Богатырские хроники. Театрология - Плешаков Константин Викторович (книги без сокращений .txt) 📗
— Греетесь, богатыри? — вдруг раздался знакомый ворчливый голос.
— Как ты, Илья?!
— Что я? Сплю, вдруг слышу, Добрыня куда-то пошел. Думаю — ладно. Лежу, слушаю. Тут старая ведьма завозилась, я глаз приоткрыл, вижу — ко мне крадется. Не знаю, зачем крадется, почему — нет у меня вашей Силы, а только хряпнул я ее кулаком по башке — и весь разговор. Может, ей любви моей захотелось, старой?
— Здесь многие любви хотят, — сказал Алеша, непроизвольно содрогаясь. — Хорошо, что у тебя сон чуткий.
Оказалось, Алеша пошел разведать, что это за изба с больной хозяйкой. На пороге его уже ждала она сама и, не говоря ни слова, обвила шею руками и стала целовать — вот последнее, что он помнит. Я рассказал про круг, который разрубил мечом. Илья только качал головой.
— Ну, я бы с этой целоваться не стал, — только и сказал он.
Мы связали старуху и понесли ее в избу молодых. — Ваш Бог троицу любит, — буркнул Илья. Пришли мы, как оказалось, вовремя. Молодая хозяйка уже перегрызала веревку на запястье мужа.
— Что, близка ль Смородинка? — спросил Илья, подбочениваясь.
— Близка, — угрюмо сказал хозяин.
— И что — всех вы так принимаете?
— Ничего не знаю, — защищался он. — Вон ваш к моей жене полез, да мне же еще за это по лбу и дали.
— Мало, видно, дали, раз еще наглый такой, — покачал головой Илья. — Или добавить ему, Добрыня?
— Со Смородинки вернусь — убью, — пообещал Алеша сквозь зубы.
— Вернись сначала, — смело отвечал хозяин.
Алеша тяжело задышал, но — сдержался. Остаток ночи мы провели без сна, шагая по поляне и разговаривая.
— А не лезь ко всякой бабе, — с удовольствием поучал Илья. — На избу он пошел посмотреть! Знаю я тебя, жеребца, намяли наконец бока, поделом, поделом!
Алеша досадливо отмахивался.
Когда рассвело, мы отправились в путь. Хозяева наши уже, не скрываясь, копошились в избе: веревки были развязаны, нас эти люди не боялись. Я поглядывал: на Алешу: он играл желваками и думал вовсе не о Смородинке, которая предстанет перед нами, быть может, уже сегодня. Я не стал мешать ему переживать случившееся.
От вырубки в чащу тянулась едва нахоженная тропа, да и та быстро исчезла. Болотистая мшистая земля чавкала под копытами наших коней; я оглянулся — за нами тянулся след глубоких ямок, которые были уже заполнены водой. Илья ехал впереди: как ни таинственна была Смородинка, а путь к ней вел через болота, и нрав болот Илья знал лучше всех. Я замыкал наш короткий строй. Лес стоял полумертвый, еловый, черный, с голубовато-седыми лишайниками на ветвях, со страшно раззявленными дуплами, расщепленными и полурассыпавшимися стволами. Мох пышно разросся вокруг. Верхушки елей были еще живыми и заслоняли от нас небо. Птицы тем не менее пощелкивали и посвистывали и в этом тяжелом лесу, но видно их не было, и они словно перекликались: едут, едут, свистни дальним! И дальним свистели…
Так ехали мы, покуда солнце не наполнило теплом эти еловые палаты. От земли стало парить; сделалось невыносимо душно. Мы остановились передохнуть, посидели на стволе поваленного трухлявого дерева и поехали дальше.
Я думал о том, что приходило на ум постоянно: о чем спросить Смородинку, если мы доберемся до нее. Если доберемся! Учитель вот еле ушел отсюда. Если станет радостно, конец близок, говорил он.
— Тебе не радостно, Илья? — спросил я.
— Что? Ра… А, ты про это. Помалкивай лучше, — буркнул Илья в ответ.
Алеша хмыкнул.
Нет, радостно нам не было. Лес говорил: уходи, уходи. Блики солнца, падавшие на мох и золотившие его, плясали в глазах, потому что ветер снова завелся, и вершины деревьев раскачивались; плясали и блики.
Вдруг Илья поднял руку и остановился. За гулом ветра было не слышно, шепнул он что-то или нет, я почувствовал какое-то шевеление слева — и вдруг словно мое сердце схватилось камнем.
Прямо на нас из чащи шел Волхв.
