Наша светлость - Демина Карина (серия книг TXT) 📗

А женщин-докторов не бывает.

— Я проводил осмотр Тиссы Дохерти после… происшествия. — Жаль, Меррон не видно выражения лица доктора, а если привстать, то сзади зашипят. — И могу засвидетельствовать, что леди не могла состоять в преступной добрачной связи с де Монфором, поскольку…

Ушедший, им и это обсудить надо?!

Меррон покосилась на тетушку: обычно готовая сомлеть при малейшем признаке непристойности, Бетти слушала выступление доктора жадно, словно бы ее жизнь зависела от понимания, когда именно леди Дохерти лишили невинности. И какими повреждениями это сопровождалось. А лорд-канцлер как назло не позволял скрыться за врачебными терминами, заставляя разъяснять каждый.

До чего же мерзко!

И не отпускает ощущение, что суд этот совсем не ради истины затевался…

— …то есть два синяка и несколько потерянных волосков, по вашему мнению, являются достаточным доказательством совершенного насилия?

— Не совершенного! Но попытки…

— Той самой попытки, о которой нам невнятно твердят. Насильник приходит на встречу. Читает стихи. Дарит цветы. Пьет вино, по утверждению доверенного лица вашей светлости, отравленное. И умирает…

Сегодняшнее заседание закончилось довольно рано, и Меррон подумала, что даже рада этому обстоятельству, хотя остаток дня придется провести взаперти. Но хотя бы тетушка уйдет — леди Мэй пригласила ее на чай. Иначе тетушка принялась бы обсуждать наряды и то, почему приличные девушки попадают в неприятные ситуации и как этого избежать.

Однако планам суждено было измениться: у тетушкиных покоев ждал гость. И Меррон была не слишком-то рада видеть его.

— Доброго дня! Я бесконечно счастлива, что вы наконец о нас вспомнили! — Бетти сделала реверанс, и Меррон последовала ее примеру: не надо ссориться с тетей, пока суд еще не завершен.

— Дела.

Какие у него дела быть могут? Меррон давно усвоила, что делами в замке занимаются исключительно слуги. Или те, кто не способен себе слуг позволить.

Может, Сержант из их числа? Богатым он не выглядит. А сегодня так и вовсе вырядился по-простому: изрядной потертости штаны, кожаная куртка, застегнутая наглухо, высокие сапоги. Не то уезжает, не то вернулся. И главное, что при оружии. На поясе — короткий меч. А с другой стороны — рыбацкий нож с длинным лезвием.

— Вы тоже на суде были? Удивительное развлечение…

Дернулся, точно пощечину залепили. И во взгляде мелькнуло этакое, гадливое. Не по вкусу, значит, развлечения высокого общества. Меррон учтет.

— Я заберу Меррон. К вечеру она вернется. Я прослежу. Идем.

Очередная команда, и тетушка знаками показывает, что лучше бы Меррон подчиниться. Она и подчиняется. Мог бы, кстати, и руку предложить. Меррон бы, конечно, отказалась, но факт остается фактом: ее будущий муж — хам и невежда.

— И для тебя суд — развлечение? — спросил, даже не обернувшись.

— А для кого нет?

— Ну да…

И молчание. Можно подумать, Меррон это все затеяла.

— Куда мы идем?

— На конюшню, — ответил Сержант. И, как выяснилось, не шутил.

Замковые конюшни были огромны и роскошны, пожалуй, более роскошны, чем тетушкины комнаты. В них, во всяком случае, полы не мраморные.

Пахло сеном, свежими опилками, хлебом…

— Это Снежинка. — Сержант открыл дверь денника, и Меррон убедилась, что если и есть на земле лошадиный рай, то он находится здесь. Столько места! Сюда пять лошадей вместить можно, а если таких, как Снежинка, то и семь.

Она была маленькой, изящной и до невозможности очаровательной.

— Снежинка, это моя невеста. Ее зовут Меррон.

Сержант на полном серьезе представлял Меррон своей кобыле. И та, подойдя ближе, окинула Меррон ревнивым взглядом. Потянулась к волосам, коснулась губами и фыркнула.

— Одобряешь?

— А тебе ее одобрение надо?

Похоже, надо.

Интересно, а если он ненормальный, то получится ли у Меррон отказаться от брака? Но Меррон разжала кулак, предлагая Снежинке несъеденные орешки. И та брала их с ладони аккуратно, бережно даже.

