Магистериум морум (ЛП) - Бэд Кристиан (мир бесплатных книг .TXT) 📗
Парень тоже хотел бы обрести могущество. Но отец пока не разрешает ему испить настоящей власти над миром, заставляя упражняться абстрактно, ухаживать за магическими предметами, изготовлять зелья и учить наизусть колдовские книги.
Юный маг ощущает себя музыкальной шкатулкой, которую то и дело заводят медным ключиком, чтобы услышать впечатанную намертво мелодию. Хотя бы из того же «Словаря демонологии»: «…где есть тело — там есть дыхание. Твоё тело есть вдох, а тело инкуба — есть выдох. Обрети его выдох — и ты обретёшь энергию, недоступную миру смертных. Душа демона будет питать тебя, пока он не истает в пентаграмме…»
Рецепт силы так прост. И на пути одно препятствие — родной отец, якобы желающий добра. Моложавый, стройный, подвижный в свои сто шестьдесят шесть. И даже доказавший, что и семя его…
Юноша ёжится от воспоминаний. Он вырос без матери, и сразу же, как спросил о ней, была ему открыта тайна её мучительной смерти. Как и невозможность долгой любви и постоянной связи для настоящего мага.
«Ибо! — тут отец всегда поднимал чёрную, обезображенную химерой кисть левой руки и тыкал пальцем в небо, или в потолок башни. — Во время соития маг потеет, а так же открывает доступ к слюне, доступ к волосам, доступ к крови посредством царапин и укусов, доступ к семени. И в совокупности мы имеем потерю флюидов — самых ценных частиц тела, с помощью которых враг сможет сотворить с тобой всё, что пожелает. А врагу легче принять облик самого близкого для тебя человека».
Но пока у юноши нет никаких врагов, кроме занудных колдовских книг, а желать — всё равно имеет право только отец.
Горы томов, переплетённых в телячью кожу, что должны быть выучены, растут перед кроватью юного мага. Но самые главные книги ещё впереди, те, что не позволено даже выносить из башни. Именно в них сокрыты главные секреты магического мастерства, которое сделает его таким же великим, как и отец. Но и таким же старым и мёртвым внутри. Зачем ему тогда вечная жизнь?
Киник хочет жить здесь и сейчас. Любить, сражаться, повелевать. Под длинным пологом его кровати спрятаны совсем другие книги: о рыцарях и прекрасных девах, о мужестве, чести и бесчестии, о волшебных странах и ратных подвигах. Если о них узнает отец…
Капля расплавленного воска срывается с потолка, юный маг вздрагивает.
Тут же рябь пробегает по коже демона, зрачки его вспыхивают адовым огнём, разрастаясь на всю ширину радужки, а белоснежные зубы обнажаются в оскале. Но юноша больше боится отца, чем пленника, и злость демона даже развлекает его.
Инкубы беззащитны в пентаграмме. Они могут лишь корчиться, исполняя приказанное, когда отец предаётся с ними похоти, удовлетворяя свои извращённые желания. Застань он подсматривающего юнца…
— Кто-ты? — звуки сливаются в яростное шипение.
Если забыть про адов огонь, у инкуба такие глаза, словно он тоже способен страдать и думать. Но это — морок, один из любимейших демонами. Инкубы неразумны и не имеют души. Их жизненная сила — суть ценность для магов, эфирный движитель, способный питать человека, продлевая жизнь, веселя кровь и оберегая от тягостных размышлений.
— Разве тебе положено знать имя вызвавшего тебя? — ехидничает юнец. — Он помнит, как нужно разговаривать с демонами. — Чтобы нам было нескучно общаться, ты можешь называть меня «Киник». Но это, конечно, не имя. Ну а как я могу называть тебя?
— Аро, — кривится, но выдыхает демон.
В отличие от юного мага, он солгать не может.
— Прекрасно! — провозглашает назвавшийся Киником.
Он подходит к магическому столику, чьи витые медные ножки только и доступны взору демона.
Там юноша долго держит паузу, перебирая невидимые предметы, а потом берёт в руки… нечто. Шаг, и демон может видеть, что в руках у юноши резная шкатулка морёного дуба.
— Подчинишься ли ты сразу? Или попробуем это? — Киник роется в шкатулке и демонстрирует пленнику добычу — простенький с виду деревянный абак. — Как ты полагаешь, Аро, глубокие ли ожоги оставит на твоей нечеловеческой плоти рябина, выросшая на могиле девственницы?
