Будь здоров - Башун Виталий Михайлович (первая книга .TXT) 📗
Девушка заливисто рассмеялась:
— Ой, господин лекарь, вы так смущаетесь, сразу видно, что самому пациентом не доводилось бывать. Мы-то с девушками раз пять за ночь вам белье меняли и тело обтирали, поздновато уже прятаться… — лукаво улыбнулась она. — Вот вам простынка, я отвернусь, а вы накиньте её на себя. Ваша одежда была вся мокрая, мы её постирали. Сейчас вот высушится, погладим и принесем. А вы кушайте пока. Кушайте. — И она затараторила, спеша вывалить на меня местные новости: — А больной-то наш, как операция закончилась, кушать запросил. Ночь уже, поздно, а он — кушать. Так жена его, девчонки говорят, всю операцию под дверьми операционной просидевши, сразу домой кинулась. Еды ему нанесла, на неделю хватит. А Норбиано, — я догадался, что это наш егерь, — так даже говорить с ней смог, чего уже неделю с ним не случалось. Спят теперь оба. А это надолго ему облегчение такое, господин лекарь?
— Филлиниан меня зовут, — проворчал я. — На полгода точно хватит. Потом лекарю надо будет показаться. Пусть осмотрит, это недорого. Но если что опять начнётся, пусть обязательно находит деньги и лечится. В самом начале болезни излечение у лекаря стоит гораздо дешевле, чем в запущенной стадии.
— Господин Филлиниан, а вот так вот, чтобы баночки с зельями летали и зелья те, как по шнурочку, прямо в больного впивались, — это каждый лекарь может? — таинственным шёпотом спросила у меня помощница. — Вы для этого спрашивали про магический договор? Так я, если что, ни словечка! Ни-ко-му.
— Это новая методика, ещё не опробованная даже в столице, поэтому пока никому не рассказывай. Если бы были иголки для капельницы, я бы ни за что не рискнул её применять, — абсолютно честно ответил я. Потом вдруг вспомнил, что говорила помощница, и в тревоге чуть не подпрыгнул. — А много егерь съел?! Ему же осторожно питаться надо после такого истощения!
— Не беспокойтесь, господин лекарь, — легко махнула рукой Миринилла. — Неужели мы здесь не имели дела с истощенными и не знаем, как их выхаживать? Бывало уже. То рудокоп в горах заблудил, то вот недавно охотник ногу сломал. Пока его егеря нашли, отощал — страсть смотреть. Конечно же жене Норбиано мы объяснили, что давать, как давать, куда… то есть когда давать.
— Благодарю. Всё было очень вкусно.
— Вот и охранникам вашим тоже понравилось. Мы уже их покормили, а то пока они там до своего обеда досидят…
Я даже встрепенулся. Мои охранники! Так быстро? Не может быть.
— Какие охранники?
— Да егеря же. Вчера какие-то напряжённые были, что одна пара, что другая. Не разговаривают, по сторонам зыркают, с ними здороваются, а они, как чужие, кивнут молча и опять будто ждут чего. А сегодня будто подменили их… Ну подменили, конечно, новая пара пришла. Да старая тоже не уходила. Так вчетвером в палату к Норбиано и заявились. Вышли оттуда, ну снова парни как парни — смеются, шутят, с девушками шуры-муры навостряют…
Весь этот день я пролежал в палате: двигаться не хотелось, думать и тренироваться тоже. С проживанием на постоялом дворе мои спутники разберутся сами, тем более, «госпоже» Олисии есть над чем поразмыслить.
Наступил новый день. Я проснулся бодрым и свежим. Позавтракал и отправился на обход. В первую очередь мы навестили палату безнадёжных. Сразу при входе я отметил, что изменилась эмоциональная атмосфера этого помещения. Жена егеря всё так же сидела возле постели мужа, гладила его, но уже не с тоской и болью, егерь полусидел и что-то тихо ей говорил.
Дедка на месте не наблюдалось. Он, оказывается, был известным в городе «ходоком» («Седина в бороду — демон в бок») и в данный момент вовсю увивался за кладовщицей, якобы поразившей его прямо в сердце. То есть это её неземная краса, поразив сердце деда, привела его в палату безнадёжных, и кабы не столичный лекарь, он бы ушёл в чертоги богов с её именем на устах. Ну как такому поэту местного розлива может отказать чуткая женская душа? Я же проявил нечуткость и распорядился гнать ловеласа домой.
