
– Никто-никто не видел?
– Нет.
– Даже женщина?
– Нет.
– Ни один ребенок, ни один торговец, ни один случайный прохожий?
– Нет.
– Так никто не увидел, как я побил его?
– Никто.
– Ни одна собака, ни одна кошка?
– Ни одна собака и ни одна кошка.
– А может, какой странник?
– Нет. Кроме трех огоньков.
Каких огоньков?
– Трех огоньков.
Папа стукнул меня по голове.
– Затем пришли другие огоньки и их стало больше.
Он снова меня ударил. Я замолчал. Папа был так восхищен своей победой, что только и хотел ею хвастаться. Он знал, что никто ему не поверит. Но в конце концов важно было то, что выздоровев, Папа нашел в себе новые силы, граничащие с безумием.
– Наверное, сначала нужно преодолеть что-то в мире духов, прежде чем преодолеть в этом мире, а? – приходилось ему говорить ветру.
Папа ходил кругами, неугомонный и помраченный в рассудке, как будто ягуар попал в капкан его мозга. В нем поднималась небывалая энергия. Когда бы он ни проходил мимо меня, я чувствовал, как он подрагивает силой, словно зверь, испуганный собственной свирепостью.
Глава 4
Таким образом Папа снова приступил к тренировкам. Он обычно будил нас своими упражнениями. Потом он шел на работу и рано возвращался. Вечерами, поспав после работы, он практиковался у оград домов. Соседи, которые стояли рядом, пили и беседовали, спасаясь от жары в комнатах, наблюдали за ним. Они выносили на улицу стулья и табуретки и устраивались поудобнее, ожидая появления Папы. Когда собиралось достаточно зрителей, Папа выходил из комнаты.
– Черный Тигр! – приветствовали его люди.
Он сразу начинал боксировать с тенью и издавать утробные звуки. Его активность вызывала столько интереса, что уличные торговки, обессиленные за день бесконечными блужданиями, останавливались понаблюдать за ним. Продавщицы апельсинов, вареных яиц, хлеба, жареных земляных орехов подбирались все ближе, глядя на него. Некоторые оставались не без выгоды, продавая товар собравшимся людям. Другие, усаживаясь на песок и откладывая свои корзины, в конце концов ложились наземь и засыпали, пока Папа упражнялся. Странствующие проповедники и дети на посылках, пожилые женщины, идущие с визитами, и торговки побрякушками подходили потому, что собиралась большая толпа.
Папа, между тем, прыгал и представлял свои комбинации четырем ветрам.
– Это новый прием? – мог спросить кто-то.
– Да.
– Ты думаешь, это так?
– Да.
– Новая штука, да?
– Совершенно новая.
– Так как его звать?
– Черный Тигр его зовут.
– Правда?
– Да.
Благодаря Папе у владельцев магазинов и уличных торговцев отлично шел бизнес. У всех хорошо шли дела, кроме Мамы, которая не знала, какой интерес вызывает ее муж и, вероятно, бродя по пыльным пустошам поселка, продавала за вечер не больше коробки спичек. В то время, пока Мама уныло брела домой, уличные торговцы бойко продавали напитки и сладости, сигареты и москитные спирали, орехи кола и жвачку, дешевые солнечные очки и керосиновые лампы. Папино представление они сумели обратить в звонкую монету. Папа спарринговал с воздухом и пылью и разбивал кулаками кирпичи. Среди праздношатающихся он сумел создать себе такую репутацию, что все всерьез стали его побаиваться. Его слава разносилась на крыльях страха.