Ловчие Удачи - 2 книга - Седов Вячеслав (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Наконец пришел черед магов. Они и «девятнадцать» в два ряда стояли друг напротив друга у порога дома совета гильдии в Шаргарде. Шпаги были извлечены из ножен, на клинках играло утреннее солнце, робко поднимавшееся над зданием городской ратуши. В утренней тишине с большими перерывами слышаться фразы, бросаемые то с одной, то с другой стороны. Каждая взвешена подобно крошечному самородку на аптекарских весах, чтобы разговор не пошел как в пословице, и молчание не оттеснило силу слова на позиции серебра к себе как к золоту.
Девятнадцать хотели знать, кто из магов злоумышлял против короля и просили добровольно выдать зачинщиков. Только круглый дурак мог поверить в уверения чародеев, что ренегаты скрылись и было-то их не больше двух-трех.
Рэйтц тогда уверял, что, возможно, дворяне поспешили с выводами, ведь в той суматохе и ночной неразберихе могло показаться все что угодно. Если бы магов оказалось больше пяти-шести и хотя бы средних знаний, то, с отсутствием таковых на стороне верных короне, исход боя был бы предрешен.
Клод понимал, что в словах чародея имелся смысл, к тому же подкрепленный знаниями, ведь тот собирался в скором времени защищать титул архимага. Однако так просто утреннее «стояние на грани» не могло окончиться. Нужно было так оскалить зубы, чтобы гильдия вела себя гораздо осторожней в делах государственных, коль скоро почивший король не отстранил магов от светской власти, как поступил в свое время с церковью. И тогда Клод сумел достойно поговорить с Рэйтцом и выяснить, что причиной появления ренегатов, готовых попрать законы гильдии и вступить на сторону заговорщиков, явился внутренний конфликт. Таким образом, было принято главное правило для магов Шаргарда: «Все что происходит в их гильдии, остается и решается в гильдии».
По окончании переговоров Клоду преподнесли ту самую картину. На холсте в правом углу щерилось лицо мертвеца с ободранной и обожженной кожей, повешенного на суку старого, умирающего от болезней дерева; мимо шла дорога, обрамленная по сторонам опавшей гниющей листвой поздней осени; солнце ярко светило, оставляя в тени веток труп и обращая свой лучезарный взгляд на дорогу, ведущую к замку впереди, меж пустынных и безлюдных полей… «Молчаливая кара» — гласила каллиграфическая подпись красными чернилами.
Все верно. Тогда они не тратили слов впустую.
Клод усмехнулся сам себе, кутаясь в плащ и наблюдая, как к тюрьме подъехал экипаж и из него вышла женщина под вуалью, торопливо направившись к воротам. Оставалось от всего сердца пожелать твердости духа начальнику тюрьмы. Клод не считал, что жестоко поступил, выбрав его для такой роли, хотя и знал о том давнем любовной интрижке, в которой оказались волшебница, «ловец удачи» и цепной пес феларского правосудия. Вернее, последний считал все происходящее до сих пор уместным, хотя давным-давно остался в любовном треугольнике один. Но старина Рене был куда сговорчивее, чем его прежний помощник.
— Удачи вам, сударь, — пробормотал Клод, в котором шевельнулась запоздалая жалость к сорокалетнему вояке, что без ума любил эту властную женщину.
Вот, наверное, ему уже докладывают о ее позднем визите. Он вскакивает с кровати — ради нее хоть сей же час в ад.
Роксана не забыла его… О, это имя! Должно быть, возникли сложности и она вспомнила то, давно данное ей слово…
— Конечно проси! — Рене вскочил с кровати.