— Я таких никогда не видела. — Меррон, осмелев, провела по шее.

— Таких больше нет. Снежинка последняя.

И она немолода.

— Сколько ей?

— Двадцать.

Много для лошади. Но, кажется, говорить об этом не стоит. Сержант смотрел на лошадь с такой нежностью, с которой никто и никогда не смотрел на Меррон.

И вряд ли посмотрит.

Ничего, Меррон обойдется. Она привыкла.

В деннике обнаружилась соломенная гора, на которую Меррон присела. Стыдно признаться, но ей всегда нравились конюшни. Здесь было свободней, чем дома, и, главное, лошадям нет дела до того, как ты выглядишь и насколько соответствуешь ожиданиям. Лошади слушали Меррон, а она слушала лошадей. И ездить верхом научилась рано, по-дикому, если верить тетушке.

Сержант вышел и вернулся со скребками. Куртку снял, пояс с оружием. Он чистил и без того вычищенную до блеска лошадь, что-то приговаривая шепотом, точно пытаясь убедить. А Снежинка и кивала, и трясла головой. Спорила?

Наблюдать за ними было интересно.

И когда Сержант закончил, Меррон огорчилась: пора возвращаться. Тетушка спрашивать станет… И что ей соврать? Правде в жизни не поверит.

— Орехи откуда? Она их любит. — Сержант присел рядом. Теперь от него отчетливо пахло лошадью, но это не было неприятно.

— Угостили… многие приносят с собой.

— Развлекаться?

— Да.

— Там шестнадцатилетняя девочка, которая посмела вступиться за себя.

— И убила.

— Ну, она же не знала, что следует уважать права других людей, — сказал как-то очень зло. А ведь ничего смешного в правах нет!

— Она нарушила закон! И по закону…

Сержант вдруг повернулся и, впившись в плечи Меррон, развернул к себе:

— По закону я могу многое с тобой сделать…

Когда он злой, то даже интересно. А что, если его поцеловать? Меррон попробовала. И укусить за губу. За шею тоже. Кожа сухая и жесткая.

— Женщина, что ты творишь?

Меррон пока не уверена, но идеи у нее есть. В конце концов, она неплохо ездит верхом, и конюшни ей нравятся… вот только платье, похоже, крепко пострадает. И да, без него определенно лучше.

Сорочка тоже лишняя.

Но странное дело, впервые Меррон не испытывает стыда за собственное, такое несовершенно тело…

— Теперь ты на мне точно не женишься. — Она выдыхает это в сжатые губы Сержанта.

По словам тети, мужчины избегают развратных женщин. А этот только рассмеялся:

— Нет, дорогая. Так не пойдет. Ты меня завлекла в укромное место. Обесчестила… развращаешь… А теперь еще и замуж идти отказываешься? Что с моей репутацией станет?

Похоже, тетушкин жизненный опыт следовало признать неполным.

— Выйдешь… куда ты денешься.

Проклятье, а она уже почти согласна…

Тисса не плакала. Не кричала, требуя немедленно все прекратить. Не обвиняла, опять простив за все и сразу. Не оттого ли было невыносимо тяжело смотреть ей в глаза?

Урфин смотрел.

Заставлял себя улыбаться, говорил какие-то глупости, которые придумывал на ходу. И повторял раз за разом, что не надо бояться. Он не позволит ее тронуть. Все получится. А если нет, то… Гавин и Долэг на корабле Аль-Хайрама. Кайя уберет Изольду, а остальных не жаль.

Разве что дока, который не выдержал и все-таки сорвался на крик, пытаясь дозваться. Правда? А кому она нужна. Вот вывернуть чужую жизнь наизнанку, убедиться, что тот, кто рядом, ничуть не лучше тебя и твоего соседа, — это да… док попытается бороться и погибнет. Этого не оценят. Привыкли к чужим жертвам. И еще тот паренек, проводивший вскрытие. Он и вправду умеет разговаривать с мертвецами.

Паж Изольды… другие дети… детей в замке немного, и они не виноваты.

Как и люди, живущие за стенами замка. Чуму стены не удержат.

А Урфина не удержат люди.

И лучше бы у него получилось все так, как он задумал. Ждать уже недолго, но выдержит ли Тисса? И сумеет ли простить потом, когда все закончится?