Демон кривится, но глядит, не мигая.
— Злишься? — Киник старательно, по-взрослому, лепит маску удивления. — Учти, в этой шкатулке есть средства от самого стойкого упрямства. Вот кровяная яшма, называемая так же «гелиотроп», она выпивает рассудок. А вот ошейник из шкуры кошки, служившей вместилищем для беса… — юноша запускает руку в шкатулку и внимательно смотрит в сузившиеся зрачки пленника. — Я убедителен, Аро?
Демон тяжело дышит. Глаза его похожи теперь на остывающие угли — красный зрачок почти исчез в чёрной радужке.
— Отлично! — Киник делает шаг к пентаграмме, а сам думает, что «радужка» смешивает многие оттенки в глазных яблоках человека, и только у демонов всё многообразие — чёрный да алый. Однако и их глаза дышат: то порастают алым сквозь черноту, то сужаются до малого обиталища огня.
Киник долго задумчиво стоит над инкубом, и лишь потом вспоминает про шкатулку. Идёт поставить её на стол. Абак он на всякий случай захлёстывает вокруг запястья.
У стола юноша снимает плащ, небрежно роняет его под ноги.
— Зачем-тебе? — спрашивает демон, наблюдающий за его приготовлениями.
— Ты не поверишь, но я — ученик своего отца, — задумчиво произносит Киник. — Меня с детства готовят в маги, целыми днями держат за книгами в четырёх стенах…
— И-не-разрешают-брать-в-руки-меч? — подсказывает демон.
Киник наигранно хохочет. Он знает, что Отца всех демонов и людей, Сатану, называют так же отцом лжи, и потому дискутировать с демонами бессмысленно и даже опасно… Но… ведь отец говорит с ними? Они не выйдут уже из пентаграммы, а значит, их ложь заранее лишена своих ядовитых зубов?
— Да, Аро, — снисходительно кивает Киник. — Я знаю магов, ведущих дружбу с мёртвым железом, но отец не из их числа. Не питай надежд, видя на мне кольчугу. Башня защищена кровью жертвенных быков, убитых и замурованных в фундамент. Их черепа ещё не сгнили.
Демон знает, что древние заклятия сильней его слабой магии. Сейчас они тянут из него последние силы. Глубже этой боли он удерживает пока лишь средоточие огня. Но сам он — кувшин для пленившего его мага.
— Зачем-тебе-владение-мечом? — спрашивает инкуб едва слышно.
Ему не очень-то легко даже дышать в колдовской башне.
— Хочешь предложить мне умения воина? — смеётся Киник. — Нет, Аро, я не ленивый бездельник, неспособный учиться по гравюрам. Мечом я владею неплохо. Но у меня нет возможности открыто показать это. Даже кольчугу я надеваю, только оставаясь один. Я не смею огорчить отца тем, что хочу подвигов и путешествий. На виду у всех — я смиренный ученик мага. В нашем городе хватает сыновей младших вассалов Магистериума, искусных к моим годам в убивании железом. Они…
Взгляд юноши затуманивается. Он смотрит на обнажённое тело Аро, на его могучую мужскую плоть, такую пугающую даже когда она спит, и его охватывает жар возбуждения.
— Они смеются надо мной, — бормочет он. — Кличут девчонкой. Говорят, что даже поломойка не пойдёт со мной, ибо в магах нет мужской силы. Ведь отец смог зачать меня, лишь разменяв полторы сотни лет! Они не понимают, что у магов есть более важные дела! Не понимают, насколько я выше любого из них! И каждого могу заставить служить мне — хоть гением своим, хоть умом! Но я… Ты должен научить меня магии телесного огня, инкуб! Я хочу долгой молодости, как отец!
— Я-могу-взять-тебя, — соглашается демон.
— Ты что, оглох? — зло интересуется Киник. — Это я буду брать тебя, как захочу!
— Я-беру-всегда! — красные глаза снова вспыхивают.
Демон измучен страхом, давлением стен, чужим воздухом, застревающим в горле, но то, что предлагает юнец — невозможно для сущего, определившего свою форму.
— Ты в этом уверен? — холодно интересуется Киник и поправляет абак на запястье.
В другой руке у него возникает крохотное рубиновое распятие — амулет до невозможности сильный и древний.
— Я-инкуб! Я-беру-всегда! — демон рычит, но сияющее распятие заставляет его вжиматься в ледяной камень.