Мы поворотили коней, выхватили мечи и изготовились к бою, и тут неведомая Сила сковала нас, и мы не могли сдвинуться с места. Единственное, что я слышал, — это свое тяжелое дыхание.
Волхв шел прямо на нас, неторопливо, со своей всегдашней усмешечкой, совсем маленький в лесу. Борода и волосы его развевались на ветру. Черные глаза глядели сквозь нас. Волхв думал о чем-то своем, не очень-то и обращая на нас внимания.
— Добрыня, — услышал я стон Ильи, — сделай же что-нибудь!
Но с таким же успехом он мог кричать камню.
Волна ужаса наплывала на меня; было лучше умереть, но только не видеть, как Волхв неспешно движется к нам. Лицо его было по-прежнему спокойно; вот до него осталось каких-то шагов десять; я молил Силу: раскуй меня, но я словно действительно стал камнем, и спасения не было. Кони тоже стояли не шевелясь, хотя я, несомненно, разодрал своему Несею бока в кровь.
Волхв надвигался, все такой же сосредоточенный. «Да скажи хоть ты что-нибудь!» — крикнул я ему про себя. Но его худое лицо было совсем безмятежно, и вот он уже перед нами, на расстоянии вытянутой руки. «Сейчас все будет кончено», — вертелось у меня в голове, и невероятное отвращение от того, что сейчас его руки коснутся меня, охватило все мое существо, но только Волхв подошел вплотную и прошел сквозь меня.
Тут словно что-то лопнуло, и никакая Сила больше не сковывала нас, и мы с гиканьем поворотили коней, едва не погубив друг друга, и устремились за ним, и принялись рубить, но наши мечи звенели, сталкиваясь, и только тут мы поняли, что рубим тень, что это насланный Смородинкой призрак Волхва, который так же безопасен, как трухлявое дерево…
Мы остановились, задыхаясь, и глядели друг на друга. Я был мокр с головы до ног от пота. Илья едва дышал, широко раскрыв рот. Лицо Алеши покраснело, словно натертое свеклой, Не сговариваясь, мы спешились и опустились на землю.
— Вот привел, вот привел, — бормотал Илья.
— Когда он прошел сквозь меня, я думал, кончусь, — сказал Алеша с тенью усмешки.
— То есть как это сквозь тебя? — возмутился Илья. — Сквозь меня он шел.
— А мне казалось, что сквозь меня, — сказал я тихо.
— Вот оно что, — протянул Илья. И добавил шепотом, помедлив: — Значит, уж знает она… — И кивнул туда, где, по нашим расчетам, была Смородинка. — Готовится… А может, это уже и ответ был? — сказал он через некоторое время с надеждой. — Куда Волхв-то пошел? На Восток?
— Не ответ это был, Илья, не ответ, — сказал Алеша досадливо.
Мы двинулись дальше.
Илья медленно выбирал путь, едва угадывая, где твердь. Неожиданно он гадливо сказал:
— Полюбуйтесь-ка!
В низине, с еле слышным из-за ветра шорохом, сплетались в брачный клубок полосатые жирные гадюки. «Веселый будет ночлег», — подумал я мельком. Я не сомневался, что ночевать нам предстоит где-то в этом лесу.
И тут вскрикнул Алеша.
Волхв шел на нас на этот раз справа, с востока. Снова Сила сковала нас, и снова он проходил сквозь нас, и снова было жутко, хотя и не так, как перед этим.
Когда Волхв появился в третий раз, Илья досадливо сплюнул, хотя и был скован Силой:
— Ходит и ходит! Хоть бы князь Владимир вышел, что ли!
Больше Волхв — или, вернее, его призрак, насланный Смородинкой, не появлялся. И так было ясно: она ждала.
Вечерело.
— Нет, богатыри, — сказал наконец Илья. — Я ничего не могу разобрать, где здесь болото, где что. Надо ночевать.
Развели огонь. Стало немного легче. Тоска и страх, нагнанные Смородинкой, были ослаблены огнем.
— На Восток бежал Волхв, на Восток, — убежденно говорил Илья.
— А на Востоке его искать — охо-хо…
— Может, он в одном дне пути отсюда прячется, — угрюмо говорил Алеша, который никак не мог оправиться от прошлой ночи. — В деревне обычной. А ты его на Восток отправляешь.
Алеша был прав. Я не удивился бы, если б узнал, что Волхв прячется в Киеве в княжеском дворце, где мы провели два месяца.
— Вот увидел я призрак этого нетопыря, — говорил Илья, — а он так же мерзок, как и сам Волхв…
Внезапно лицо его изменилось, он сжал голову руками и замычал.