Непонятное возбуждение овладело им, вмиг разогнав теперь уже не столь горячую кровь по жилам. Еще дров в камин… Колет и шпагу, живо! Так, вроде бы, свечей достаточно, нет еще на столике у окна…
Оруженосец в недоумении наблюдал за тем, как господин метался по комнате. Сыскалась даже та бутылка вина, которую он стащил для него из заведения знакомого трактирщика в нескольких кварталах от тюрьмы. Пара глиняных стаканов громыхнули на стол. Конечно не хватит нескольких минут, чтобы привести в порядок все то, что столько лет покрывалось пылью безразличия в обиталище тихо выпивающего вечерами верного солдата его величества…
Чья-то могущественная рука выдернула его из пучины забвения после войны и притащила в это место, дав еще один шанс, наверняка последний в этой жизни, верно послужить молодому монарху. Так же, как капитан королевской стражи, что вернулся почти из небытия и верно охранял королевский дворец. Они оба как-то сидели в трактире и все гадали, кто же о них вспомнил, когда им начало казаться, что больше они не нужны…
А ведь таких оказалось немало. «Старая гвардия», собранная по крупицам повсюду, где были те, кого выкинула на обочину жизни война, оставалась вокруг Филиппа. Незримые для его глаз, старые верные слуги умирали, пробуя его пищу и, отравленные, падая в руки перепуганных до смерти поваров, восклицали в последнее мгновение: «Да здравствует король!». Их убивали имперские шпионы, в узких коридорах в спины вгрызались кинжалы заговорщиков, на королевских охотах они гибли с предательскими стрелами в груди, закрывая собой монарха… И все то же восклицание срывалось с окровавленных губ. Их товарищам оставалось только мстить, карать, вешать, жечь, спасая в эти ужасные времена тот свет, что сиял молодой улыбкой с трона для их несчастной, разоренной страны, утирая платками старческие слезы умиления, когда, спасенный ценой стольких жизней, молодой Филипп шел вместе с придворными к собору. И там, у подножия паперти, клал меч своего отца на каменный пьедестал, преклонив колено.
И вот она вошла.
— Рене?
Этот голос произносил его имя немного испуганно, но от того становился еще более мил и даже нежен.
— Я здесь, госпожа!
— Полноте, сударь, не стоит падать на колени. Я к вам ненадолго и по очень важному делу.
Начальника тюрьмы словно обдало из ушата холодной водой. Он так и стоял, слушая тот монолог в деловом тоне. Сколько яда сквозило в словах, а клинком, что всаживали в его душу и не щадя ворочали там, было имя… Имя этого треклятого выродка-полукровки!
Когда зашел разговор о цене, старый Рене назвал ту сумму, которую указало присланное этим вечером письмо. Господь свидетель, у него не было выбора и еще раз подтвердилась старая истина, что больнее всего приходилось ранить тех, кого он любил.
Роксана онемела. Это были огромные деньги. Немыслимая сумма. Вот, должно быть, почему этот странный ночной гость, что уверял, якобы он в городе живет постоянно, когда она спросила почему ларонийский полукровка находится в Шаргарде, а не охраняет подступы к Арганзанду, так неуверенно излагал дело. Настоящий полукровка должен быть более решителен, как и все ларонийцы, но этот Эйлт был квартикантом, [13] иначе как она смогла так легко прочесть его мысли. Странные друзья все же были у Карнажа, и она лишний раз убеждалась в этом, также как и в том, что «ловец удачи» умеет попадать в странные и опасные истории.
Она начинала жалеть о том происшествии на балу, когда так оскорбила Феникса. Но у нее не было выбора. Глупец, тогда он на радостях не понял всю опрометчивость собственного поступка. Но радость его была искренней, ведь он узнал имя того, кто мог подсказать средство от болезни. Будто и так не становилось ясно, что Хронос владеет этим секретом, также как и многими другими, что открыла ему темпоральная магия. В конце концов, магика платила «ловцу удачи», и любовь не мешала ему принимать эти деньги… Это было хорошим оправданием ее совести ближайшие несколько лет, пока этот Эйлт не разрушил все легкостью доступа в свое сознание. Если бы она тогда знала, куда Карнаж тратил деньги. Что ж, его вложения оправдали себя, и спасенный от болезни и голодной смерти друг оказался рядом в трудную минуту. Благо традиционная верность ларонийцев, даже в квартикантах, по-прежнему оставалась собачьей.
Она ушла, громко хлопнув дверью. Рене знал, что она в отчаянии, но не понимал истинной причины. Откуда ему было знать? И вся его ярость, что обуяла теперь, направила свои острые зубы на полукровку, который спал в своей камере двумя этажами ниже.