С нашим появлением егерь и его жена несколько насторожилась, прекратили разговоры, и две пары встревоженных глаз стали следить за каждым моим движением. Услышав моё распоряжение гнать деда, высказанное самым строгим голосом (каюсь, иногда репетировал перед зеркалом, а то в больнице королевы Сенлины ни персонал, ни больные не хотели верить, что я и наказать могу), супруги как будто ещё больше испугались. Даже дышать стали через раз: вдох — пауза, выдох — пауза… Помощница деликатно хихикнула, понимая, что любвеобильного старичка надо было ещё вчера выписать и строгость моя показная. Скажите, ну почему девушки каким-то образом мгновенно начинают разбираться в моём характере, порой лучше меня самого? Загадка.
Кроме тревоги, супружеская чета прямо излучала счастье, радость и надежду. Мне совсем не нравилась в этом букете примесь непонятного страха, причину которого я не мог понять, как ни ломал голову. Решив, что всё как-нибудь само прояснится в скором времени, попросил женщину пересесть, а сам магическим взглядом осмотрел больного. Вроде всё в порядке: восстановление идёт хорошо, рецидивов не заметно. На мой взгляд, исцеление прошло успешно, но осмотр опытного лекаря через полгода не повредит.
— Ну что ж, господин Норбиано, теперь восстанавливайте силы. Питаться получше, гулять побольше — сначала до конца коридора, потом на улице вокруг больницы. Если всё будет хорошо, дней через шесть-семь выпишем. Но обязательно после нового года покажитесь лекарю. Обязательно.
Я назначил несколько укрепляющих снадобий и собрался уходить, когда женщина вдруг встрепенулась, бросилась ко мне, обхватила руками и зарыдала на моей груди.
— Господин… лекарь… мы… вам очень… очень благодарны. Я его очень… очень люблю! А дети… дети бы без отца… Кого из богов благодарить, что вы здесь оказались?
Я стоял в растерянности и не знал, что делать. На помощь пришла Миринилла. Она взяла женщину за плечи, отвела к пустой кровати, усадила и стала успокаивать.
— Ну что вы, всё ведь хорошо, — ласково журчал её голос. — Господин лекарь — сильный маг, так он и поборол болячку вашего мужа. Теперь всё будет хорошо. Не надо плакать.
— Это… от счастья… простите меня, — всхлипывая, проговорила подопечная моей помощницы.
Норбиано прокашлялся и всё ещё слабым голосом, тревожно глядя на меня, тихо спросил:
— Сколько мы вам должны, господин лекарь? Я прошу меня извинить, но у нас сейчас нет столько денег… я знаю, сколько это стоит… интересовался… — Он говорил с затруднением, через силу. Дело было не в жадности — я чувствовал, что его беспокоит только невозможность в ближайшее время расплатиться. — Мы продадим дом, займем у друзей… мы постараемся побыстрее…
— Вот что, милейший, — бессознательно повторил я интонацию учителя Лабриано, когда он бывал недоволен, — когда вас везли в операционную, про деньги спрашивали? И сейчас никто не спрашивает. Дело в том, — пояснил я, — что я сейчас на практике и опробовал на вас новый метод, который только начали испытывать столичные лекари. Так что ваше лечение проходит, можно сказать, как испытательное, а за него денег не берут.
С минуту стояла тишина, а потом напряжение и тревога развеялись.
— Вот разве что после выписки угостите меня домашним вином, — улыбнувшись, сказал я.
— Да я… мы… весь подвал к вашим услугам! Забирайте!
— Благодарю. Весь подвал мне не нужен, хватит и бутылочки.
Пожелав егерю скорейшего выздоровления, мы с Мириниллой продолжили обход.
На восьмую ночь нашего пребывания в Бардиносе я, как обычно, связался с женой, но настроение у неё было совсем не обычное. Описать его очень непросто. Смесь счастья, радости, восторга, любви… злости, ярости и подозрительности. Гонец добрался до столицы.
ГЛАВА 12
— И что это значит?! После каждой практики за тобой тянется шлейф восторженных девиц! Кот похотливый! — яростно сверкая изумрудными лезвиями глаз, допрашивала меня дражайшая половина. — Почему ты не сказал, что идёшь не один?! Зачем ты их вообще с собой потащил? Никак не мог расстаться? Хотел по-тихому отправить их обратно, а там — шито-крыто?
