Кладезь бездны - Медведевич Ксения Павловна (книги без регистрации TXT) 📗
– Из Мадинат-аль-Заура плохие новости расползлись по другим городам…
– Плохие вести путешествуют быстро, – пробормотал черный кот.
– В Куфе, Маджерите, Мешхеде и Нисибине начались волнения.
– Зайядиты… – пробормотал аль-Мамун.
– Они, – важно подтвердил серый джинн. – Еретики сбивались в толпы и кричали, что Всевышний покарал нечестивого властителя из рода убийц Али ар-Рида.
Имруулькайс вежливо кашлянул. Тарик не изменился в лице. Абдаллах пожал плечами:
– Про Куфу издавна говорили: если хочешь драки, выйди на площадь и выкрикни: «Да славится имя халифа Умара!» Тебя тут же побьют и отнимут имущество.
– В общем, так они и поступили. Кого убили, кого побили, а у кого отняли имущество. Наместников твоих, о эмир верующих, они кого прогнали, кого в окно на копья выкинули. В Куфе вот на копья выкинули. Вместе с семьей. А еще у них объявился очередной тайный имам. Которого они тут же провозгласили истинным халифом и правителем и носителем священного пророческого огня, желтого свитка и шайтан знает чего еще, во что свято веруют эти сумасшедшие.
– Где же сейчас пребывает это средоточие всех зайядитских добродетей? – мягко спросил Тарик.
– Да в Куфе! – бодро ответил джинн.
– В Куфе, – тихо повторил нерегиль и покивал собственным мыслям. – Очень удобно.
– Но это еще не все! – затоптался парсидский кот.
– Говори, о брат по вере, – строго приказал аль-Мамун.
Джинн вздохнул и продолжил рассказ:
– Теперь о столице. Жители Мадинат-аль-Заура и раньше-то не были тверды в верности…
– Вот как?.. – тихо осведомился аль-Мамун.
Повернувшись к Тарику, поинтересовался:
– Ты знал про это?
– Хочу напомнить, что последние годы правления твоего брата я провел далеко от столицы, – прищурился нерегиль.
– А первые годы моего правления ты провел в бегах. Так что толку от тебя – никакого, я понял, – отрезал аль-Мамун.
И приказал огромному пушистому коту:
– Продолжай, о Хафс.
Джинн обмотал лапы хвостищем и степенно продолжил:
– Так вот, как только вести дошли, в столице начались волнения. Не сказать, чтобы их и раньше не было…
– Я знаю, – пробормотал аль-Мамун.
– Пожары. Потом айяры из квартала аз-Зубейдийа дрались со стражей-харас, – мрачно проговорил парсидский кот. – Еще дрались на базарах, в паре кварталов сорвали пятничную молитву. Ну и кричали, что халифа околдовали и прибрали к рукам сумеречники.
– Они это уже с год как кричат, – пожал плечами Абдаллах.
– В этот раз дошло до погромов. – Джинн поднял почти не видные среди серой густой шерсти уши.
– Что ты хочешь сказать, во имя Всевышнего? До каких погромов?
– Разгромили пару домов наслаждений, мой господин.
– Причем тут сумеречники?
– Ходили слухи, что кто-то из посредников привез в город айютаек. В доме Джамиля-парса действительно нашли девушек-сумеречниц.
– И что? – прекратил перебирать четки аль-Мамун.
– Убили, – опустил желтые глаза джинн. – Изнасиловали и убили.
– Очень благочестиво, – мертвым голосом отозвался Тарик.
У нерегиля не было четок, и он просто сцепил руки в замок. Костяшки пальцев заметно побелели. Впрочем, и в лице Тарика не было ни кровинки. Аль-Мамун решил не вступать в словопрения.
– А потом дошло дело и до дворца, – вздохнул кот.
– Что случилось с дворцом, о Хафс?
– Жители столицы провозгласили халифом принца Ибрахима ибн аль-Махди.
– Что?!
Некоторое время в комнате лишь слышалось, как перекликаются во дворе джунгары и время от времени всхрапывают и ржут застоявшиеся лошади.
Четки аль-Мамуна лопнули, и рубиновые зернышки разлетелись, словно кто-то разломил спелый гранат. Абдаллах вдрогнул, сплюнул и отшвырнул бесполезную нитку в сторону.
Нерегиль с отсутствующим видом принялся собирать в ладонь упавшие рядом с ним рубиновые бусины.
– Ибрахим ибн аль-Махди, вот как… – пробомотал аль-Мамун. – Ибрахим ибн аль-Махди…
– Вазиры, Левая гвардия, стража-харас – все присягнули ему, – четко проговорил джинн.
