Три дня без чародея - Мерцалов Игорь (читать онлайн полную книгу txt) 📗
— С избытком, — ответил Нещур. — Иначе и быть не могло. Я думал над смыслом подарка. Восток ведь знал, что с его помощью самого главного не сделаешь: Наума не вернешь. Даже не найдешь, потому что у пера нет связи с Наумом. Но и напрасным дар быть не может. Восток знает многое о грядущем, он — сокол мудрости и свершений. Он знал, что придет день, когда тебе потребуется чудо. И он его тебе дал.
— Значит… по воздуху, аки по воде?
Нещур кивнул.
— О чем это вы? — насторожился князь.
— О том, что наш юный друг может превратить все корабли, стоящие сегодня на Дону, в самолеты. И довести их до Ромейского Угорья. Покажи князю перо, Упрям.
Ученик чародея сунул руку за пазуху и нащупал дар Востока. По руке, по всему телу, здоровому, но начисто лишенному волшебной силы (оказывается, он так привык к ней, даже не умея толком пользоваться, что теперь чувствовал себя голым), растеклось приятное тепло. Перо пообтрепалось, но все равно сияло прекрасным золотым блеском.
— Это дар высших сил, — сказал он. — Второй день как он при мне, а я и подумать не смел. Но в нем и правда столько силы…
— Человеческий ум не привык мыслить о великом, — пояснил Нещур. — Потому тебе и не приходило в голову, каким огромным количеством магии ты располагаешь. Нужно пережить потрясение, чтобы по-новому взглянуть на вещи.
— А ты пережил? — спросил Упрям.
Волхв улыбнулся:
— Конечно. Я всегда боялся высоты, а сегодняшним утром… я полюбил летать. Если бы не раненые, я с удовольствием отправился бы с вами. Однако тебе следует поторопиться. Дары богов предназначены для одного свершения, чудеса происходят лишь единожды — и в нужное время.
— Погодите, — прокашлявшись, воскликнул князь. — Вы что, всерьез думаете, что я соглашусь на это безумие?
— Выбор у нас, кажется, невелик, — заметил волхв.
— Вот так запросто отдать дружину на произвол юнца, который, быть может, мечтает окончательно погубить княжество?
— Велислав Радивоич, — не стал обижаться Упрям. — А очки-духовиды у тебя при себе? Давай я тебе расскажу, как Нещур в Дивный прилетел и что я сделаю с кораблями. Ты мне вопросы будешь задавать, а я отвечать. И если хоть заподозришь, что появилось облачко лжи, — руби мне голову прямо на месте. Я тебе слова против не скажу.
— Да уж, наверное, — непроизвольно усмехнулся князь.
Велислав Радивоич никогда не давал своей дружине скучать. Сколь угодно прочен мир — воины всегда в учении. Полки сменяли друг друга на границах, вернувшиеся отдыхали и вновь отправлялись в поля, хоть потешно, но воевать. Так что сбор дружины неподалеку от города никого не встревожил: новый переход затевается, только и всего. Слухи о том, что переход будет отнюдь не учебным, возникли еще вчера, но, поскольку о положении дел в Ромейском Угорье народ не знал, никто в них и не поверил. Сегодня же весть быстрее пожара облетела город. Люди бросали дела и спешили к причалам — почему-то войско собиралось там. Повидать напоследок родных, пожелать удачи друзьям, просто подбодрить бойцов — все же славяне, все свои. Необходимость похода связывали с принцем Лоухом — и в общем не ошибались, хотя домыслов, понятное дело, разошлось море. У тех же, кто знал правду, не было ни времени, ни, что таить, малейшего желания будоражить народ рассказами.
«Быть может, это и неправильно, — думал Велислав Радивоич, озирая дивничан, пестрым ковром укутавших половину причала. Вторую половину, чтобы обеспечить дольникам свободный проход к кораблям, держали в оцеплении болеславичи. Князь слушал взволнованный голос народа и все острее чувствовал свою вину. — Нельзя правителю что-то скрывать от людей. Нельзя отговариваться тем, что-де не поймут, не примут… Продержи народ вот так поколение-другое — тогда действительно перестанут понимать и принимать. Нет, недостойно это славян!..»
На Упряма, летающего в своем котле от ладьи к ладье и размахивающего пером, поглядывали, особенно когда он ловко огибал мачты и нырял под канатами, но не слишком удивлялись: ученик чародея как-никак — самого Наума болезного. Ему и пристало волшебствовать.