– Абу аль-Хайджа предал меня? – тихо спросил Абдаллах.
Кот покачал мохнатой головой:
– Абу аль-Хайджа не стал командовать Левой гвардией. Но он и его таглиб получили земли в Асваде. И новые хорошие дома в квартале, что строится вдоль канала Нахраван.
– Абу-аль-Хайр? Вазир барида?
– Исчез из своего особняка вместе со всеми документами! – бодро отозвался джинн.
– Понятно, – тяжело уронил аль-Мамун. – Что с моей семьей? Буран, дети – что с ними?
– Они… бежали.
– Куда?
Кот тихонько фыркнул:
– Если бы ищейки Ибрахима знали, в столицу бы доставили их головы, о мой господин. Иорвет вывел их из дворца за день до начала бесчинств и штурма Баб-аз-Захаба.
– Иорвет?..
– Якзан. Якзан аль-Лауни, – подал голос черный кот.
– Штурм? Там был штурм?
– Еще какой, – вздохнул кот. – Сумеречники из хурс стояли до последнего, как ты понимаешь. Попавших в плен раненых сторонники нового халифа распяли. Головы убитых аль-самийа выставлены над воротами Баб-аз-Захаба и на Рынке прядильщиков. Народ ликует. В масджид проповедуют эру очищения аш-Шарийа от сумеречной скверны.
– Торжество веры, ничего не скажешь… – Голос Тарика оставался таким же неживым.
Аль-Мамун не выдержал:
– Вера и учение Али тут ни при чем!
Нерегиль взорвался в ответ:
– А что тут причем? А, Абдаллах? За что их убили, а?! За что?! За то, что они оставались верны своим клятвам? А я тебе скажу, за что! Вашей ублюдочной религии все время нужны жертвы! Человеческие, сумеречные – неважно! Вам нужно все время проливать кровь! Карматы честнее, чем вы, ашшариты! Они хотя бы не прикрываются Именем Единого! А вы беспрерывно воюете…
– …а когда не воюете, то друг друга убиваете и чужое делите, – спокойно продолжил аль-Мамун. – Я помню, что ты мне тогда сказал. Но ты не прав.
Тарик прижал уши и зло прищурился.
– Ты не прав, – жестко повторил Абдаллах. – И я запрещаю тебе оскорблять веру, о самийа.
– И что ты мне сделаешь? Посадишь в тюрьму? Как твой брат? До следующего похода?
– Нет. Но я приказываю тебе прекратить поносить мою веру, Тарик. Когда-нибудь у меня будет время вступить в диспут и привести множество доказательств твоих заблуждений и невежества. Но в данный момент у меня нет времени для диспутов. Так что сейчас – помолчи. И не шипи на меня, о Тарик. Твое шипение мешает мне думать. Вот так.
В щель между ковриками на двери влетела муха и, нудно зудя, принялась биться о беленую стену, потом о ставни. Бззз… бззззз… стрекотание крыльев и снова настырное бззззз…
Свист и глухой удар прекратили зудение. В деревянной решетке ставни торчала джамбия. В наступившей следом мертвой тишине было слышно, как упало на ковер отсеченное лезвием мушиное брюшко.
– Хороший удар, – искренне поздравил он Тарика.
Нерегиль дернул плечом, пошевелил пальцами правой руки, джамбия с силой выдралась из ставни и, словно камень из пращи, вперед рукоятью влетела ему в ладонь.
– Ух ты, – пробормотал аль-Мамун.
Тарик с отсутствующим видом вдвинул кинжал в ножны.
– К тебе вернулась сила? – радостно поинтересовался Абдаллах.
Нерегиль молча поднял глаза к потолку.
– Почему не отвечаешь?
Тарик, не шевелясь, смотрел в потолок.
Черный кот вежливо кашлянул и сказал:
– Ты приказал ему молчать.
– Тьфу на вас на всех, – в сердцах плюнул аль-Мамун.
И глупо приказал:
– Не молчи.
– Вернулась, – переводя на халифа взгляд ледяных серых глаз, сказал самийа.
– Как бы мне хотелось, чтобы у аш-Шарийа была одна голова, – пробормотал своим мыслям аль-Мамун. – Я бы ее отрубил и принес халифату спокойствие.
– Хорошо сказано, – усмехнулся Тарик.
Они долго смотрели друг другу в глаза.
– Кораблей не хватит, чтобы перевезти все войска в Басру, – сказал наконец аль-Мамун.
– А я и не хочу плыть в Басру, – отозвался нерегиль. – Неизвестно, чью сторону принял эмир. А вход в гавань там неудобный – плавни, острова. Ты же помнишь.