«На Бурезова, пожалуй, смотрели бы больше, — подумалось князю. — Упрям свой, а тот за десять лет так и остался пришлым. Упрям, Упрям… ты чист, я вижу, но оправданна ли вера твоя? И если да — то не сам ли ты виноват в моих сомнениях, коль скоро не поведал мне сразу всего? Однако я не буду тебя упрекать. Моей вины ничуть не меньше. И ведь я сам подтолкнул тебя к молчанию, когда велел ни слова никому не говорить. В час, когда о людях надо было думать, — за престол испугался. За себя на престоле…»
Упрям взлетел повыше и помахал сияющим пером: все готово. Велислав подал знак.
Стройными рядами дружинники загрохотали по доскам причала, по сходням. Красиво, как на смотре, шли — в ожидании ладожских чародеев все равно нечем было заняться, вот и начищали брони да оружие.
Крики толпы стали радостными. Занятное свойство у людей — в любом настроении вид воинов, защитников родины, бальзам на сердце проливает. И не только у простого народа — в душе владыки тоже расцветает необычное восторженное чувство. Вятшие идут!
Велислав тронул пятками коня и выехал на всеобще обозрение. Когда последние воины взошли на палубы, поднял руку — покров тишины спустился на причалы.
— Народ Тверди! В далекой вендской земле, в Угорье Ромейском, беда стряслась. Все вы, твердичи, слышали про хана Огневой Орды — обрушил нечестивец полчища на Угорье. По вендам прошел, славянам грозит. Ладога кинула клич о дружине соборной — можем ли остаться в стороне мы, когда кровь братьев наших льется на Западе? Можем ли предать их, когда есть у нас чудо чудное, диво дивное — перо волшебное, что перенесет полки над землею и карою небесною обрушит на мерзкого хана, булгарами отринутого! Не за наживу, не за тщеславие на битву идем — за честь Тверди и жизнь братьев! Благословите нас, боги благие, благослови нас, народ честной!
Опять не все сказал. Но поздно — в такой миг уже не дознаешься, что оставляешь город под предательством. И все равно ведь остаться нельзя. Не простится правителю, который от боя уклонился.
Причалы взорвались согласным гулом. Запели волхвы, из каждого дивнинского святилища прибывшие. Пели «Восхваление светлым богам», для всех служений единое.
К Велиславу приблизились Василиса, Болеслав и Накрут. Князь возложил на голову дочери венец — она главной остается. Этим можно было бы и ограничиться, но, памятуя слова Бурезова о том, что княжна может находиться под влиянием чар (и чувствуя себя последним подлецом), скипетр — знак власти — подал одеснику. Ему в отсутствие князя власть осуществлять. Это уж если не вернется правитель…
«Вернусь, — подумал Велислав, поднимаясь по сходням. — Конечно, вернусь. И разберусь во всем».
Только сначала нужно отдохнуть от тайн и загадок. Как ни страшна война, именно она закаляет дух. И хорошо, что, пусть ненадолго, впереди ждет хрустально ясное будущее, где все будет понятно и просто…
Поскрипывали мачты, хлопали на ветру паруса. Бока ладей казались несоразмерно большими, с днищ до сих пор стекала вода. Каждый звук с небывалой ясностью разносился в небесной тиши.
Дружинники разделились примерно поровну: часть, спасаясь от головокружения, сбилась на середине палуб, остальные не отходили от бортов. Кто зачарованно смотрел вниз, кто вглядывался в даль, не сдерживая восторженной улыбки.
Здесь не было качки. Ладьи шли на удивление ровно и даже под порывами ветра, нагнетавшего паруса до звона, не давали крена.
Ладей было восемьдесят. Двадцать восемь боевых, длинных и стройных, с горделивыми носами, вырезанными в виде конских голов, — крепкогрудые красавцы, снабженные бивнями таранов. И пятьдесят две торговые посудины — широкие, пузатые, с высокими бортами. Князь мог бы взять и больше, положение властителя позволяло в случае опасности не только просить, но и требовать помощи, но прочие корабли были не в лучшем состоянии: прибывшие на них купцы намеревались заняться ремонтом под конец торгов, когда будет чем оплатить работу знаменитых дивнинских мастеров корабельных.
